Полярные чувства

– Не исправима, – притворно сердито воскликнул супруг.

– Я – мясоед, – парировала Василиса и тут же обратилась к маме:

– Мы же не с пустыми руками! Лешка сейчас принесет.

Клавдия Евгеньевна заохала, заахала, смущенно поправила рукава домашнего платья цвета сливы и что-то пробормотала насчет лишнего беспокойства. Алексей тем временем принес пакеты и, подскочившая Василиса принялась хлопотать, выуживая из них всякую всячину.

Блузка пришлась Клавдии Евгеньевне в самый раз и по размеру, и по фасону, а маковый цветок вообще вызвал умиление. Помада тоже оказалась кстати – утром учительница выжала остатки и уже ломала голову, как быть завтра.

– Ты моя спасительница, – расчувствовалась Клавдия Евгеньевна.

– А ты, мама, все еще красавица, – уверенно заявила Василиса и вдруг предложила:

– Мама, а давай я тебя с кем-нибудь познакомлю! Хватит дома сидеть в одиночестве. Найдем тебе мужчину.

– О, Василек, я пожалуй, пойду-у… ножи потачу, – муж постарался ретироваться за дверь, но Василиса вцепилась в его руку и горячо уверила: – Подожди, Леша. Нам без тебя не справиться.

– Василисочка, я уже…

– Не надо, мама, – перебила Василиса и снова обратилась к супругу: – Ты говорил, отец одной из твоих коллег на каком-то сайте нашел себе пару.

Лешка вздохнул, смутно припоминая тот случай. Да, действительно Отец Витька через сайт познакомился с женщиной, но дальше одной встречи дело не пошло. Избранница оказалась помешанной кошатницей, а у отца Витька аллергия на всех пушистых. Об этом он и напомнил супруге.

– Ну и что! – не отставала Василиса, – ему не повезло, а вдруг маме повезет? Ничего ведь не произойдет, если попытаться, правда? А тебе, мама, пора… пора забыть про одиночество.

Грусть промелькнула в желто-зеленых глазах, но лишь на долю секунды. Василиса не позволила себе размякнуть и с жаром затараторила:

– Да, папа был путешественником и, наверно, самым замечательным человеком на свете, но, мама, его больше нет, а ты все еще жива, поэтому я запрещаю тебе чахнуть и прямо сегодня зарегистрирую на сайте. Найдем хорошего мужчину и тоже путешественника, и ты вновь будешь счастлива. Отговорки не принимаются. Я уверена, папа бы со мной согласился.

Клавдия Евгеньевна ничего не возразила. Молча вышла из комнаты и, включив воду на кухне, долго смотрела на грязные тарелки, силясь остановить поток слез.

– Мама? – теплая ладонь легла на плечо, – я тебя обидела? Я слишком напориста? Извини. Мне лишь хотелось…

– Все хорошо, Василисочка, – Клавдия Евгеньевна принялась отмывать грязную посуду, не в силах заглянуть в глаза дочери.

– Но почему ты плачешь?

– Просто ты такая замечательная, что иногда я удивляюсь, как ты такая выросла.

– Ну, мама, у меня был пример. Ты и папа – мои лучшие учителя.

– Ну да. Ну да…

– Мама, не плачь, а то я тоже расплачусь. В последнее время нервы ни к черту. А в понедельник УЗИ, так что я вообще места себе не нахожу. Вот-вот и узнаем пол.

– Не буду, Василисочка, не буду. Ты иди и не нервничай, я вымою посуду и присоединюсь к вам.

– И мы обсудим мою идею? – Василиса кухонным полотенцем стерла слезы с морщинистого лица и быстро чмокнула мать в щеку.

– Хорошо, Василисочка, хорошо. Иди.

Дочь ушла, а Клавдия Евгеньевна включила воду на полную мощность и начала ожесточенно тереть губкой чашку. Слезы непрерывно стекали с подбородка, растворяясь в мыльной пене. Пожилая женщина плакала не от чувства радости и не от признательности – от боли. Ее Василисочка жила в иллюзиях относительно родного отца, и она не знала, как признаться в том, что он не был путешественником. Как объяснить, почему она сама его выгнала? И стоило ли вообще говорить правду спустя столько лет? Что было, то было. Пусть лучше дочь пребывает и дальше в неведении. А личная жизнь… Клавдия Евгеньевна уже давно позабыла и понятие такое, но, поразмыслив, решила все же уступить дочери. Закрутила кран и крикнула:

– Василисочка, мне нравятся темноволосые! – и после тяжелого вздоха, будто признаваясь самой себе в чем-то постыдном, едва слышно добавила, – особенно с родинкой на правой щеке.

