Ты мне не брат

Дверь палаты приоткрывается, но вместо медсестры, которую я ожидаю увидеть, внезапно заходит Мария. В белом халате и с мягкой озабоченностью на красивом лице.

– Как ты, Леночка?

– Хорошо, – я пытаюсь сесть, но понимаю, что не получится, и поэтому остаюсь лежать. – А как тебя пропустили?

– Бумага об опекунстве помогла, – объясняет она. – Тебе, конечно, по факту уже восемнадцать, но врачей это убедило, что я тебе, как минимум, не чужой человек.

Киваю. Бабушка умерла в том году, когда мне было семнадцать, и у всяких социальных служб возникли ко мне вопросы. Чтобы меня не отправили в детский дом, нужен был любой формально назначенный опекун, который будет за мной приглядывать. Дима им быть не захотел, а вот Мария согласилась. За что я ей ужасно благодарна.

Она вообще очень хорошая. В отличие от Димы никогда не пытается мне указывать, как жить, но при этом у нее всегда можно спросить совета. Я бы хотела когда-нибудь стать такой как она: взрослой уверенной женщиной, хорошо зарабатывающей, умной, с шикарной фигурой…

– Тебя тут кормят хоть? Ты еще сильнее похудела, совсем кости торчат, – озабоченно говорит она, проходясь по мне пытливым взглядом. – И щеки ввалились. Я, кстати, тебе телефон принесла. Брат твой передал.

Несмотря на то, что Мария в курсе, что Дима мне не брат, она всегда называет его именно так. Говорит, что просто привыкла и что сама меня воспринимает как свою младшую сестру.

– Как… что он сказал, когда узнал? – виновато пряча глаза, спрашиваю я.

– Если опустить неприличные слова, то ничего, – усмехается она, поднимая руку и заправляя за ухо прядь идеально гладких темных волос. Мария всегда выглядит как с обложки, и не скажешь, что ей уже тридцать два. – Но настроение у него такое, что я предусмотрительно держусь подальше. Утром кофе ему предложила, так думала, он в меня чашкой кинет.

– Понимаю, – бормочу я.

Утром… Ага, значит, Дима снова у нее живет. Впрочем, а где ему еще жить? Он же практически все время в Москве теперь тусуется из-за работы, поэтому квартиру тоже там снимает, а когда сюда прилетает, всегда у Марии останавливается. Раньше я думала, что они поженятся: Дима ведь с ней даже на свадьбу к Лексу и Ясе пришел, но как-то никаких движений в эту сторону у них не происходит. Может, им так просто удобнее? Или, может, Марии не нравится, что Дима живет не тут, а в Москву переезжать она не хочет? Или у Димы в Москве есть кто-то еще?

Я бы не удивилась. У него всегда было много девушек. Некоторые из них даже пытались со мной подружиться, чтобы через меня подкатить к моему «брату». Вот эти меня особенно бесили! Я одной даже в сумочку череп голубя подкинула, который Кастет нашел у нас за домом. Вот она орала…

– А если без шуток, Леночка, – Мария смотрит на меня своими глубокими, невозможно красивыми зелеными глазами. – Тебе стоит серьезно подумать над тем, что делать дальше. Ты же знаешь, твой брат помешан на контроле, он не даст тебе нормально жить. Чего стоит только то, что он разогнал всех гостей на твоем дне рождении. С другой стороны, ты и сама могла догадаться, что звать всех подряд домой перед его приездом – не лучшая идея.

– Ты же сказала, что он в начале сентября вернется.

– Я? – ее идеальная бровь взмывает вверх. – Нет. Я такого не могла сказать.

– Тогда это я, наверное, опять что-то перепутала, – соглашаюсь я, пытаясь устроиться поудобнее, и морщусь, потому что грудь пронизывает тупой болью. – Да, с гостями это было ужасно, конечно. Ненавижу его за это!

– И это только начало, – вздыхает она. – Дальше будет еще хуже! Я бы на твоем месте, Леночка, попросила брата отправить тебя учиться за границу. И он будет считать тебя пристроенной, и ты не будешь постоянно чувствовать, что тебя контролируют. Помнишь, я тебе показывала французский колледж?

– Где я, а где французский язык, – машу я рукой. – Я его в жизни не выучу, у меня и английский-то в голове не задерживается. И к тому же это какой-то экономический колледж, а я бы лучше на что-то дизайнерское пошла.

– Для этого нужны способности, – мягко замечает Мария. – Мы же показывали твои рисунки специалисту, помнишь, что он сказал?

– Помню, – угрюмо отвечаю я. Настроение сразу портится.

Не то чтобы я считала себя гением, но мне всегда казалось, что я придумываю красивую одежду. Во всяком случае, моя Барби выглядела круче, чем на показе мод, и на школьный спектакль в девятом классе я сама все костюмы придумала и практически сшила. В общем, мне казалось, что это мое будущее. Но когда профессор с кафедры дизайна, которого Мария нашла по знакомству, посмотрел на мои эскизы и сказал, что все это полная ерунда, у меня как будто руки опустились.

Что ж, буду хотя бы швеей. Тоже не самая плохая в мире профессия.

– Я тебе принесла твое любимое птичье молоко, – Мария достает из сумки коробку. – А еще крем, пенку для умывания и тоник. У тебя проблемная кожа, надо за ней ухаживать даже если в больнице лежишь.

– У меня, походу, все проблемное, – бурчу я. – И кожа, и легкие, и мозги. Но спасибо. А Дима… ничего не передавал?

