– Хочешь прочесть мне сказку перед сном? – спросил Сэм, когда я, помчавшись в гостиную, притащила вдобавок к аптечке свой гримуар. – Кто ты такая, Одри?
Листая страницы, я постаралась сохранить самообладание, но не выдержала.
– Ведьма.
– Хм, – многозначительно изрек Сэм, ничуть не изменившись в лице. – А тот волк…
– Оборотень.
– Так я и думал. А Коул тоже ведьма? То есть колдун или…
– Нет. Он… почти человек.
– Почти, – ухмыльнулся Сэм. – Допустим, ты сейчас говоришь абсолютно серьезно, а не с целью довести меня до нервного срыва и посмотреть, как я плачу, точно девчонка… Почему ты рассказываешь мне это?
– Потому что уже через полчаса я сделаю так, что ты забудешь этот день.
– А что ты собираешься делать прямо сейчас?
– Спасать твою душу.
На этом вопросы у Сэма иссякли, и я вдруг осознала, что коленки у меня предательски дрожат. Сэму, к счастью, было все равно: по его взгляду стало понятно, что он верит в мои россказни не больше, чем я верю в то, что его раны безболезненны. Стараясь не отвлекаться на приступы искренности, я взялась за антисептик и бинты.
– Черт! – воскликнул Сэм, когда я наклонила над его торсом пузырек с прозрачной жидкостью и та запузырилась на коже, дезинфицируя. – Если ты и впрямь ведьма, то что, нет никакого другого чудодейственного способа быстро поставить меня на ноги?!
– Я молодая ведьма, – оправдалась я, стирая сгустки крови, собравшиеся на рваных краях его изувеченной плоти. – Считай, новичок.
Я услышала, как скрипят зубы Сэма, будто на них был песок, – он откинул назад голову, кривясь, когда я проделала то же самое с его животом, поливая антисептиком и ярко-розовые полосы на боку.
Продев бинт под рукой Сэма и обмотав его тело в несколько слоев, я глубоко вдохнула.
– Хотя бы кровь остановилась, – обрадовалась я, но следом за этой новостью пришла следующая: если первая проблема устранена, то пришел черед решать вторую.
Заражение.
– Оборотень, – вдруг произнес Сэм пересохшими губами. – Разве от его укуса ты сам им не становишься?
Я посмотрела Сэму в глаза.
Чтение мыслей – прерогатива ведьмаков, но Сэм был исключением. Для того, чтобы видеть человека насквозь, ему не нужна была магия – детективный опыт с лихвой восполнял ее. И как мне только хватало раньше смелости лгать ему прямо в лицо?
– Я не допущу этого, – пообещала я, приседая на корточки, чтобы поднять свою книгу с душевого коврика, который уже залила кровь Сэма, оставляя алые кляксы.
– Что особенного в Коуле Гастингсе?
Я снова открыла гримуар на странице про versipellis – сменяющих кожу – и встала напротив Сэма. Эти разговоры сбивали с мысли. Будто яд, текущий в его жилах, внушал ему отвлечь меня и дотянуть до момента, когда тот успеет въесться в костную ткань, и всякая магия станет бессильна.
– Что есть в нем такого, чего нет во мне?
Я прижала книгу корешком к подбородку и встревоженно глянула на Сэма. Его лицо осунулось, изнеможенное, будто он неделю не выходил из ночного патруля. Мертвенная бледность, с которой я доставила его в квартиру Коула в центре Бёрлингтона, сменилась на тошнотворный зеленый оттенок. Красные капилляры и сосуды просвечивались под кожей, как флуоресцентные.
– Его глаза, – ответила я. – Карие.
– Самый обычный цвет…
– Вовсе нет.
– Ага. Значит, ты влюбилась в него из-за глаз, – прыснул со смеху Сэм, неуклюже покачнувшись на бортике ванны, и я удержала его, ухватив под локоть. – И все?
– Ну, еще мне его кудрявые волосы нравятся и то, что он с легкостью может повесить новые шторы, даже не забираясь для этого на кухонный стол. Сэм, ты задаешь мне неправильные вопросы… Нельзя влюбиться в человека за что-то конкретное. Это происходит само собой, а лишь потом тебе начинает казаться, что все случилось из-за красивых глаз да кудрей. Но ведь на самом деле причина совсем не в них…
– А может, как раз в них? – вскинул брови Сэм. – В мелочах… Может, будь у тебя глаза зеленые, а не серые, то и мне было бы плевать на тебя с высокой колокольни?
