Бриллианты для куклы

Бриллианты для куклы
Анастасия Дробина

Блеск бриллиантов, загадочное сияние изумрудов, благородная красота старого золота… Каждый хоть раз в жизни мечтал отыскать сокровища! Но у Юльки Полторецкой и ее друзей другая проблема. Ребята нашли посреди двора старинную куклу, доверху наполненную украшениями. Кто-то выбросил игрушку из окна старухи-соседки – то ли она сама, то ли ее загадочная гостья. Но кому на самом деле принадлежат драгоценности? И удастся ли вернуть золото и бриллианты хозяйке или сокровища попадут в руки мошенников, которые уже взяли Юлькин двор под наблюдение?..

Анастасия Дробина

Бриллианты для куклы

В последний день учебного года Юлька Полторецкая по прозвищу Полундра сидела на крыше гаража, обхватив руками ободранные коленки, и рыдала. Перед Юлькиным несчастьем бледнело все – лето, начало каникул, недавно подаренный дедом МР-3 плеер, ясная погода и сочувствие верных друзей. Друзья сидели тут же, на крыше, и молчали, проникшись трагизмом сцены. Серега Атаманов, Юлькин сосед и друг с младшей группы детского сада, жевал травинку и художественно сплевывал с гаража в лопухи. Толстый Андрей по прозвищу Батон меланхолично надувал пузырь из жвачки и одновременно пытался отвлечь Юльку от истерики:

– Полундра, не вой, чего уж там… Мне тоже алгебру пересдавать, но я ж тут не ору дурниной… А меня дед в деревне Михеево ждет, уже три телеграммы прислал, в огороде не тянет один…

Лучшая подруга Белка Гринберг из солидарности всхлипывала тоже:

– Юль, да не расстраивайся ты… Поду-умаешь, переэкзаменовка… Вот у меня концерт через два дня – это да… Каждый день по три часа за инструментом – хуже любой переэкзаменовки, вот!

В Белкиных словах была своя правда, но Юлька в ответ взревела так, что Атаманов незаметно отодвинулся и почесал полуоглохшее ухо.

– Вы!.. Ты!.. Со своим роялем!.. Тоже мне – сравнила! Я никогда не сдам эту алгебру, никогда! Ясно вам – никогда-а-а… Не понимаю, зачем от «а» отнимать «б»? Если из десяти вычитать пять, тут хоть смысл есть, а от «а» отнимать «б»… Просто издевательство! А многочлены сокращать – насилие над личностью!

– Понятное дело… – осторожно вставил Серега.

– Вот, Атаманов, ты нормальный человек, ты понимаешь! А Катушка не понимает! И влепила переэкзаменовку! И… и… и еще братец придурочный приезжает! А я в Евпаторию хочу! К тете Клаве! На мо-о-о-ре… И чего наша Катушка на пенсию не идет? Всю бы школу осчастливила! Так нет, работает, старая холера, покоя ей нету! Скачет в школу как на праздник, садистка проклятая!

Все присутствующие дружно вздохнули. Белка обняла страдалицу за плечи. Атаманов похлопал ее по спине. Батон вытащил из кармана жвачку и протянул Юльке. Ее горе заслуживало уважения.

Юлька Полундра не любила алгебру. Она любила ролики, скейт, футбол, клубничное мороженое, картошку из «Макдоналдса», книги про Шерлока Холмса, сериал «Барсы Нью-Йорка» и конкретно агента Тайгера, на которого мечтала быть похожей. Но математичка по прозванию Катушка не принимала Юлькины интересы во внимание и уже давно обещала ей летнюю переэкзаменовку. И подлая училка сдержала свое обещание сегодня утром, в классе, при объявлении экзаменационных отметок. Теперь Юльке предстояли долгие недели дополнительных занятий, вечерние сидения над ненавистной алгеброй под контролем деда и – повторный экзамен.

Это было еще полбеды, и при своем железном характере Полундра бы справилась. Но всего час назад пришла телеграмма от тетки из Иркутска. В Москву для поступления в университет направлялся Юлькин двоюродный братец Пашка Полторецкий, который был гением компьютерной мысли. После окончания у себя в Иркутске информатического колледжа он послал работу на конкурс в МГУ, и работа оказалась такого космического уровня, что в университете были готовы принять Пашку без экзаменов, причем сразу на второй курс, просили только приехать, чтобы подтвердить авторство. Другими словами, профессора хотели убедиться, что все эти программные алгоритмы Пашка сочинял сам. Иркутского кузена Юлька не видела лет восемь и с удовольствием не видела бы еще столько же. Но дед Игорь Петрович, доцент Военной академии, глава семейства Полторецких, объявил, что внучка обязана остаться в Москве и оказывать кузену из провинции всяческую помощь, знакомя с городом и объясняя особенности столичной жизни. По мнению Юльки, братец отлично бы разобрался во всем сам, раз уж у него хватило ума для поступления в такое крутое высшее учебное заведение, но Игорь Петрович был непоколебим. Стало быть – прости-прощай, Евпатория, солнечный крымский город, прощай, белый домик тети Клавы, весь завитый виноградом, прощайте, теплое море, солнце, черноморские кузины Марьяна, Лелька и Шурка, ожидающие Юльку с прошлого года… В общем, прощайте, счастье и каникулы. Жизнь прожита напрасно и кончена. И из-за чего? Из-за старой маразматички-математички и придурка-братца с манией величия!

