Зубы

Зубы
Анастасия Муравьева

Торговый представитель забыл загадать желание, когда позвонил в очередную квартиру…

Анастасия Муравьева

Зубы

– Кто там? – раздался из-за двери старушечий голос.

– А вы когда-нибудь задумывались, каким воздухом дышите? – у меня писклявый голос, поэтому я стараюсь делать паузы между словами, чтобы он звучал уверенно. Главное – вызвать у покупателя симпатию. Нельзя тараторить и запинаться. На занятиях нас строят в шеренгу и заставляют, подняв руки, задавать вопрос про воздух, а руку тянуть вместе с голосом, интонация повышается к концу фразы, все выше, выше и выше стремим мы полет наших птиц. У меня получается лучше всех.

Встретив меня на улице, вы не стали бы со мной разговаривать. Ничего страшного, я привык. Девушки, пожимая плечами, говорят про меня: «Толстый такой… На дауна похож». Но я не толстый, я круглый. У меня странная фигура, я действительно напоминаю круг, вырезанный из бумаги. У меня маленькая голова, узкие плечи, к бедрам туловище расширяется, а потом плавно сужается к коленям, ступни у меня такие крошечные, что обувь я покупаю в детских магазинах.

Впустив меня, многие домохозяйки, которые сами не блещут красотой, отшатываются, как от какого-нибудь урода. Меня это обижает.

Если честно, я немного приврал, когда сказал, что девушки называют меня толстым. Чаще они говорят: «Уродец». А почему, собственно, уродец? Уродец – это карлик. А я среднего роста. По сравнению с прочими даунами я даже считаюсь высоким. Подождите-ка, я сказал: «С даунами»? Я оговорился, никакой я не даун. Просто лицо у меня плоское как блин и на нем все время плавает улыбка – глупая и растерянная, так улыбаются дауны. Но у меня-то с мозгами все в порядке. Может, даже лучше, чем у вас. И улыбаюсь я не кому-то, а себе. Я предпочитаю, чтобы меня называли «странным». В этом есть вкус и даже стиль. Так мне кажется.

Могу похвастаться – я продаю больше всех. Другие мне завидуют, а начальству говорят, что у меня берут из жалости. На самом деле все наоборот.

Я охотник, а не жертва. Я кружу вокруг панельных высоток, представляя себя не уродцем с кривой улыбкой (пусть будет так), а поджарым волком. Я стучусь в квартиры, почуяв запах добычи.

Я произношу волшебную фразу, которую выучил наизусть как заклинание, и двери передо мной распахиваются. Я вхожу бочком, при моей плоской фигуре это проще простого, а потом меня приглашают на кухню. Некоторых одинокие женщины зовут сразу в спальню на диванчик, но я на такое не рассчитываю. Это мне не по зубам.

Я снимаю кепку, вешаю на крючок (поискать глазами), опускаю на пол сумку (не забыть, где оставил), вынимаю приборчик – это образец. Он начинает послушно трепетать лопастями, как крошечный вертолет. Пока прибор еле слышно жужжит, мы разговариваем. Мне нравится думать, что мы встретились как добрые друзья. В жизни никто со мной не разговаривает, все отводят глаза и проходят мимо. А сейчас я заговариваю о погоде, с этой темы проще перевести разговор на экологию, потому что приборы, которые я продаю, очищают воздух. Через несколько минут я всплескиваю руками и начинаю шумно принюхиваться, вбирая воздух носом-кнопкой. У меня выходит не очень хорошо. Чтобы это действительно производило впечатление, нужен крупный выразительный нос, лучше, если он будет с раздвоенным кончиком или горбинкой, а не мой, похожий на пуговицу. С моим носом картинно раздувать ноздрями не получается.

Нос не моя сильная сторона, поэтому этот этап я комкаю и сразу перехожу к сути дела: «Чувствуете, каким чистым стал воздух? Как он посвежел?». На занятиях нас учили использовать эпитеты, создающие яркие образы, например, «кристальный» или «как на альпийском лугу», я выучил по рекламе стирального порошка.

Со мной соглашаются. Почти все кивают. Мужчины по-хозяйски берут приборчик и начинают вертеть его в руках, а женщины, наоборот, опасливо косятся, как будто это бомба с часовым механизмом, которая вот-вот взорвется.

Я называю цену («Это совсем недорого за возможность дышать чистым воздухом!») и сажусь к столу (не знаю, где подписывают договор те, кого пригласили в спальню, на коленке?) достаю терминал, чтобы пробить чек, у меня все с собой, даже пачка гарантийных талонов.

Если не отступать от сценария, все получается. Перед тем., как позвонить в дверь, я провожу проверку: хлопаю себя по макушке, карманам и коленям – сумка в ногах, каталоги под мышкой, план в голове. И не забыть снять кепку.

– Кто там? – переспросил голос. – Из социальной службы, что ли? По квартирам ходите, старух проведывать?

– Ходим, бабушка, – пропел я.

– Молодцы, посылают вас, – старуха не торопилась открывать. – От правительства?

– Нет, я от фирмы, – терпеливо объяснил я. – Полезные товары на дому. Забота о детях и пожилых. Сохраняем здоровье на долгие годы.

– Какое там здоровье, – заныла старуха. – Никакого здоровья не осталось.

Она дразнила меня, разжигая аппетит. Запах добычи щекотал ноздри и клубился над головой, такой едкий, что глаза заслезились.

– А вы знаете, что все болезни от грязного воздуха, которым мы дышим? Взгляните в окно – одни трубы и дым валит.

– Некого мне в окна высматривать. Кавалеры все, почитай, на том свете, – упиралась старуха. – Для меня что дым, что солнышко.

– А вы откройте, – сладким голосом пообещал я. – Включим приборчик, сразу молодой себя почувствуете.

– Заходи, уж больно ты настойчивый, – старуха распахнула дверь так резко, что мне пришлось отскочить.

Она выглядела совсем древней. Растрепанные седые волосы собраны в пучок, крючковатый нос загибался к самому подбородку, но глаза из-под нависших сизых бровей смотрели остро и пристально, и совсем не казались подслеповатыми. Несмотря на летнюю жару, на старухе были войлочные боты и вязаная кофта с пуговицами, застегнутыми невпопад, что делало ее почти трогательной.

– Входи, – пригласила она. – Иди в залу.

Квартирка оказалась крохотная, я даже не думал, что такие бывают. Сразу от двери маленький коридор вел на кухню, где виднелся стол, заставленный мисками и кастрюлями, и плита, на которой кипел огромный чан, вероятно, для белья. Справа за занавеской оказался вход в комнату, которую старуха назвала «залой». Это была каморка, захламленная сверх всякой меры, мне приходилось выбирать место, куда ступить. На полу валялась одежда, старые журналы, тканые половики, вазы в картонных упаковках, изъеденные молью игрушки. Обшарпанная дверь, проломленная в одном месте, висела на одной петле, зеркало было разбито и торчало неровными зубьями, я запнулся о сдувшийся футбольный мяч и чуть не упал.

Старуха села за круглый столик, покрытый парчовой скатертью с кистями до пола. Мне она стул не предложила, поэтому я замешкался, и за неимением выбора, опустился на диван, продавленный и страшно неудобный. Я сел, сложившись пополам, так что колени уперлись в подбородок, а старуха, напротив, как-то распрямилась, испытующе глядя на меня сверху вниз.

Под ее взглядом стало не по себе. На мгновение я даже забыл, зачем пришел, и старуха с неожиданным проворством воспользовалась моим замешательством, проскрипев: «Чайку налить? Устал, наверное, по квартирам бегать».

Она выпростала из рукава узловатую руку и открыла сахарницу, где оказались сухие травы, увязанные в пучки. Она принялась перебирать, поднося к глазам и рассматривая на свет.

-А «Принцессы Нури» нет у вас, бабушка? – спросил я поморщившись.

Старуха рассмеялась клокочущим смехом, облокотившись на стол. Я с ужасом заметил, что, несмотря на возраст, у нее полный рот длинных острых зубов.

– Ты мой чаек попробуй, больше никакого не захочешь, – пообещала старуха, пододвигая ко мне чашку из дешевого ноздреватого фарфора. – Кипяток на кухне, только смотри не мешай! Все перепутаешь, что тогда? Мало мне этих безобразников!

Она нагнулась, поднимая с пола плюшевого медведя, с висящей на нитке лапой. Голова медведя, набитая трухой, тяжело качнулась в сторону, и мне показалось, что белки его закатившихся глаз похожи на человеческие.

– А почему зеркало разбито? – спросил я дрожащим голосом, указывая на осколки. – Примета плохая.

– Стара я, милый, в приметы верить. И так все наперед знаю. Ну не тяни, говори, с чем пришел. Так трезвонил настойчиво.

Она откинулась на спинку стула, скрестив пальцы.

– Я ведь закрываюсь скоро. Часы работы видел? Нет? Опять хулиганы сорвали. К вечеру на ногах еле держусь. И голова уже не та, забываю все. Поэтому давай быстрее, ты парень молодой, не старик какой-нибудь, который будет кряхтеть да на бобах разводить.

Я торопливо распаковал прибор, поставил его на угол стола: «Где розетка у вас, бабушка? Мне включить надо».

Старуха опять усмехнулась, обнажив острые зубы, и у меня по спине пробежал холодок.

– Без него в голове шумит. Ты чай наливай и что надо спрашивай, некогда мне.

– Я и хотел спросить, – я запнулся.

Проклятая старуха сбила меня с толку, говоря не по плану. Я судорожно вспоминал, чему нас учили на занятиях.

– Не считаете ли вы, что дышите грязным воздухом? Варианты ответов: определенно да, вероятно да, скорее да, чем нет…

Старуха остановила на мне немигающий взгляд.

– И вправду, что ли, коробейник пожаловал? – она покачала головой. – А я сослепу решила – очередной. Из тех, кто стучится. Бегают за мной, караулят, а как впустишь, поселиться норовят. А потом, сам видишь, какой от них беспорядок. И голову преклонить негде.

Она сокрушенно обвела взглядом комнату.