Глава 21

Раньше серый блочный дом легко бы потерялся среди собратьев, но недавно сделанное красочное граффити на стене сделало его узнаваемым.

«А ТУТ В СТО ПЯТАЙ ЖЫЛ КРУТОЙ МАНЯК!» – гласила она, пугая соседей не только жуткой неграмотностью подрастающего поколения, но и восклицательно-радостной формой самого высказывания. Александра передернулась, живо представив последователей Шифровальщика – этаких лишенных внимания и причем не обязательно подростков, считающих себя незаслуженно обиженными вселенной и уверенными в собственных мотивах, какими бы мрачными те не были. Детектив знала много таких случаев. К примеру, история Эдварда Гина, захотевшего повторить славу фильма «Психоз» и на самом деле совершить преступление, основанное на фантазии Хичкока. Поговаривали, что в его доме были найдены человеческие головы, развешанные по стенам. Правда позднее было доказано: тяга к убийствам началась еще с прочтения о зверствах нацистов во время Второй мировой и к Хичкоку имеет мало отношения. Или последователи Чарльза Мэнсона, вступившие в его секту с теплым названием «Семья», слепо доверившие ему свои жизни и считавшие самим пророком. Люди, продолжившие дело Чикатило в России, Зодиака в США, Джека Потрошителя в Великобритании.

Александра боялась даже предположить, во что может вылиться подражание Шифровальщику, а ведь оно возможно. Все яркие преступники так или иначе получали своих поклонников, и у Шифровальщика на это имелись все шансы. Во-первых, три убийства меньше, чем за трое суток и во-вторых, журналистская шумиха, созданная явно не столько для информирования жителей, сколько для рекламы убийцы. Стоит только вспомнить заголовок: «Дерзкий маньяк ищет новую жертву!»

«Дерзкий… – с отвращением подумала Александра, – скорее хитрый и продуманный. И совсем не похожий на Петрова».

Не обнаружив поблизости камер, она смахнула с воротника рой снежинок и подошла к подъезду. Как раз в этот момент дверь открывала девчонка лет тринадцати, и детектив зашла следом, про себя возмущаясь подростковой неосторожностью. Она уже хотела возмутиться в открытую, как дверь возле лифта распахнулась, и на пороге возникла дама неопределенного возраста с поварешкой в руке.

– А вы, простите, кто такая? К кому? Я вас не знаю, – женщина подозрительно оглядела детектива, задержав взгляд на фиалковых сапогах, вернулась к лицу и недовольно обратилась уже к девчонке:

– Леська, ну как так можно? Сколько раз говорить, чтобы ты никого не впускала в подъезд!

– А я и не…

– Не надо оправдываться. Мало маньяков по нашу душу? Еще захотела?

– А я как раз по этому поводу, – моментально ухватилась за слово Александра.

– Журналистка, что ли? – подозрение в глазах никуда не делось, – сапоги красивые. Журналисты нынче хорошо зарабатывают?

Селиверстова не уловила связи между цветом и стоимостью. Да, обувь на ней была дизайнерская – подарок от успешного клиента, но с первого взгляда человеку, не разбирающемуся в подобных вещах, понять это было невозможно. Хмыкнула и ответила:

– Я не журналист – частный детектив.

– Сыщик, что ли? – перебила та.

– Именно.

– И кто вас нанял?

Любопытство дамы нервировало, но именно такие представительницы знали все и обо всех.

– Никто не нанимал, но у меня есть основания полагать, что… – и Александра заговорчески добавила: – поймали не того.

Как она и ожидала, любопытство, которым загорелся взгляд женщины моментально открыл дверь в квартиру – детектив получила любезное приглашение на чай.

– Леська, ты иди чай завари. А вы документы покажите, – дама протянула ладонь.

Александра заметила, что дверь все еще открыта и придерживается рукой с крепко зажатой поварешкой. Предусмотрительно, хотя она и знала – преступнику такой жест не помешал бы. Открыла сумку и продемонстрировала корочку.