– Своих роди сначала! – огрызнулась женщина. – Мне чуть руку не сломали, нормально, на хрупкую женщину орава здоровенных бугаев навалилась, а вы еще говорите, что я сама виновата…
– Ребята к вам и не подходили, – уточнила Кира Лидина, – вас скрутила я, тоже не слишком крупная особа.
– Пушками махали, – хныкала женщина, собирая рассыпанные вещи, в основном это были игрушки и средства ухода за ребенком, – тоже, угрозу нашли, прямо смешно. Кремик Ясин чуть под автобус не зашвырнули, – она буквально легла на землю, отклячив "пятую точку" в попытке вытащить из-под калитки тюбик.
– А зачем вам этот крем? – изумилась Ника, рассмотрев отметку "0+" и изображение пухлого карапуза в памперсе на тубе.
– Мы им ручки мажем, – пояснила мамаша. – Каждый раз после мытья или антисептика, чтобы кожичка не пересыхала…
– Вообще-то этим кремом младенцам другое место смазывают, – прыснула Кира.
– Не твое дело, соплячка, – огрызнулась мамаша, злобно глядя на девушку-секьюрити. – Этот крем самый лучший! Не понимаешь, так молчи.
– Пацану руки кремом мажут, – пробурчал Гоша. – А потом что, пудру с помадой подарят? Не мужиков, а п…сов каких-то растят! Тьфу! – смачно подытожил парень и тут же сник, получив ледяной начальственный взор.
– Захочу, так и маникюр ему сделаю, тебя не спрошу, козлина, я – мать! – сварливо взвизгнула женщина. Гоша, побагровев, шагнул вперед…
– Отставить! – в голосе Морского звякнул металл. – А вы, уважаемая, чем фестивалить, лучше подумайте, чем вам нервы подлечить, чтобы лучше собой управлять. Если вы и дальше будете так бесноваться, то можете нажить себе крупные неприятности, – олигарх достал внушительную пачку денег. – Надеюсь, этого вам хватит за порванный пакет, физический и моральный ущерб?
Взглянув на пачку, женщина моментально захлопнула рот, схватила одной рукой уже успокоившегося сынишку, другой – деньги и, на ходу заталкивая их в сумку, унеслась почти со скоростью поезда "Сапсан". На бегу она не замечала, как из порванного пакета снова разлетаются собранные было детские вещи.
– Сама коза отбитая! – Гоша так поддал ногой многострадальный тюбик крема, что забросил его на противоположный конец автовокзала. И тут же опасливо покосился на шефа. Но Виктор уже смеялся, доставая сигареты.
– Да, перформанс был еще тот, – сказал он, – багаж-то весь на месте? А то половину могли растащить, пока мы с этой милой особой разбирались.
Из здания автовокзала уже выходили люди, прибывшие утренним автобусом из Севастополя. Среди них выделялась одна пара – худощавая молодая брюнетка с очень белой кожей, продолговатыми азиатскими глазами, длинными иссиня-черными волосами и грацией пантеры, одетая в длинный, до пят, приталенный черный плащ, и едва достающий макушкой ей до плеча субтильный молодой человек, японец, легко кативший два чемодана. Каждый из кофров был едва ли не больше него, но паренек без усилий поднял их и по ступенькам снес на весу.
Парень в морской форме, засмотревшийся на черноволосую красавицу, галантно придержал перед ними дверь автовокзала.
– Аригато, – улыбнулся азиат и слегка поклонился, а девушка благодарно улыбнулась.
Надевая темные очки, она задержала взгляд на Морском и Веронике. В чертах ее лица была заметна примесь восточной крови. Она немного напоминала Харуку Ямаути, новую пассию Наума, но острый наметанный женский взгляд Ники отметил, что лицо девушки несколько неестественно белое и малоподвижное – как после пластических операций. Как у Риммы Чибисовой, которая после многочисленных "перекраиваний" и ботоксных "замораживаний" лицевых мышц едва могла улыбаться…
И почему только Витя тоже так засмотрелся на эту "мадам Баттерфляй"?..
*
Она узнала его сразу, несмотря на все произошедшие перемены. Тогда никто и подумать не мог, каким станет этот тихий застенчивый парень. Сейчас он добился большой власти, и не только благодаря деньгам – одного его слова достаточно, чтобы у всех пропало желание перечить. Ледяной взгляд, металл в голосе – а раньше он таким не был. Она не знает, как он жил все эти годы и какие события так перепахали его.
В прошлом году она впервые приехала в свой родной город. Там ее никто не узнал. Зато она узнавала многое и многих. Выходя на сцену, через прорезь для глаз в черной маске она видела знакомые лица. А он так и не появился. Всю неделю губернаторская ложа оставалась пустой.
Зато сейчас она увидела его свадьбу и порадовалась. По части нинсо она значительно уступала Харуке и Акайо-дзенину, но видела, что петербургская журналистка выходит за него замуж не по расчету. Это брак по взаимной любви.
"Витька-Святоша, который четыре года назад сжег бордель на повороте к Новоминской и приплющил его хозяев… Господи, да он ли это?" – она вспомнила его, склонявшегося в пустом классе над учебником, пока остальные поднимали пыль столбом на большой перемене. Свитер, обтрепанные рукава которого давно стали коротки; поджатые пальцы в китайских кроссовках, красные, замерзшие уши… Никто даже предположить не мог, что этот, как его дразнили, "ботаник" станет грозным Святошей…
Даже в мелочах было видно, что он ОЧЕНЬ изменился: из окна автовокзала она наблюдала, как он несколькими короткими репликами угомонил разошедшуюся скандалистку-мамашу, живущую по принципу "я родила – мне все должны; молчать-бояться, я за своего ребенка всех порву, а разбираться буду потом", существо неуправляемое в принципе. С такими далеко не все решались связываться, чаще предпочитая тихонько отойти, оставив поле битвы за ней. Но под его суровым взглядом беснующаяся особа стушевалась и утратила весь свой кураж.
