Итиноку

Виктор вернулся в спальню с высоким бокалом, где шипело и золотилось игристое вино и возвышалась бархатистая черная роза.

– Я сидел у окна в переполненном зале.

Где-то пели смычки о любви.

Я послал тебе чёрную розу в бокале

Золотого, как небо, Аи, – продекламировал он и, опустившись на одно колено, поставил бокал перед Никой.

– Я вижу, ты – человек слова, – улыбнулась Ника.

– Пацан сказал – пацан сделал, – Морской шаловливо посмотрел на нее снизу вверх. – М-м-м… Ника, если ты не хочешь, чтобы мы опоздали, лучше скорее одевайся. А то я могу не удержаться…

– Тебя бы к электростанции подключить, чтобы энергия зря не пропадала, – покачала головой Ника. – Сэр Орлов!

– Это ты придаешь мне сил. Я заказал нам по чашке трипло. Если я не путаю, это твой любимый кофе, мадам Морская? Сэр Орлов… Гм, неплохо звучит. Эдак я к вечеру и графом стану. Или даже князем…

Принесли кофе. Ника и Морской не спеша выпили эспрессо и ледяное шампанское, и Ника, полюбовавшись розой, стоящей теперь в высокой изящной вазе, ушла в ванную.

*

– Как говорил писатель, и утро тебе к лицу, – сообщил Наум, рассматривая нежное личико и хрупкие плечики Харуки на золотистых простынях гостиничного номера. – Наш, кстати, автор, питерский. Сергей Довлатов. Мне понравилось у него это наблюдение… Ну, вот, и ты прекрасна даже поутру.

– "Прекраснее всех

Даже ранним утром -

Любимая женщина", – нараспев произнесла Харука. – Не самый удачный экспромт, во второй строке не семь слогов, а шесть, но мне трудно помнить о правилах стихосложения, когда мы в одной постели.

– А мне нравятся ваши хокку, – ответил Наум, – коротко и по сути. Хоть я никак не запомню, сколько должно быть слогов. Вот бы мне научиться так лихо слагать их! Я бы на прениях всех прокуроров ими отделал!

– По-моему, ты и так это умеешь.

*

В банкетном зале собрались уже все гости свадебного пира, ожидая прихода молодоженов. Появление Ники и Виктора встретили приветственными возгласами, аплодисментами и шутками. Неутомимый тамада вовсю веселил публику. На танцполе кружилось несколько пар под какую-то плавную лирическую мелодию, исполняемую оркестрантами – Франсис Гойа или Поль Мориа. Вышколенные официанты разносили кофе, напитки и закуску. У стола новобрачных, за которым уже восседал бравый приглашенный генерал, стояли двое бодигардов Морского и двое офицеров, сопровождающих командира.

Глядя на них, Тася шепнула Оле:

– Прямо как у меня на работе. Особо впечатлительный контингент жалуется: невозможно, мол, есть, когда рядом кто-то стоит и зырит. А этим голубкам и этому молодцу все нипочем.

– Мамик сегодня настроена язвительно; не стоило вчера до полуночи отплясывать и крепкие коктейли шарахать, – хихикнула дочь. – Виски с текилой смешать – это было уже опасное сочетание, а абсент с "Эверклиром" тебя добил…

– Ишь, яйца курицу учат! – шутливо замахнулась на нее Тася.

Когда Морской и Вероника сели за стол, а тамада выскочил на середину зала и объявил вторую часть банкета открытой, в зал вбежал запыхавшийся Саня.

– Сорян, – выпалил он, – прямо с места происшествия дунул в редакцию, готовить материал. Главнюк велел: хоть кровь из носа, в сегодняшний номер успей сдать! Двести строк, не баран начхал! А потом надо было хоть немного поспать и привести себя в порядок… Не идти же на свадьбу невыспавшимся чуханом.