Сэм схватил меня раньше, чем я успела понять, что вскочил он вовсе не от внезапной и острой боли в плече. Его пальцы – цепкие, сильные, холодные на фоне кожи, охваченной жаром, – сдавили мое запястье так сильно, что я выронила книгу, ахнув. Сэм обездвижил меня, и все, что я смогла, обескураженная, – это уткнуться носом ему в щеку, стараясь не слиться с его быстрым и рваным дыханием, из-за которого заразным казалось уже не волчье проклятье, а это безумие.
Я подняла руку и приложила ладонью к горячему лбу Сэма, блестящему от испарины в свете ламп и зеркал.
– У тебя лихорадка. Обращение началось…
– На кой черт тебе сдался наш захолустный городишко? – прорычал Сэм мне в лицо, буравя взглядом, подернутым яростью, в которой была виновата отрава, что жгла его тело изнутри. – Ты будто сама Шамплейн… Это проклятое ледяное озеро с мифическим чудовищем, обитающем на его глубине! Коул когда-нибудь говорил, какие у тебя красивые губы? – он надавил большим пальцем на мою нижнюю губу так, чтобы та приоткрыла ряд нижних зубов. – У тебя на лице ни одной родинки, ни одной веснушки. Как чистое полотно. – Его палец скользнул влево, очерчивая линию моей челюсти. – Каждый раз, как представляю тебя, ощущаю себя лютым извращенцем. Ты ведь еще совсем девочка… Зачем Коул втянул тебя в это расследование? Он не имел права. Ты этого не заслужила – быть частью такого дерьма. Пожалуйста, уезжай из города…
– Сэм, – спокойно сказала я, хладнокровно встречая его взор. – Отпусти меня. Сейчас же.
Он столкнулся со мною лбами, и я почувствовала привкус соли во рту: его поцелуй походил на морскую волну Мертвого моря, что обжигает до сукровицы.
– Ты не должна умереть в этом чертовом городе!
– Сэм!
Я схватила дезодорант, стоящий на ванной полке, и хорошенько приложилась им о его висок. Руки Сэма, обившиеся вокруг моей талии и задирающие кофту, разжались. Мне не хотелось добавлять ему больше травм, чем у него уже было. Поэтому, толкнув его назад, я подняла Книгу и стремительно начала:
– Шкура. Зубы. Вой, – Сэм осел на бортик, обхватив голову руками. – Когти. Копья. И огонь. – Он ударил кулаком по стенке, и плитка пошла трещиной. – Что выжигает порчу крови. Вожак людей, вожак волков. Оба – жертвы для богов. Шкуру сняли, бой утих. Вожак людей их победил!
Я повторила это несколько раз, боясь, что заклинание не сработает, но оно работало. Спина Сэма выгнулась. Он упал, выташнивая на коврик то, что походило на деготь, но пахло в десять раз противнее: кислая черная жижа, которая копилась внутри его тела и распространялась по венам, отравляя вместе с телом и душу. Магическое кровопускание.
Сплюнув едкую гниль, Сэм захрипел и принялся заваливаться на бок. Я придержала его, сев рядом, и помогла подняться, отложив Книгу на стиральную машину.
Я довела Сэма до дивана в гостиной и аккуратно уложила, уже представляя, как раскричится Коул, когда увидит изгаженную ванну и перепачканные подушки. Смешав в глубокой фарфоровой миске ивовую кору и розовое масло, я залила смесь крутым кипятком и, смочив в нем полотенце, приложила к лицу Сэма, стирая свежие красные градины с его щетины, рта и шеи. Веки, устало сомкнутые, трепетали от моих прикосновений, как крылья бабочек. Я тщательно промыла тем же полотенцем и рыжие волосы. Они стали походить на кораллы, о которые можно порезаться. Сэм ежился от озноба, стискивая побелевшими пальцами ремень собственных штанов, и, укрыв его сверху шерстяным пледом, я вдруг увидела, что он открыл глаза и в упор разглядывает меня.
– Значит, ведьма, – прошептал он. – А теперь ты сделаешь так, чтобы я обо всем забыл? У тебя и для этого особое заклинание есть?
– Да, – соврала я. – Все, что от тебя требуется, – это заснуть. Отдыхай, Сэм.
Впервые в жизни Сэм Дрейк оказался послушным. Он зарылся глубже в одеяло и прислонился виском к спинке дивана. Дыхание его сделалось размеренным, и мне тоже дышать стало легче. Я наклонилась и, запечатлев на его остывающем лбу целомудренный поцелуй, отстранилась, оттягивая резинку для волос, сдавливающую запястье.
– Эго, Спор и Блуд, – шепнула я в воздух. – Кажется, настал ваш звездный час. Пора отрабатывать пончики!
Упитанная туша с угольным мехом, который день ото дня начинал приобретать лоск и объем, взгромоздилась на подлокотник дивана рядом с головой Сэма. Раздраженно виляя узлами хвостов, за ней показались еще двое.