Тайны мадам Дюбуа

– Позвольте, я как раз таки русский! – простодушно поправил американца Муратов.

Месье Дюбуа, к слову, английского не знал, и, наклонившись ко мне, немедленно потребовал перевести. А мистер Макгроу, услышав реплику молодого литератора, поправляться и не думал, а возразил:

– Позвольте, милейший, какой же вы русский, ежели совсем не знаете их языка?

Жестокая правда заставила месье Муратова даже порозоветь в щеках.

– Да, но… знаете ли, в начале века многие русские аристократы совсем не говорили на родном языке. Да что там, даже сам Пушкин порой не мог русскими словами выразить свою мысль! Вы будете утверждать, что и Пушкин не русский?

– Пушкин, как и эти ваши прочие аристократы начала века, хотя бы жили в России – в отличие от вас, господин Муратов, – продолжал насмешничать американец. И вдруг разошелся окончательно: – да я и то больше русский чем вы, ибо уже дважды побывал по деловым вопросам в этой дикой стране.

Последнее было совсем уж лишним… Мне это стоило усилий, но, смерив американца холодным взглядом, я все-таки смолчала.

А вот мадам Гроссо, актриса, хмыкнула с явной неприязнью:

– Фу, не будьте так вульгарны, милый Рональд.

Вступился за Россию, к моему удивлению, и аптекарь Кох, ужинающий с женою за третьим столиком:

– Не могу с вами согласиться, господин Макгроу. Я тоже имел удовольствие бывать в России не раз и не два, и вовсе никакой особенной дикости не заметил. Их столица ничуть не хуже столицы любого другого европейского государства. Не говоря уж о Нью-Йорке.

– Вы бывали в Нью-Йорке? – не обидевшись, поинтересовался Макгроу.

– Бывал, – степенно согласился тот. – Мы с моей Гретой большие любители путешествовать.

Фрау Грета Кох сухо и без эмоций ему кивнула, соглашаясь.

– Что ж, не буду спорить насчет их столицы, – смилостивился Макгроу. -Однако ежели выехать за пределы ее, уверяю, вы решите, будто попали в средневековую деревушку, причем самую захолустную. Вся беда в том, господа, что территории России слишком велики. Поймите правильно, я люблю русских, они отличные ребята! Но содержать в порядке столь огромные территории они явно не способны. Жаль, что упорно не хотят этого признавать.

С этим Кох спорить не стал. Похмыкали, соглашаясь, и прочие пассажиры, даже Ева улыбнулась краешком губ и с превосходством поглядела на Муратова.

Окинув взглядом их всех, проигнорировав месье Дюбуа, снова требующего перевода, я жестом отослала стюарда, желающего подлить мне еще шампанского, и негромко заметила:

– Мне всегда было интересно, мистер Макгроу, что прочие народы раздражает больше: обширные российские территории, или то, что русские способны эти территории защитить?

– Мадам Дюбуа, если не ошибаюсь? – Макгроу недобро прищурился, хотя поклонился мне весьма светски.

Я с вежливой улыбкой кивнула в ответ.

– Ваше замечание достаточно смелое, мадам Дюбуа. Особенно учитывая, что в последний раз русские защищали свои территории как раз от Наполеона. А впрочем, мне странно, что столь хорошенькую женщину вовсе беспокоят вопросы политики.

– Я далека от политики, уверяю вас. Мой муж, месье Дюбуа – дипломат, как вам наверняка уже известно, но я лишь скромная переводчица. Хотя и слышала, что именно сейчас отношения Парижа и Петербурга близки как никогда.

– Вы о том, что Россия и Франция якобы готовятся к переговорам? – снова заговорила мадам Гроссо. И отмахнулась: – уверена, это журналистская утка.

– Пожалуй, и я не верю, что эти страны способны договориться, – согласился аптекарь Кох. – Франция – президентская республика, а Россия – монархия, которая как огня боится, как бы ни случилось с нею того, что уже случилось с Францией. Слишком много разногласий для успешных переговоров!

Зато мистер Макгроу неожиданно меня поддержал:

– Но мадам Дюбуа права. Сей союз выгоден обеим державам, так что весьма вероятно, что он состоится.

– Скорее ад замерзнет, – разозлился почему-то немец Кох. – Еще Бисмарк говорил, что Россия и марсельеза[4 - Гимн Французской Республики. «Марсельеза» олицетворяет борьбу с тиранией, стремление к свободе, в 19 веке становится песней революционеров всего мира] не совместимы!

Фрау Кох поглядела на мужа с молчаливым осуждением, и тот стих. Да и я решила не продолжать спор более – тем более что своего я добилась. Мадам Гроссо явно выделила меня среди прочих, а когда ужин кончился, остановилась ненадолго у нашего столика и любезно предложила:

– Мадам Дюбуа, месье, буду весьма рада видеть вас в своих апартаментах в любое время. Мы, французы, должны держаться вместе. Ева, и вы с вашим новым другом непременно заглядывайте…

– Мишель Муратов, литератор, – поспешил отрекомендоваться тот.

Мадам Гроссо хмыкнула на это с загадочной улыбкой. Ничего не ответила и, отставив руку с мундштуком, прошествовала к выходу в компании все того же мистера Макгроу, которого называла исключительно по имени – Рональд.

Глава 3

4 июня, 20 часов 15 минут

Балтика, территориальные воды Германской империи

Окончания ужина я и ждала, и боялась одновременно. Да, я, наконец, увижу детей, но после мне придется остаться с месье Дюбуа наедине, и я совершенно не надеялась, что он станет вести себя как джентльмен…

А впрочем, все после, после – сначала дети. Никто уже меня не удерживал, и я скорее спустилась в каюту, пока месье Дюбуа вышел с мужчинами в курительный салон.

Апартаменты первого класса состояли из просторной гостиной в имперском стиле – с затянутыми зеленым шелком стенами, отделкой из мореного дуба, тонконогим журнальным столиком со стульями, двумя диванами в гарнитур к ним и огромным зеркалом над каминной полкой. Из гостиной вели узкие, утопленные в стены двери – в личную уборную, личную же прогулочную палубу, общий коридор, первую спальную и, чуть меньшую по размерам, вторую. Именно оттуда с радостным воплем бросилась мне на шею Софи, едва я вошла.

– Мама! Наконец-то, мамочка, я так соскучилась!

– Хорошая моя… – я опустилась рядом на колени и крепко обняла дочь, уткнулась лицом в ее пышные черные кудри. – Как хорошо, что ты еще не спишь.

– Почему? Мы уходим, мамочка?! – просияла Софи, будто только этого и ждала. – Мне бежать одеваться?

– Нет… – протянула я невесело, – просто мне очень хотелось тебя увидеть. Тебе не страшно здесь?

– Нет, мамочка. Бланш сказала, что я уже взрослая и не должна бояться. Когда придет папа?

Слава всем богам, мне не пришлось отвечать: из спальной вышла Бланш, наша няня, девушка двадцати трех лет. Мы наняли ее еще в Париже, едва родилась Софи – и с тех пор не разлучались. Если я кому-то и могла верить на этом пароходе, то только ей. Ей и доверила самое дорогое, что есть у меня.

– Я только что уложила Андре… – негромко молвила девушка. – Прикажете разбудить снова?

– Нет, не нужно, – понижая голос, ответила я.

Андре – совсем еще малыш, ему только год и семь месяцев. Вряд ли он понимал, что происходит, и уж точно не нужно нарушать его режим, ради моей прихоти.

Отпустив Софи, я тихонько прошла в спальную, маленькую комнату с двумя узкими кроватями. На одной Бланш как раз и устроила малыша, который теперь сладко посапывал, хмурясь каким-то своим снам и шлепая пухлыми губками. Я осторожно опустилась на краешек кровати и легонько коснулась его волос. До чего же Андре похож на мужа… еще более похож, чем Софи. Оба мои ребенка были темноволосые и смуглые – в отца, но у Андре еще и глаза такие же черные, как два крохотных уголька. А Софи пошла в мою родню, и глаза у нее ярко-синие, еще ярче, чем у меня самой.

Встав, я открепила шляпку и бросила ее в кресло, стянула дорожный жакет (мне даже переодеться перед ужином не позволили) и снова поманила к себе дочку.

– Укладывайся спать, моя хорошая. А папа скоро придет, обязательно придет.

Бланш уже переодела Софи в ночную сорочку и даже успела разобрать постель, так что девочка нехотя забралась под одеяло.