Светочка. История одного поступка

– Дайте мне бумагу, я всё напишу, что надо.

Светочка протянула ему свою паскудную распечатку, он уточнил, куда ставить росписи и, без эмоций на лице, поставил. Светочка не понимала. Нет. Он не мог так просто сдаться. Даже она не много, не долго, но всё-таки сопротивлялась.

– Артур, ты чё, ты понимаешь, что ты подписываешь? – не выдержала Светочка.

– А куда мне с тобой тягаться? Знаешь, в тот день мы с Ксиной подрались. Она кричала, что я ничтожество, лох. Кричала: «Сделай что-нибудь, чтоб я тебя зауважала». Я взял её мафон, дискачи и выкинул в окно. Потом мы пошли всё это собирать и… Тут-то подоспел ваш начальник… А мы ведь ему на новое окно уже деньги собрали…

– Ты не понял, тебе шьют другое.

– Кто шьёт?

Светочке было очень стыдно. Это неправда, что делать мерзости легко. Делать пакость прекрасно понимая, что тот, против кого ты делаешь пакость, это понимает в два раза тяжелее, чем просто делать пакость, а просто делать пакость в восемь раз сложнее, чем делать по-честному… И Светочка сейчас бы всё отдала, чтобы сделать по-честному.

– Ну я…Я тебе это шью, – наконец ответила она.

– Да знаю я. И знаю, почему этим занимаешься ты. В Ксину метила?

Светочка отвела взгляд.

– А я был уверен, что больше моего её ненавидеть нельзя. Но… знаешь, жизнь такая штука… Когда меня сюда загребли, когда мне стали шить этого Бушлаева… Там сначала другой следак занимался, но он перевёлся в Партизанск. На хрен ему тот Партизанск сдался… А потом и от туда свалил. Так вот, когда мне стали это шить, Ксина всех на уши поставила, собрала на адвоката. Сейчас хочет по газетам, на всякое там телевидение пойти. А много с этого толку, у вас же там сумасшедшее бабло крутится… Вроде бы на фига это она? Так получилось. От тюрьмы и от сумы не зарекайся, стену лбом не перешибёшь… Всё равно, спасибо ей за это, никогда не забуду.

– Чем ты занимался, пока это всё ни случилось?

– Я строитель. Цемент таскаю, камни кладу.

– Много зарабатывал?

– Двацатка в месяц обычно выходит, а один раз 30 было.

– Это ж такой ужас, тяжело, на холоде особенно…

– Нет, не ужас. Нас, строителей, обычно много на доме. Как тараканов. И все туда-сюда и все матерятся, шутят, перекуривают иногда. Мы утром приходим и, кто-нибудь обязательно скажет: «А месяц назад пятого этажа ещё не было». Сложно объяснить, как это, когда на твоих глазах растёт дом, в котором каждая квартира стоит в десятки раз больше тебя со всеми твоим добром. И этот дом построил ты. А, когда ты умрёшь, дом всё равно будет стоять. Я, иной раз, с друзьями прохожу, говорю: «Этот дом построил я с пацанами». А они мне: «Чё, внатуре? Красава!» Короче, тебе не понять. Построить дом – это круто. Круче, чем за бабло сажать людей. Ты любишь свою квартиру?

– Люблю.

– А ведь её построили пацанишки натипе меня. Квартира – это всё. Это самое дорогое, что есть в Находке. Квартира это… тупо звучит, наверное, это Родина. И знаешь, я отсижу. Вы ж мне много не дадите, хоть и в погонах, всё равно какие-никакие люди… Я отсижу и буду дальше строить. Такой уж я человек. Это я нужен тебе, чтоб не слететь с хлебного места. А ты мне не нужна. Я буду строить, даже если всё ваше следствие взлетит на воздух. Даже если…

– Артур…

– Закусило, да?

– Ты спал с Алисой?

– Чё, упала, ты посмотри на неё и на меня. Я у неё закурить просить побоялся бы. Вообще, я её видел, она меня, может, тоже мельком, но ей десять человек в ряд поставишь, скажешь показать меня, она не покажет. Ну, а с Бушлаевым мы, и вправду, как-то цапанулись. Ревнивый он, как чёрт. Был. Да и я так-то спокойный, а с пьяну и двинуть могу.

– Если понадобится, сможешь это повторить для журналистов или на суде?

– Хочешь вслед за Бушлаевым отправиться?

– Сможешь или нет?

– Смогу, чё мне!

Светочка разорвала позорный протокол на мелкие кусочки и вышла. Вышла улыбаясь, с ощущением, что сдала экзамен на пять, хотя самой в пору было прикидывать – что лучше застрелиться или повеситься.

Она шла по Народному проспекту и смотрела на дома. Где-то в других больших городах, где много разных зданий, такие дома обозвали смешным словом хрущёбы. А Находка вся состояла из хрущёб, и никто не думал назвать свой дом даже хрущёвка. Да, это серые однотипные пятиэтажки с маленькими кухнями и крошечными ванными. Но в каждой такой хрущёвке живёт 50 семей, в каждой хрущёвке проходит чьё-то детство и начинается чья-то старость. А построили их такие пацанишки, как Ксенофондов. Серёжин такого простого бесхитростного человечка, не задумываясь, задавил бы, как букашку. Светочка не Серёжин. Она видела, что у Артура есть представления о жизни, есть какие-то свои, смешные, мелкие ценности, а значит, он человек. Нет, Светочка никогда не была очень уж честной, и даже однажды получила за это три тысячи, но заволокитить чей-то мелко бытовой скандал не всё равно, что отправить за решётку молодого парня, который не сделал ничего, кроме того, что попал под раздачу. И ради чего? Чтобы прикрыть филейную часть какому-то Серёжину? А, кто он, в сущности, такой без следствия, прокуратуры, ФСБ и таможни? Мелкий мошенник и бандит, каковых Светочка штук пять посадила? И можно было бы понять, если бы всё держалось на огромных деньгах. Тогда – сами подонки, сами берём. Но… всё держится на тупом, непонятно откуда взявшемся страхе, – как бы чего ни вышло. Откажусь – посадят, уволят, убьют. Но тот генерал из таможни отказался. И Бушлаев отказался, и друзья Бушлаева тоже. А если сегодня откажется Светочка, а завтра прокурор, а послезавтра судья… То… Ничего у этого Серёжина не выйдет. И ведь, имеем право отказаться. А что, человек проводит на работе большую часть своей жизни. Твоя работа – это то, за что ты уважаешь себя сам и хочешь, чтобы уважали другие. Твоя работа – это ответ на вопрос «Кто ты?»

В 2009 году случился кризис, и денег у людей не стало. Все деньги были только в госпредприятиях. И позвонковая система была у всех, кто работал в госпредприятиях, предприятиях мэров и губернаторов. Поэтому всем напоминали, где лежат листы – писать заявления. И, как бы по-хамски ни вели себя руководители, люди молчали. Больше никто не работал на результат – все работали, чтобы не потерять места.

Когда-то, много лет назад, Раскольников спросил себя: «Тварь я дрожащая или право имею?» и убил бабку. В стране победившей демократии, свободы слова, рыночной экономики и прав человека для того, чтобы ответить на аналогичный вопрос, надо было всего лишь выполнить свои должностные инструкции.

Когда Светочка решила работать следователем, он прекрасно знала, на что идёт. Она знала, что придётся раскалывать самых отчаянных мерзавцев, людей, от которых можно ожидать всего. Она знала, что её могут убить или покалечить, просто потому, что она работает в следствии. И продолжала работать. Год… А значит, разве имеет она право вот так вот повестись на очередного уголовного персонажа?

Люди хотят, чтобы ты искала, а не подтасовывала улики. Ты же не хочешь прийти в больницу, чтобы тебя лечили от туберкулёза, потому что за это ты много заплатишь, а не от простуды, которой ты реально болеешь? Ты же не хочешь, чтобы преподаватели университета не ходили на собственные пары и ставили тебя зачёты за рефераты? Ты же не хочешь покупать пельмени, в которых вместо мяса что-то непонятное? Ты же не хочешь платить управляющей компании за текущий ремонт, которого нет, не было и не будет? А ведь того, кто лечит от туберкулёза, когда у тебя простуда, того, кто не ходит на собственные пары, того, кто не кладёт в пельмени мясо, того, кто берёт деньги за несуществующий текущий ремонт, спроси: «В чём беда страны?», ответит: «В том, что правительство плохое». Конечно. Плохое, ужасное, менять давно пора. Но это ж не значит, что свою работу надо делать чёрт знает как. Рыба гниёт с головы… Если хвост по голове время от времени не даёт.

Между тем, во Владивостоке живёт женщина, которая придумала конфеты «Птичье молоко». Те самые, которые народ разбирает по праздникам и просто так. Хэдлайнеры всех супермаркетов и магазинов несколько десятков лет. Самые гениальные конфеты за всю историю края.

В Китае другая женщина стала миллионершей, потому что когда-то собирала на свалке бумагу, и это позволило ей делать самую дешёвую в мире обёртку.

Во Франции одна девица сняла с женщин огромные громоздкие платья и переодела мир в удобные и дешёвые вещи.

Даже если бы эти люди больше ничего в своей жизни не сделали, они сделали бы достаточно для мировой культуры…

Когда-то давно, очень давно, был царь. Потом случилась революция. И не надо говорить, что случилась она, потому что дядька Ленин был придурок. Революция случилась, чтобы в стране не осталось маленьких людей, чтобы все были равными. Через 70 лет выяснилось, что тот мир, который построили после революции, не так хорош и справедлив, как задумывалось. И случилась перестройка. И не надо говорить, что случилась она, потому что дядька Горбачёв был придурком. Перестройка случилась, чтобы в стране все стали свободными. Та судебная система, которая существует ныне, – это достояние, которое копилось со времён каменных топоров.

Всё самое потрясающее в этом мире. Всё: от трусов и котлет до нанотехнологий и демократии, – всё это результат работы разных людей. У каждого из нас есть шанс изобрести своё «Птичье молоко», но мы упорно предпочитаем лечить от туберкулёза тех, кто болен простудой.

Прошло время ломать. Прошло время строить. Пришло время сберечь то, что построено.

А вдруг, вот это дело – это самое важное, что может сделать Светочка в жизни. Вдруг, именно для него она родилась. Вдруг это то, что способно оправдать всю её жизнь?

Светочка подошла к дому, где живёт её бывший. Дима пришёл через полчаса. Дима был прокурором. Они поздоровались. Он хотел пройти мимо, но Светочка схватилась за его руку.

– Дим, поговорить надо.

– У меня сейчас дела.

– Дела ты сделал на работе. Пойдём, это очень важно.

Меньше всего Диме хотелось видеть Светочку. Ибо… в прокуратуре уже знали. И каждый боялся, что это дело попадёт к нему. И, в принципе, неприятно, но можно пережить, если обвинять придётся Ксенофондова. Но… если Светочка здесь, Димина карьера, а может, и жизнь, закончилась.

– Ладно, говори, что у тебя, – трясущимися губами сказал Дима.

– Я тут расследую…

– … Пропажу Бушлаева. Знаю. Дальше.

– Подозреваемый Серёжин, дело пойдёт к тебе.