"Он мог бы стать хорошим синоби, – подумала она, – может даже дзенином. Мог бы. Но у него другой Путь, своя Колесница, которой он правит твердой рукой…"
Выходя из здания автовокзала, она покосилась на него и журналистку.
Он уже улыбался комичной ситуации, шутил с молодой женой, доставал сигареты. На нее покосился мимоходом. "Вот и он меня не узнал"…
На улице они взяли такси, хотя она и предлагала вызвать машину по телефону. Таксисты у автовокзала всегда завышали цену, тем более на курорте. Но это не укладывалось в голове Оямы, который привык к тому, что в его родном Токио таксисты ездят по единому тарифу и не накинут сверх ни одной иены независимо от места работы.
"Тут тебе не Токио, и этим все сказано", – произнесла она по-японски, пока шофер забрасывал их чемоданы в багажник. "Я это понял, – ответил напарник. – Просто хочется поскорее добраться до отеля. Надо отдохнуть после долгой дороги и приготовиться к гастролям".
Она уже была готова. Успешно выполненная работа в Петербурге придала ей сил и уверенности. Она настроилась на правильный лад и была уверена, что и тут они справятся так же хорошо. Никто в Петербурге даже не заподозрил, почему на самом деле коварный гайдзин вдруг свалился с площадки. В интернете до сих пор дискутируют, что это было – головокружение, самоубийство или простая неосторожность… И дзенин ее похвалил. Когда она накануне отъезда в Ялту отчитывалась перед Акайо-сан, он скуповато улыбнулся: "Я доволен тобой, Мияко. Те, кому ничего знать не нужно, ни о чем не догадаются. А те, кто знает, получат хороший урок: с нами нельзя вести грязную игру. В своей работе мы можем проявлять хитрость и коварство, чтобы успешно выполнить задание, но с заказчиком всегда честны. Верность Долгу и безупречное исполнение своей работы – без этого нам нельзя. Иначе мы ничем не отличались бы от простых головорезов. Но если заказчик пытается нас обмануть или предает, это не должно сойти ему с рук".
"Я назвала этого человека гайдзином, – думала она, глядя из окна машины на золотисто-багряную набережную реки, пронзающей Ялту от гор до моря. – Я уже начала мыслить, как урожденная японка. Но я согласна с Акайо-сан. Этот человек поступил с нами бесчестно, по его вине погиб Акихиро. И до этого он не предупредил, что в тот день в машине его жены окажется ребенок. И в ночь после их гибели он отправился ночевать к женщине на Васильевский остров… Тройное коварство и бесчестие. И хуже того, что здесь подобное "кидалово" – не редкость. Ловким пройдохой еще и восхищаются, о симпатичных аферистах еще и романы пишут и зачитываются ими с восторгом, а над жертвами еще и смеются: так, мол, и надо дуракам, за уроки платить надо, а им будет урок… То, что у других считается позором, здесь – чуть ли не подвиг. Что-то неправильное происходит с этим обществом!"
Когда ее звали иначе, она была привычнее к подобным реалиям и не реагировала на них так остро. Это была повседневность, привычная, как тиканье часов или лягушачьи трели с болот. Она просто не знала такой жизни, где закон и порядок уважают, а не смеются над ними и не посылают по известному адресу; где хитрость и подлость не возводятся в ранг достоинств и где не потешаются над человеком, обманутым мошенниками: "Так тебе и надо, тупица!"…
Став Мияко и сменив в жизни все, она оказалась совсем в другом мире с другими устоями. Не сразу, но прижилась. И теперь думала, что на ее прежней родине, как в Датском королевстве, что-то неладно…
"Где хвалят вора
И смеются над жертвой -
Так не должно быть!" – подытожила она свои размышления хокку.
Машина подъехала к помпезным воротам гостиницы.
– А потему вирра надзивается "Ерена"? – спросил Ояма, доставая бумажник.
– А фиг его знает, – весело ответил смуглый курчавый таксист, отсчитывая сдачу. – Уууф, ну и баулы у вас! – он открыл багажник. – И как вы их до машины доперли? – он с завистью и удивлением посмотрел на невысокого и субтильного Ояму.
На вилле напарник сразу расстелил циновку и устроился у окна – созерцать пейзаж. Это помогало ему сконцентрироваться и направить свою энергию ки в нужное русло. А она занялась каллиграфией, выбрав иероглиф "Служение". Тренировку они проведут завтра. Все-таки после курса лечения ей нужно больше времени на восстановление сил. В дороге она очень устала. Вот и рука уже подрагивает, и иероглиф получается плохо.
Отложив восьмой лист и так и не добившись безупречного написания, она убрала принадлежности для каллиграфии и решила тоже заняться созерцанием.
Но сконцентрироваться на искристой синей воде бассейна ей мешали мысли о нем и его жене. Вилла переполнена. Значит, они, скорее всего, направятся в "Ореанду". Это к лучшему – нет риска столкнуться с ним на вилле… А вдруг он что-то заподозрит? Или, того хуже, она как-то себя выдаст?..
Во всех помещениях виллы висели таблички с перечеркнутой сигаретой, и она вышла из апартаментов, чтобы поискать место для курения. И, вслед за Харукой, подумала, как хорошо было бы, если бы здесь тоже поставили герметичные кабины и павильоны для курения. Тогда и воздух оставался бы чистым, и в общественных местах не курили бы, и значительная часть общества не чувствовала бы себя ущемленными в правах…
Откуда-то с Набережной донеслась усиленная колонками песня:
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: