Ты сама пришла ко мне в руки

– И почему я верил ему?..

– Если вкратце, то я решил присягнуть Бесцейну как внук принца Вира, – пояснил Дайдрус.

– Решил только что? И веру придумал только что? – немного повысил голос Девайин. – Думаешь, я в это поверю?

– Можешь верить во что угодно, мне это безразлично, – лениво проговаривал слова Дайдрус.

– Хэллис, а ты какого Хенера делаешь на той стороне? – продолжал недоумевать Девайин.

– Я не обещал вам поддержку, – громко ответил Хэллис. – Я не заверял вас в своих симпатиях. Лишь поделился информацией. И правильно сделал. Ваши действия после получения этой информации обнажили ваши истинные мысли – не смотря ни на что, вы не собираетесь становиться полноправными подданными Бесцейна, вы лишь хотите пользоваться благами империи и с их помощью построить своё богатство. Лично мне, учитывая все обстоятельства, в этом нет никакой выгоды.

– Что же… в таком случае мы отбываем с планеты, – объявил Девайин, – но только при одном условии: наши сёстры и дочери улетают с нами.

– Только те из них, которые захотят этого, – возразила беловолосая доспешница. – И то же самое касается ваших дочерей. Если одна из них откажется улетать с вами, то это значит, что она перестаёт считать себя вашей дочерью. Сомневаюсь, что такие найдутся, но всё же знать наверняка нельзя.

– Хорошо, – спокойно ответил Девайин. – Однако… вы должны знать, кто именно остаётся у вас. Вы считаете, что когда мы слетим с планеты, вы сможете вздохнуть с облегчением, но на деле с вами остаются худшие из худших. Дайдрус и те четверо, что остались в лагере – носители воли Деказруа Шестого, исполнители самых жестоких его приказов. Случись Деказруа завоевать эту планету, именно эти четверо провели бы на ней резню, отделяя полезных разумных от бесполезных, уничтожая опасных самыми жестокими и коварными методами, разработанными Дайдрусом, который этому учился, кстати, у Кармина. И если вы думаете, что оставив у себя этих зверей в обличие разумных, вы сможете их как следует выдрессировать, то вы очень ошибаетесь. Они развернут ваших друзей против вас и, в конце концов, сделают вас рабами. Разве что не так явно и скоро, как сделали бы это, прикрываясь властью Деказруа Шестого и пользуясь его влиянием. Причина, по которой мне было бы не жаль убивать Кармина – в презрении и отвращении, которое все мы к нему испытываем. Потому что нормальные разумные не испытывают ничего хорошего к таким, как он. Подумайте, стоит ли его защищать, если даже братьям не жаль его, а родной отец запретил ему воспроизводить себя в детях.

Ответом Девайину было полное молчание.

Все собравшиеся напротив алмазных варлордов защищали закон Бесцейна и охраняли порядок на своей планете. Кармина, возможно, никто защищать и не собирался. Просто это так выглядело для Девайина и его братьев, внезапно оказавшихся в меньшинстве и под сильным давлением.

Кармин взглянул на Дайдруса.

Тот смотрел прямо перед собой и будто бы не чувствовал ни стыда, ни раскаяния. Презрения и отвращения к Кармину тоже не находилось. Дайдрусу отец тоже запрещал спать с женщинами, способными зачать. И как будто бы это было именно для того, чтобы вывести их, парней, выбранных отцом для грязной работы, в особую касту тех, кого не жалко, кто презираем, и тех, за кого никто и никогда не будет мстить.

Девайин, а вслед за ним и остальные, не сказав больше ни слова, упали на запад – в направлении адаптационного лагеря.

– Нужно усилить охрану сестёр, – первым делом сказал Дайдрус. – Они наверняка прямо сейчас летят туда.

– Они не должны знать, где находится их лагерь, – возразил один из перевёртышей, возможно принцев-древнейших, отдалённо напоминающий Хэллиса, и тут же принялся раздавать поручения: – Нинио, Айрелл, Ро и Хэллис, вы присматриваете за Кармином и Дайдрусом. Я услышал угрозу в их адрес и мне даже почти интересно, что за ней последует. Мы с Виром, Вайсварреном и Хантом займёмся усилением охраны варледи и организацией сопровождения партии Девайина прочь. Мы должны знать, что они отбыли и не вернутся, чтобы похитить какую-нибудь леди. К сожалению, я не имею ни малейшего представления о том, кого просить о сопровождении.

– Я могу последить за ними отсюда, – вызвалась беловолосая доспешница.

Это значило, что это не просто храбрая леди-офицер. Эта женщина – могущественный маг. Отсюда и смелость для противостояния отряду алмазных варлордов.

– Я доложу Бесцейнам, – сказал один из пары черноволосых крылатых, держащихся поодаль, и у Кармина при взгляде на него вдруг необъяснимо заколотилось сердце. – Они будут счастливы, что больше не нужно оплачивать досуг шестнадцати из двадцати князей… Дайдрус, Кармин. В этой империи полным-полно тех, кто в прошлом проявлял крайнюю жестокость. И в отношении друг друга тоже. Этот парень, – крылатый кивнул на перевёртыша рядом, отдалённо похожего на Хэллиса, – неоднократно вырезал всё моё потомство, включая женщин и детей. Но здесь мы с ним служим Бесцейну и пытаемся построить новое общество. Потому мы забыли о мести. Хотя бы на то время, пока работает наш эксперимент по созданию мирного убежища с идеальным обществом. Ради своей цели мы забываем о прошлом, пусть это и невозможно на деле. Ради нашей цели и мира вас никто не станет допрашивать и не осудит за прошлую жестокость. И как только Бесцейн примет вашу присягу, вы станете подданными империи, которых мы будем вправе защищать даже от вполне справедливой мести.

– Он ясновидящий, Кармин, – вдруг сощурившись, сказал Дайдрус. – Если он говорит это, то только потому, что видит, что в будущем ты будешь хорошим, милым мальчиком, который неплохо послужит империи Бесцейна. И целям принцев.

– Скорее всего ты прав. Да, я уже полностью готов стать одним из подданных Эрика Бесцейна.

– В таком случае… – ясновидящий улыбнулся и послал в сторону Кармина загадочную волну света, после которой у варлорда защипало кожу на шее возле ключицы. Предположительный ясновидящий тут же растворился в воздухе, словно исчез в тумане.

Это исчезновение будто послужило сигналом для партии принцев-магов. Они срывались с места или исчезали как ясновидящий, а братья Сармы и Хэллис и его сопровождающие окружили Кармина. Он дотронулся до чего-то щекочущего на шее и обнаружил кровь. Оказывается, Крон поцарапал ему шею, а Кармин этого даже не заметил.

А ясновидящий исцелил. Значит, Кармин стал для него "своим" сейчас, ещё до присяги Бесцейну.

– Пусть Сапфир и обещал, что тебя не будут допрашивать, – протянул Хэллис. – Но я должен знать, кому отдал Дайиси. Что такого ты натворил, Кармин Тахри, отчего тебя презирают родные братья?

– Как будто не достаточно делать то, что должен, чтобы родные братья тебя не возненавидели. Не так ли, Дайдрус?

– Совершенно верно, – спокойно, почти безэмоционально отозвался Дайдрус, и прибавил: – Ненавижу тебя, будь ты проклят.

– И всё же? – с придыханием интересовался Хэллис, почти идеально скрывая надежду услышать нечто ужасное.

– Отец приказывал мне подавлять восстания на едва завоёванных территориях, – быстро сказал Кармин. – Подавление восстаний, быстрое и эффективное, всегда несёт отпечаток жестокости. Я выполнял приказы своего отца и повелителя снова и снова. Ничего больше. И если вдруг ты, Хэллис, ищешь выгоду в моих словах, то Дайиси я уже рассказал об этом.

– А то, что ты подбросил свои датчики ко мне?

– Это только для того, чтобы ты понял, на что она способна ради меня.

– О, она на многое способна, – издевательски затянул Хэллис. – Я сказал ей, что доставлю тебя ей живого и почти невредимого, если она заключит контракт со мной. И она почти согласилась.

– Ты её совсем не знаешь. Предложи ты такое любой другой серене, она, чувствуя бессилие против твоей воли, возможно и согласилась бы. Но Дайиси – боец. Она чувствует, сознаёт и готова воплощать свою силу, свою гордость и волю. Она всегда была и будет готова бороться за то, что выбрала. А она выбрала меня.

– Потому что понятия не имела, что ты представлял в прошлом.

– Она не отступится, – покачал головой Кармин, отвечая на пристальный, немигающий взгляд Хэллиса. – И правильно сделает. Если, как сказал Дайдрус, ясновидящему всё равно, каким было моё прошлое, то будущее я никак и ничем не запятнаю. Если это будет будущее с ней, то поверь мне, я не дам тебе ни одного шанса указать ей на мои недостатки.

Хэллис поджал губы и с неудовольствием отвернулся было, но тут вдруг сверкнул весельем в глубине глаз и сказал:

– Я буду присматривать за тобой, Кармин. Всё время. Нет, я не буду её расстраивать зазря. Но если ты думаешь, что тебе достаточно просто хорошо себя вести, то ты ошибаешься. Я буду следить за тобой очень внимательно. И если ты совершишь хоть один промах… всего один, любой!.. Я сделаю так, что этот промах станет катастрофой для тебя.

Кармин кивнул и повернулся в ту сторону, куда улетели его братья. У него не было ни малейшей уверенности в том, что принцы действительно проследят за дальнейшими маршрутами алмазных варлордов. С другой стороны, они действительно опасны и было бы гигантской глупостью просто отпускать их.

– Я бы на месте принцев просто отравил их, – сказал Дайдрус, уловив направление мыслей Кармина.

– При помощи эскортесс, к примеру, – пожал плечами Кармин и облизнул губы.

– Большая часть принцев – крылатые, – возразил Нинио. – У них такое считается чем-то сродни трусости. А она оскорбительна. Потому точно нет. Но даже если бы такого не было, принцы не стали бы нарушать закон Бесцейна даже в отношении опасных для империи личностей.

– Вы уверены?

– Нет. И всё же… И кстати, куда Шесна Коли дела Сарму?

– Я не знаю, – отозвался Кармин. – Но пока те пятнадцать Тахри не уберутся как можно дальше… до тех пор я не хочу, чтобы она рассекретила своё убежище. Я предлагаю… спуститься всем на улицу, господа. Не стоит и дальше бесить доспешников своим видом.

Вскоре все они стояли в каком-то переулке возле витрин магазинов, за которыми плотно набилась тьма. Стёкла теперь играли роль зеркал, и братьев Сармы с сопровождающими Хэллиса казалось много больше, чем их было на самом деле. Все они, даже их отражения, пытались задавать Кармину какие-то вопросы, но за него отвечал Дайдрус. Кармин же впал в такое же состояние, какое заметил однажды у Сармы, когда она не слышала плача Эю, даже сидя с ней рядом. Это состояние оказалось густо замешано на подавленности и попытках впустить в свою голову что-то, с большим трудом прорывающееся извне сквозь слои упрямства. Помолчав так какое-то время, Кармин промучился сам с собой и своими мыслями и всё же пришёл к болезненно-неприятным выводам.

Во-первых, оказалось, что попытки использовать Сарму кем-либо – это дикость и по форме и по содержанию, но себе он охотно прощал всё подобное. Во-вторых, едва прочувствовав эту дикость, он уже не сможет совершать то же самое в отношении Сармы. Не сможет настолько верно, насколько теперь начал испытывать отвращение к себе за то, что послал любимую к сопернику, зная, что она его впечатлит. В-третьих, он простил бы Сарму, если бы она использовала его таким образом, но кажется, потребуется что-то невероятное, чтобы он смог простить самого себя. Тем более, после того, как обещал ей больше не обманывать её.

Кармина долго не пытались отвлечь от мыслей. И он смог внутри себя добраться до простейшей идеи просить прощения у Сармы.

И когда ночью её доставили в предел, он поднёс ей Эю и принялся извиняться, Сарма оборвала его и сказала:

– Оставим это на потом. Мы все устали… Ты снова наговоришь милых глупостей, я тебе поверю и прощу, чтобы забыть. Но я не хочу. Я хочу примерно наказать тебя чуть позже. А для этого замолчи и ложись спать. Ты не спал пару суток. Тебе точно нужен сон, а не моё прощение.

– Наказать… Сарма, я приму любое наказание. Хотя звучит это, конечно, не слишком серьёзно.