Причем, что важно заметить, это не фастфуд. Это специальная диета. Питают страдания особые яства авторской кухни.
На завтрак обычно предпочитают бессилие, обильно приправленное апатией. На обед уже подают никчемность прожарки рар и фрикасе из чувства вины. Ужин по желанию, и возможностям. Если с алкоголем, то на аперитив идеально подходит злость, а на дижестив – одиночество.
И оп, вуаля!
Диета под названием «псевдодепрессия» – к вашим услугам. Именно так. Потому что депрессия, как известно, – это психиатрический термин, означающий психическую патологию.
Но люди так любят это слово! Им очень нравится вибрировать пространство набором этих букв: де-епре-е-есссси-и-я-я….
Между собственной распущенностью и глупостью.
Все эти режимы дня и диеты придают значимости банальному способу существования. Создают так называемую «вторичную выгоду» – некое неосознанное преимущество, полученное вследствие деструкции, отказавшись от которого теряются какие-либо выгоды для оправдания собственной лени, безынициативности и расхлябанности.
– Что ты под этим подразумеваешь? – уточнил Жан Батист.
– Я сейчас поясню. Всё, что касается основополагающих, на мой взгляд, принципов, я буду пояснять, – и Анастасия продолжила.
Лень есть безусловный порок. Для преодоления лени нужна мотивация, сила воли и стремление к действию. Проблемы начинаются тогда, когда человеку проще не задумываться над этим и жить как овощ. Безынициативность – есть непроявленность субъектности. Проявлять субъектное начало возможно через позитивное и творческое действие. Но мешает комплекс из стратегии поведения «избегания неудач», страхов, заниженной самооценки и внешнего локуса контроля, когда человек находит причину всех своих проблем исключительно в других людях и сложившихся обстоятельствах. А это уже безответственность.
И это также является проявлением формы вегетативного существования.
Расхлябанность – вообще неприемлемый формат жизнедеятельности. Расхлябанность, – это про яичницу и помидоры: только правильные помидоры придают яичнице расхлябанность. Расхлябанность помидоров делает расхлябанной яичницу. А что может быть вкуснее расхлябанной яичницы? Но это уже кулинария, а не психология.
Мы то, во что мы верим и что мы делаем.
Чтобы быть счастливыми и жить полноценной жизнью, надо быть фанатиком. Фанатизм по определению в словарях имеет исключительно негативное значение. Поэтому в свое время я написала диссертацию о субъектности человека. Там безусловная вера, свойственная фанатизму, нашла отражение в более приемлемой для социума форме. Итак, субъектность – это способность человека творчески изменять внутреннюю и внешнюю реальность. И делать это с фанатичной верой. В собственное предназначение.
Анастасия попросила Жана Батиста открыть окно. В комнату поплыл запах цветущего жасмина, и легкая прохлада шевельнула воздух, эхом отразившись в каминном огне.
Анастасия всегда радовалась тому, что психолог, а не психиатр. Большая часть людей, ее клиентов, на первой консультации демонстрировали ту или иную степень безумия. В экзистенциальном смысле. То, во что они превращали свою жизнь, иначе назвать было нельзя. Чаще всего фундаментом этих странных конструкций судеб выступала глупость. Анастасия назвала ее восьмым грехом. Далее следовала слабость духа и жалкое существование за счет той самой вторичной выгоды. За ними гордо шествовала проблема эго: либо гипертрофированно завышенное, либо ниже уровня грунтовых вод.
Во многих случаях все проблемы человек благополучно создает себе сам. И приходит в этом разложенном на атомы состоянии к рубежу, за которым бездна отчаяния. Искренне обвиняя в случившемся внешние факторы. Это рождает вывод о той почве, на которой возведен фундамент для дома по имени «проблема».
Почву звать «безответственность». Наверное, если бы людей воспитывали в ответственности за собственную жизнь, психологи потеряли бы половину клиентов.
Но это утопия.
В реальности на первой встрече люди демонстрируют определенную степень безумия, потому что они приходят к психологу за волшебной таблеткой. Выпил волшебную таблетку – и нет проблем. Клиенты всегда ждут реакции от специалиста. Поддержки или осуждения, кому что нужнее. Анастасия своим клиентам всегда давала обратную связь. Но она им давала то, к чему они не были готовы. Просто вначале они еще не знали, насколько безумна она сама…
Анастасия посмотрела на Жана Батиста, в глазах которого отражались отблески огня в камине. Жан Батист наблюдал за пылающими дровами и был несколько отстранен, как будто о чем-то вспоминал. Однако, как только Анастасия замолчала, он сплел пальцы рук и произнёс:
– Анастасия, я как психиатр во многом могу с тобой согласиться.
Но.
Дело в том, что в моей работе я уделяю большее внимание непосредственно психотерапии. Мораль и этика, занимающая в твоем ремесле психолога особое место, для меня вторичны. В твоем случае, вероятно, имеет место быть комплекс твоей индивидуальности, включающий определенные черты личности и характера, не так ли?
– Конечно, Жан Батист, – Анастасия решила пояснить. – Когда-то меня принимал на работу выдающийся ученый. Он разработал уникальную методику, которая выявляла профиль личности. В кабинете, куда меня пригласили после тестирования, мы поговорили и вышли покурить. Он мне сообщил результаты моего тестирования крайне лаконично.
– Очень любопытно. Ваш уровень интеллекта и ответственности диаметрально противоположны уровню конформизма и тревожности. Плюс акцентуации. У вас крайне высокие пики по шкале шизоидности и паранойяльности.
После, сложив руки в позу курящего мыслителя, затянулся и пристально стал ждать. Я перевела свой ответ в простонародную форму лексики:
– Да, безусловно, умна, крайне ответственна, абсолютно безразлична к общественному мнению, чувство страха атрофировано. Теперь про акцентуации. Креативность зашкаливает, синтезировать могу всё и вся. Когда вижу цель, преобразуюсь в самонаводящуюся боеголовку и двигаюсь к цели в многомерном пространстве, исключающем препятствия как явления.
Мы дружно стряхнули пепел с сигарет в свежевымытую пепельницу и меня взяли на работу. Через четыре года я защитила диссертацию по теме акцентуантов в субъектном развитии успешных людей и доказала, что для успеха нужны те качества, которые есть у меня. Я нашла эти качества в группе респондентов более трех тысяч успешных людей.
Это стало одним из моих самых забавных развлечений с социумом.
Социум так и не понял.
Но мне его мнение глубоко индифферентно. Прогнув систему в нужную кривизну, у меня получилось защитить диссертацию мозгом. В отличие от большинства других соискателей научной степени, у которых мозга было не достаточно. Зато был статус и финансовые ресурсы, которые открывали возможности для приобретения диплома с научной степенью.
В моей судьбе огромную роль сыграли люди. Мне очень повезло с учителями. Они смогли отстоять мою защиту. За что пожизненная благодарность моим научным руководителям и некоторым ученым кафедры, великим и духом, и сердцем, и моралью.
Возвращаясь к травмам, хочу сказать, что высшая награда за образ жизни психолога есть благополучие клиентов. Среди моих друзей, когда у меня появляются выходные, есть дежурный вопрос: «Что, ты опять всех прооперировала?» Это значит, что кому-то что-то было отрезано, что-то пришито, реабилитация прошла хорошо. Потому что психолог, работающий с травмой, должен быть хирургом. И тогда человек выходит из травмы, тюрьмы, на свободу с чистой совестью и незапятнанным сознанием.
А еще имеет значение то, что когда-то пережил тот, кто режет и шьет. Потому что работа с травмой, по моему глубокому убеждению, похожа на дайвинг или альпинизм. Научить погружению и восхождению, будучи теоретиком, затруднительно. Можно, конечно, дать массу среднестатистических рекомендаций. Но травма – это особый опыт переживания. Это особый вид терапии, в котором теории не достаточно. Зачастую всё выглядит так:
– То, что меня не убило, не убьёт и вас. Вы же за этим пришли, вы это хотели услышать, не так ли? – спрашиваю я в различных формах человека, который пришел ко мне по рекомендации. И человек понимает, что если кто-то уже пережил такое состояние, значит, и у него есть шанс.
Вероятно, работа с психологической травмой и ее последствиями по своей сути и есть хирургия. Экзистенциональная психохирургия. Когда специалист имеет собственный опыт погружений и восхождений, процесс терапии приобретает оттенок наставничества. Образ наставника участвует в профессиональной диссоциации психолога-хирурга в качестве тончайшей материи, сотканной из субъективной объективности, расшитой золотыми нитями безусловной любви.
Однако, чтобы у тебя не возникло иллюзий, хотелось бы уточнить.
В жизни психологи-хирурги – ярко выраженные мизантропы.
И я не исключение.
Я искренне не люблю человечество как вид. Более глупого, алчного, лживого и порочного проявления жизни сложно себе представить. Но Всевышний милостив, и в работу ко мне чаще приходят исключения из этого правила. Им я помогаю.
Другим – нет.
Да, да, Жан Батист, не удивляйся.
Я выбираю, с кем работать, а с кем нет.
Но надо уточнить главное. Я не осуждаю. Но я не приемлю.
Это второй принцип.
И это, на мой взгляд, основа успеха и качества в работе.
Например, я отказываю человеку, если он педофил. Или садист. Или вызывает у меня отторжение, по каким-либо другим причинам. Так бывает, когда проходишь мимо открытых канализационных люков, но точно знаешь, что ключевое слово – мимо.
Таким я отказываю в помощи. Вежливо, но безапелляционно. Потому что у меня есть особые ценности, которые я собирала в течение жизни. И теперь строю любое здание терапии именно на этом фундаменте.
Для успешной терапии.