– Это был обморок, Лешка, да?
– Похоже. С ней все будет хорошо. Идем на воздух. Ты и сама бледная.
– Я, я испугалась.
– Конечно, Василек, все испугались. Воды хочешь? Она в машине. Или может печенья?
– Нет, Лешка, нам надо дождаться Анну Сергеевну. У меня же УЗИ!
– Та женщина ничего не знает. Давай поедем в платную. К чему эти нервы? Сорокина могла попасть в пробку, потерять телефон, мало ли что. Ждать ее, по-моему нет смысла. Потом принесешь результаты и покажешь. Согласна?
Василиса неуверенно кивнула. Они спустились на первый этаж и в регистратуре попытались выяснить причину отсутствия Сорокиной, но бабулечка в очках находилась в замешательстве: она работала здесь уже более сорока лет и за все это время Анна Сергеевна ни разу не опаздывала на прием. Алексей вздохнул и вывел жену из здания.
На морозном воздухе стало легче, а печенье с орехами чуть-чуть подняло настроение. Василиса согласилась поехать в платную клинику, и вскоре они выехали с территории консультации. Мысли то и дело вращались возле Анны Сергеевны. Дурное предчувствие не давало покоя. Василиса нервничала, и как результат, осмотр вышел неудачный: ребенок не поворачивался, гордо демонстрируя спину, не шел ни на какие уговоры и определить пол не удалось.
– Развитие вашего ребенка соответствует сроку. Он здоров, а пол узнаете чуть позже. Разве это столь важно? – женщина, ненамного старше Василисы протянула снимок, на котором отчетливо виднелась голова, ножки, ручки. – Я понимаю, как сильно хочется узнать пол. Это ведь первенец?
– Да, – ответил Алексей.
Доктор ослепительно улыбнулась:
– У меня двое. С первым я возилась так, что аж самой было страшно. Пол узнала на таком же сроке. А со вторым успокоилась, моя девочка тоже не хотела поворачиваться. Капризничала. Собственно, она такой и выросла. Узнала только на двадцать первой неделе. Ну и что? Главное одежду покупать универсальную.
– Мы просто очень ждали этого дня, – Алексей обнял жену, погладил по животику и еще раз спросил:
– А еще раз можно попытаться?
Доктор задумалась:
– Теоретически да. Вы можете пройтись по коридору, выпить сладкий чай. Во втором триместре это помогает. Знаю по собственному опыту.
– Василек?
– Я не хочу чай, – Василиса опустила глаза, – я хочу домой.
– Правильно, девушка, отдохните и не переживайте. Скоро вы все узнаете.
«Скоро вы все узнаете», – эта фраза преследовала всю дорогу. Разочарование, волнение, необъяснимая тревога сжимали сердце, окружая эти простые слова каким-то совершенно непонятным зловещим ореолом. В эту минуту сомнения в правильности маминой интуиции отпали окончательно. Подъезжая к дому, Василиса чувствовала: внутри мальчик с характером. Упрямый, как ее собственный отец.
У квартиры Алексей притормозил, и нехорошее предчувствие стрелой пронзило тело Василисы. Еще не зная, что именно торчит в дверной щели, она согнулась пополам и начала жадно хватать воздух.
– Василек, кто-то подарил тебе шляпку, – весело сообщил муж.
Василиса прижала ладони к губам и попятилась.
– Смотри, с кружевом, – и замолчал на полуслове. «Биби» была в пятнах краски, очень напоминающих капли крови. К ней был приколот клочок бумаги со словами: «А было ли сердце у Снежной королевы, а, Рыж?» Но она этого уже не видела. Предательский каблук соскользнул со ступеньки, и Василиса беззвучно полетела вниз.
Глава 25
Телефон Андрея Степановича лежал перед глазами, но толка от него пока не было никакого. «Недоступен» – отвечал аппарат, заставляя Александру все сильнее убеждаться в правильности собственных выводов. Этот человек был замешан в деле с Шифровальщиком, она это чувствовала. Но был ли он сам им?
Селиверстова задумалась: «Инвалидность – идеальное алиби. Чересчур идеальное. Инвалид, замешанный в убийствах… В подобное не то, что верилось с трудом – в это верить не хотелось». В практике с таким она сталкивалась лишь однажды – в начале работы следователем. Но тот случай был прост: колясочник отвлекал внимание, пока его компаньон обворовывал пожилую женщину неподалеку от сберкассы. Так неужели на этот раз преступник настолько цинично и жестоко пользовался своей немощностью? Она вздохнула. Интуиция помалкивала, а других идей не было.
Найти гинеколога не представляло возможности: не было ни единой зацепки, а обзванивать каждого медработника Красносельского района никто не стал. Зато Дмитрию удалось выяснить следующее.
В «Благодатную», где проходил курс лечения Петров, приходил некий Весников Андрей Степанович. Больше года он наблюдался у того же Сидоровича. За приличную сумму, которую Соколов требовать от Александры не стал, попросив взамен согласия на совместную поездку к другу его детства, врач сообщил сведения, которые по ясным этическим соображениям должны были оставаться между ним и пациентом, но теперь они стали доступны и двум детективам.
