Ловец

– Ты. Попросилась. Домой? – по слову выдавливает из себя Динь-динь, и я чувствую – сейчас начнётся…

– Ну… – протягиваю, а затем резко замолкаю, потому что в мою дверь неожиданно раздаётся звонок.

– Это кто? Он? – удивленно и даже немного испуганно спрашивает Динь-динь, машинально отходя подальше от входа.

– Да с чего бы? Моего адреса нет в общем доступе, – отмахиваюсь и иду к двери. Сморю в глазок… – Чёрт, – тихо произношу, опуская голову, после чего открываю гостям.

В квартиру заходят двое мужчин в одинаковых костюмах и с одинаковой стрижкой.

– Господин Кан вас ждёт, – произносит первый.

– Когда? – поджав губы, уточняю.

– Сейчас, – отвечает второй.

Разворачиваюсь и иду переодеваться.

– Что, серьёзно? Дайте хоть поесть человеку! – негодованию Дины нет предела, но я останавливаю её рукой, показывая, чтоб притихла.

Этим людям плевать: ела я или нет, здорова или лежу при смерти. Если их шеф сказал – привести, то они приводят.

Достаю из шкафа единственную приличную блузку белого цвета и облегающие брюки цвета беж. К Господину Кану в спортивных штанах не ходят. Он может неправильно это понять…

– Поди, ещё и каблуки наденешь? – невесело усмехается Динь-динь.

Одариваю её таким же невесёлым взглядом и достаю ботильоны, купленные ещё для моего выпускного. Надеваю.

Быстро привожу лицо в порядок, подкрашиваю губы и глаза. Прохожусь расческой по волосам, подхватываю сумку (папин подарок на восемнадцатилетие) и выхожу к мордоворотам.

А это были именно мордовороты влиятельного бизнесмена, владеющего почти всеми известными заведениями нашего района. Господин Кан был родом из Кореи и очень ценил, когда люди уважительно относились к его статусу. Потому-то мне и приходилось преображаться для визита к нему…

– Закроешь дверь? – смотрю на Динь-динь, выходя из квартиры.

– Тебя дождаться? – после короткого кивка уточняет подруга.

На всякий случай у неё хранился запасной ключ.

– Если никуда не торопишься, – оглядываясь на мордоворотов, протягиваю, – то дождись, – заканчиваю и выхожу в коридор.

И что, чёрт возьми, понадобилось от меня господину Кану?.. Мы виделись с ним всего три раза – по разу в год с тех пор, как папа оказался в тюрьме; примерно в одно и то же время. Так с чего это приглашение вне графика?..

Выхожу из дома и сажусь в дорогую тонированную машину. Судя по направлению, мы едем к нему в офис.

Вставляю наушники в уши и включаю первый попавшийся трек. «Everybody Knows» Sigrid… как нарочно…

Десять минут – и мы уже на месте.

Этот офисный шедевр был построен четыре года назад, но жители нашего города до сих пор не могут к нему привыкнуть. Слишком много металла, слишком много стекла, слишком бросающаяся в глаза архитектура. Компания господина Кана, по слухам, занимала сразу несколько этажей. Я не вникала в его бизнес, поэтому понятия не имела, насколько широк спектр его деятельности. Я просто вынуждена была один раз в год приезжать на встречу с ним, чтобы засвидетельствовать своё «почтение». Какие такие дела объединяли их с отцом, что господин Кан дал мне свою защиту после суда над папой, я тоже не знала и знать не хотела. Но и отказать такому человеку не могла: поэтому, если он приглашал меня в гости, я должна была ехать.

Мы с мордоворотами выходим из машины, идём к центральному входу; заходим в здание и поднимаемся на лифте, останавливаясь на семнадцатом этаже.

Я дожидаюсь, когда мои «провожатые» выйдут первыми, затем спокойно следую за ними прямо до кабинета господина Кана. Хотя кабинетом это трудно было назвать… площадь данного помещения была равна, минимум, ста двадцати квадратным метрам.

Большой такой кабинетик. Я бы сказала – «кабинетище».

О моём визите сообщают, после чего я подхожу к столу господина Кана и низко кланяюсь. Это корейская традиция, так что никакого давления на чувство собственного достоинства я не ощущаю. В России, конечно, так не принято, но господин Кан был родом из Южной Кореи и, как я уже упоминала, требовал уважения к себе, к своей родине и к традициям, принятым на его родине.

Я выпрямляюсь и устремляю на него взгляд. Господин Кан сухо улыбается и поднимает руку, предлагая мне сесть на диван.

Этот мужчина лет пятидесяти пяти имел невероятно властную ауру. Моя бы воля – я бы не показывалась ему на глаза до конца жизни: я слишком хорошо чувствовала, насколько опасным был этот человек.

И какие дела могли объединять его с моим отцом?!

– Ты, наверное, спрашиваешь себя, зачем я пригласил тебя? – слегка нараспев произносит господин Кан, сразу же переходя к делу.

Киваю. Чем меньше я с ним говорю, тем лучше. Не хочу, чтобы мы имели что-то общее – даже такую мелочь, как приятный разговор.

– Чай, кофе? – словно вспомнив о своём гостеприимстве, предлагает мужчина.

– Кофе, пожалуйста, – соглашаюсь я.

Хозяину никогда нельзя отказывать. Это тоже корейская традиция.

– Даша, принеси, – господин Кан отдаёт указание одним пальцем, и молоденькая секретарша (или помощница?) тут же исчезает за дверью, – Как твои дела, Стася? Всё ли в порядке на работе?

– Всё хорошо, благодарю, – как можно ровнее отвечаю.

– Уверена, что тебе не нужна помощь? – с легкой провокацией уточняет мужчина.

– Ещё раз благодарю, не нужна, – склоняю голову в легком поклоне.

Папа не оставлял никаких наказов по этому поводу. Но я чувствовала, что мне не нужно брать денег этого человека.

– Гордячка, – усмехается господин Кан, – твой отец будет очень недоволен.

Не уверена. Мой отец вообще запретил мне навещать его в тюрьме. И это не просто странно, это слишком странно.

– Ты могла бы работать у меня, – произносит мужчина самые опасные в мире слова.

– Спасибо за предложение, но мне нравится моя работа, – отвечаю спокойно, но даже не стараюсь выдавить из себя улыбку.

Напряжение – это единственное слово, способное в данный момент охарактеризовать моё состояние.

– Тебе нравится делать кофе и стоять за кассой? – поднимает брови господин Кан.

Ничего не отвечаю; я в курсе, насколько убого всё это выглядит со стороны. Но мне ничего чужого не надо. И дарёного – тоже. Я сама в силах справиться с ситуацией.

– К тому же ты слишком красивая для того, чтобы заниматься такой неблагодарной работой, – продолжает настаивать мужчина, а я уже не знаю, какое такое слово благодарности придумать, чтобы отбить у него желание предлагать мне «новую и счастливую жизнь».