– Нет, – качает она головой.

– Ясно.

Мы еще какое-то время болтаем, потом заходит медсестра и напоминает, что долго в палате интенсивной терапии находиться нельзя, и Мария уходит, обещая еще завтра зайти. Я думаю о том, что она сказала. Ну про колледж, про то, что мне надо уехать. Конечно, никакая Франция мне, тупенькой, не светит, но, может быть, имеет смысл попросить общежитие в училище и жить там? Может, так Дима начнет считать меня самостоятельной и перестанет относиться ко мне, как к неразумному ребенку?

Я тяжело вздыхаю и закрываю глаза. На следующий день меня переводят в обычную палату, а еще через день меня навещает делегация в лице Кастета, Лешего и Вита. Лица у всех троих такие, будто они несколько раз упали. На чей-то кулак.

– Это Дима вас так? – ахаю я.

– Нее, что ты, – уверяют меня они. – Мы просто… ну…споткнулись!

– Придурок он все-таки, – мрачно говорю я. – Вы-то здесь при чем?

Парни синхронно пожимают плечами, а я очень жду появления Димы в палате, чтобы высказать ему все, что я о нем думаю. Но за всю ту неделю, что я тут лежу, он ко мне так и не приходит.

***

Выписать меня обещают в среду, то есть завтра. Это рабочий день, но я все же звоню Марии.

– Привет, ты сможешь меня забрать? – смущенно спрашиваю я.

Я ненавижу кого-то о чем-то просить, но врачи сказали мне поберечь себя, а поездка из больницы на трясущемся автобусе да еще со всеми вещами не очень укладывается в заботу о себе. Кастета просить неловко, он и так из-за меня огреб, а Дима… А Диме я звонить не хочу. Он ведь так и не появился в больнице ни разу со дня аварии. Может, решил поставить на мне крест и больше не общаться со мной?

Ничего. Переживу. Заберу все свои вещи из квартиры, которая по факту его, ведь это он ее нам купил с бабушкой, и попрошу общагу в училище. Или временно у Марии останусь. А нет, стоп, к Марии нельзя: у нее ведь уже Дима живет. Черт, какой-то замкнутый круг!

– Тебя выписывают? – озабоченно спрашивает она, и я слышу на фоне шум и громкие голоса. – Подожди, тут неудобно говорить, я сейчас в кабинет зайду.

Теперь мне вдвойне неловко, потому что я вдруг понимаю, что оторвала ее от работы. Мария – директор автосалона, который Дима открыл в нашем городе. Это по сути филиал, потому что основной салон у него в Москве, так же как и сеть автомастерских, но дела, кажется, здесь идут неплохо.

– Да, меня завтра выписывают, – бормочу я. – Я хотела попросить, чтобы ты меня забрала в одиннадцать. Но только если можешь! Если нет, я сама!

– У меня в это время встреча, – задумчиво тянет она. – Но я что-нибудь придумаю, Леночка. Не переживай: заберу тебя.

– Спасибо, – благодарно выдыхаю я. – Что бы я без тебя делала!

А ведь когда-то я терпеть ее не могла. Ну что с меня взять: я была глупым ребенком. К тому же, без памяти была влюблена в Диму. Понятно, что его девушка да еще и такая красивая, никаких хороших чувств у меня вызвать не могла. На свадьбе Лекса и Яси я даже специально ее вишневым соком облила. Сейчас стыдно об этом вспоминать, но тогда я чувствовала себя победительницей, хотя Мария даже в перепачканном платье все равно выглядела в сотни раз красивее, чем я.

Потом, когда Дима стал все больше времени проводить в Москве, мы постепенно подружились. Мария заходила к нам в гости и общалась с бабушкой, она нашла для нее сиделку, без которой я бы не справилась, она помогала мне с уроками, и именно она однажды мягко поговорила со мной, объяснив, что смешно такой юной девочке быть влюбленной во взрослого мужчину, который ей по сути заменил брата.

– Ему очень неловко из-за этого с тобой общаться, Леночка, – сказала тогда она. – И нам всем неловко, потому что мы это видим. Думаешь, почему Дима теперь так редко приезжает в город?

Я тогда думала, что умру от унижения. Мне-то казалось, у него в Москве важные дела, поэтому он там так много времени проводит, а он просто не хочет меня видеть, а еще мои тайные чувства, оказывается, всем заметны! Господи, я тогда готова была сквозь землю провалиться. Но Мария утешила меня, предложила обращать больше внимания на сверстников, и я, поплакав пару дней, согласилась пойти гулять с Максом из параллельного класса, который давно меня звал куда-нибудь. С ним я первый раз и поцеловалась, но потом об этом непонятным образом узнал вернувшийся из командировки Дима, наорал на меня, потом пошел разбираться с Максом, и это все было так ужасно, так мерзко…

Кажется, с тех пор мы и начали друг друга потихоньку ненавидеть. Уверена, если бы Дима не чувствовал себя обязанным помогать мне и бабушке, он бы вообще больше у нас не появлялся. Но он слишком ответственный, чтобы так сделать.

В среду я стою с вещами в приемном покое и выглядываю через стеклянные двери Марию. Уже двадцать минут двенадцатого, а ее все нет. Уже думаю позвонить ей, чтобы узнать, приедет ли она вообще, как вдруг дверь резко распахивается и в больницу, широко шагая, заходит Дима.

Дима!