Как оказалось, Весников Андрей Степанович, бывший оперуполномоченный Красносельского отделения полиции и со скандалом уволенный в далеком тысяча девятьсот восемьдесят первом году страдал от партенофилии. Иными словами, испытывал сексуальное влечение к девственницам. Он представлялся юным студенткам режиссером, привозил на съемную квартиру и насиловал. Жертв обнаружилось две, но, возможно, другие просто молчали. Первая покончила жизнь самоубийством. Вторая заявилась к нему домой, рассказала все жене и начала шантажировать. Итог, студентка без вести пропала, а он лишился семьи. Жена не простила, его жизнь пошла под откос. Сидорович говорит, тот и раньше был психически неустойчив, в частности подвержен вспышкам неконтролируемой агрессии, а после развода стало еще хуже: Весников сам признавался в неоднократном избиении бомжей. Так он снимал стресс.
По словам Сидоровича, последние восемь месяцев Весников очень медленно, но все же шел на поправку: все меньше говорил о своем влечении, реже нападал на бомжей, понемногу возвращал прежние контакты и старался жить, как нормальный человек. Он устроился на работу уборщиком, изредка, но встречался с друзьями, стал снова писать небольшие стихи как в юности и все чаще вспоминал бывшую жену. Весников собирался с ней встретиться и расставить все точки над «i», ведь их расставание было сумбурным, эмоциональным. Спокойно они так и не поговорили. Доктор считал это решение верным и всячески помогал Весникову подобрать нужные слова. Они написали целую речь.
Примерно полгода назад на один из приемов Весников привел Петрова – парня с шизофреническим расстройством, страдающим от «дружбы» с ледяными осами. После этого Весников устроился на дополнительную подработку в пиццерии и стал активно общаться с Петровым. Примерно три месяца назад лечение Весникова и Петрова превратилось в общие сеансы психотерапии, и вскоре последний начал утверждать, будто осы в его голове приняли Весникова. Он называл его «друг моих ос», и доктор не раз слышал, как Петров приглашал Весникова в гости.
Когда убийства, совершенные маньяком повесили на Петрова, тому оставалось два приема. Вопрос лечения Весникова оставался открытым, но бывший опер так больше и не явился. А спустя два дня после поимки маньяка, доктору пришло смс: «Вы мне очень помогли, но Петров помог больше».
– И еще он написал, что Бог его уже проклял, а остальное не имеет значения, –Александра постучала ногтями по экрану телефона.
– Да. С Сидоровичем они больше не пересекались. Кстати, я пробил информацию по этому доктору: лицензия куплена. Медицинское образование есть, но неоконченное. Разведен, по решению суда с дочкой видится раз в неделю. Как и Весников психически нестабилен.
– Но при этом Сидорович помогал пациентам, попавшим в затруднительное положение.
– Саша, судить о человеке по столь скудным данным аморально. Ты не знаешь, из-за чего они с женой развелись и что произошло в их семье. А нестабильность…
– Нестабильно сейчас процентов семьдесят населения, – перебила Селиверстова, в очередной раз набирая Андрея Степановича и, слушая гудки.
– Снова твоя статистика, – Дмитрий был слегка раздражен, – ты не можешь без этих математических подсчетов? Где ты это вычитала?
– Нигде, – спокойно ответила Александра, – она взята из собственного опыта, но разве речь об этом?
– Ты все усложняешь, Саша, как обычно.
Александра налила чай – только себе, в пятнадцатый раз пожалев о несостоявшемся выяснении отношений. Когда Соколов только приехал, то сразу предложил обсудить их ссору, но она заявила, что дело важнее. В эту секунду, наблюдая, как Дима играет желваками, Селиверстова уже не была так уверена в правильности своего решения. Поговорить все же стоило. Но не скажет же она теперь: «Давай выясним, почему ты не ночевал и даже не звонил?» Это бы выглядело глупо. Надкусила бисквитный торт с малиновой прослойкой и уставилась в кружку.
– Ты совсем не волновалась?
– Ты о чем? – безразличие на лице – ее привычная маска треснула, как только прозвучал следующий вопрос:
– Я не ночевал у нас дома и тебе все равно?
У нас дома. Эта фраза не вписывалась в ее привычный мир, внося сумятицу и, рождая необъяснимые эмоции. Эмоции, которые казались ненужными, лишенными логики. Чужими. Никто и никогда не называл ее квартиру своим домом. Это звучало пугающе приятно.
– Почему ты не позвонила? – продолжал Дмитрий, повысив голос, – неужели гениальная Александра не в состоянии признать свою ошибку?
– Ошибку?! – кружка с грохотом опустилась на стол, расплескав добрую половину чая, – не ты ли все время доказываешь свою правоту? Указываешь на мой пол, смеешься над интуицией?
– Но интуиция не может выбирать, кто преступник, а кто нет! С тобой ведь совершенно невозможно вести дело! И как ты не осознаешь: кроме твоего мнения есть и другое. Мое, к примеру!
– Так ты не отрицаешь, что отказываешься от моих предположений, потому что я женщина?! – она и сама не заметила, как вскочила с дивана, оказавшись прямо перед Соколовым, который теперь стоял напротив и смотрел такими глазами, будто готов был ее убить.