Лучше всего Сане работалось и отдыхалось в редакции. Дома у него царили двое пятилетних сыновей, способных посеять первобытный хаос за полчаса в любом помещении, шумная и говорливая жена и регулярно приезжающая из пригорода теща…

– Да, видела я, как ты дернул из собора, только подметки сверкнули, – заметила Вероника, – мне даже стало интересно, что тебя так взбудоражило…

– Нормальные невесты на свадьбе млеют от счастья, а не глазеют по сторонам, – поддел ее Саня.

– Так то нормальные невесты, – в глазах Виктора блеснула смешинка. – А Ника спасибо, что хоть не понеслась за вами, теряя на бегу фату и подобрав юбку!

– А что случилось? – спросила Вероника.

Саня замялся, оглядывая пышно убранный зал.

– Не тяни кота за сокровенные места, – поторопила Вероника, – я не инженю, в обморок не упаду, да и Витя, я думаю, тоже с лица не сбледнет…

– Денисов погиб вчера на "Адмиралтейской", – выпалил Саня, – художник… Ни с того, ни с сего сорвался со смотровой. То ли случайно упал, то ли прыгнул, то ли толкнули, неясно. Мне Светуля из корректуры звякнула, она видела. Полиции понаехало! Станцию на полдня закрыли.

– Ираклий Денисов?! – ахнула Вероника. – Художник, у которого летом погибли в автокатастрофе жена и сын? И через два месяца – и он тоже… Злой рок какой-то.

– Или не злой рок, а злая воля, – задумчиво сказал Виктор.

*

Ояма приехал из Хельсинки автобусом, прибывающим в Петербург в 22.55. Если он и был утомлен долгой дорогой с бесконечными пересадками и получасовым опозданием из-за затянувшейся проверки на границе, то вида не показывал. Он вышел из салона бодрым шагом, неизменно подтянутый, на ходу застегивая темно-серое пальто, и улыбнулся ей.

Его соседи выскакивали на ночной автовокзал хмурые, замотанные, бестолково сбивались в кучу у багажного отделения, наступая друг другу на ноги и переругиваясь. Какой-то парень звонил по телефону, требуя, чтобы некая Лена подъехала на машине и забрала его, громогласно костерил дорогу, пробки, придорожные уборные и таможенный досмотр. Нецензурные выражения он выговаривал особенно громко и отчетливо, словно смакуя – как мальчишка, желающий всем показать свою "взрослость" и "крутизну".

– Можете не материться? – одернула его женщина с мальчиком лет семи.

– Не могу! – отгавкнулся парень и выдал особенно закрученный пассаж.

Это вызвало у нее новый виток дурных воспоминаний о прошлой жизни, в которой ее звали иначе, и которая превратилась в сплошной ужас и мерзость по вине вот таких же, мордатых, нагло матерящихся, сплевывающих через каждое слово…

Сейчас она могла одним движением руки вырубить, искалечить или даже убить этого здоровенного придурка с красной рожей, маленькими, без признака мысли, глазами и пивным амбре, орущего самым гнусным матом на весь Обводный канал. Никто бы и не заметил и не понял, почему крикун вдруг поперхнулся на полуслове и повалился… Но это было бы неуместно и несвоевременно. Нельзя отвлекаться и давать много воли эмоциям. Тем более когда им предстоит Дело.

Словно что-то почувствовав, сквернослов покосился на худощавую брюнетку в длинном черном пальто, скомкал свою гневную тираду, снова сплюнул и отошел к площадке для курения.

– Долгая дорога, – сказал Ояма, перекинув через плечо дорожную сумку, – но все когда-нибудь заканчивается. Я рад тебя видеть, Мияко. Отрадно встретить в чужом городе доброго знакомого, – он церемонно склонил голову.

В такси по дороге в гостиницу он поинтересовался:

– Пребывают ли в добром здравии предводитель и его дочь?

– Когда я их видела в последний раз – да, – ответила она.

– Нам предстоят гастроли? – это слово Ояма выделил интонациями.

Она кивнула. Едва ли таксист так хорошо знал разговорный японский язык, но на всякий случай о деле в машине не говорили и старались не называть ничьих имен.

В салоне было включено радио "Ретро-ФМ".