– Ладно, Полундра, закрой рот, – участливо сказал Серега. – Всех голубей распугала. Может быть, еще…

Закончить мысль Атаманов не успел, потому что Батон вдруг приподнялся с места, вытянул шею и удивленно воскликнул:

– Ой, смотрите, какая тачка паркуется!

– Где? – Юлька тут же перестала завывать и первая свесилась с крыши гаража.

Действительно, у края тротуара парковалась ослепительно белая «Альфа-Ромео», новая, без единой пылинки.

– Она не из нашего двора, – озвучил Батон то, что и так было всем известно. – К кому такая, интересно?

Передняя дверца автомобиля открылась, и из него вышла молодая женщина в голубом брючном костюме и с великолепными рыжими волосами, падающими на плечи. Заглянув в записную книжку – видимо, сверяя адрес, – она в нерешительности шагнула к подъезду, остановилась, осмотрелась и увидела вытянувшую шеи компанию на крыше гаража.

– Детка, квартира двенадцать здесь находится?

Атаманов, к которому женщина обратилась, возмутился «деткой» так, что потерял дар речи, и вместо него ответила Юлька:

– Здесь. Третий этаж.

– Спасибо. – Незнакомка улыбнулась и вошла в подъезд.

– Не, вы слышали наезд?! – повернулся Атаманов к друзьям. – Это же…

– Серега, заглохни, – вдруг шепотом сказала Юлька. – Вы слышали, в какую она квартиру чешет? В двенадцатую! К Сове!

– Блин, точно!

Атаманов и Батон переглянулись. И кинулись к краю крыши. Бум! Бу-бум! – грохнул дважды ржавый лист железа внизу, служащий посадочной площадкой. Бух! – немедленно низверглась вслед за мальчишками и Полундра.

– Юлька, я бою-ю-юсь… – заныла было Белка. Но поскольку внизу уже никого не было, отважно подхватила юбку белоснежного летнего платья и, стараясь не думать о том, что скажет старшая сестра Соня, если оно окажется испачканным, храбро прыгнула с гаража на ржавую жесть.

И Юлька, и Белка, и Батон, и Атаманов родились в этом дворе и в нем же дожили до своих тринадцати лет, а Атаманов даже до почти четырнадцати. Они знали здесь всех, от вечных бабулек на лавочке до самого крошечного младенца в коляске. И только Сова, обитательница двенадцатой квартиры на третьем этаже, была для них неразгаданной тайной.

Возраст ее – высокой седой старухи с недружелюбным лицом – не поддавался определению: ей можно было дать и шестьдесят лет, и все девяносто. На Сове всегда было длинное черное глухое платье (а в холодное время тоже черное пальто) и нелепая шляпа с вуалеткой, слишком старомодная даже для старухи. Прожив во дворе много лет, Сова, тем не менее, ни разу не вышла посидеть на скамейке с соседками, никогда не здоровалась ни с детьми, ни со взрослыми, не делала замечаний курящим в подворотне пацанам и не возмущалась слишком короткими юбками современных девиц. Она всегда молча шла мимо в магазин, на почту или в собес обычным для нее мелким шагом, глядя прямо перед собой сквозь синие круглые очки, из-за которых и получила свое прозвище. Было очевидно, что ни до кого из обитателей двора ей нет дела. Ну и соседи ее, конечно, недолюбливали.

– Актриса из погорелого театра… – как-то сказала о ней мать Белки, преподавательница консерватории, разговаривая на лестничной клетке с дедом Полундры.

– Вы неправы, Рахиль Моисеевна, – возразил ей Игорь Петрович. – Просто несчастная женщина.

– Через собственную глупость несчастная, – парировала Рахиль Моисеевна.

– Я бы так не сказал, – дипломатично заметил Игорь Петрович, но присутствовавшие при беседе Юлька и Белка поняли, что он полностью согласен с Белкиной мамашей.

Впоследствии, как обе подруги ни допытывались, что имели в виду мать с дедом, старшее поколение держалось стойко и развращать молодежь сплетнями отказывалось. Сова оставалась загадкой. Когда Юльке было лет восемь, она была уверена, что Сова – настоящая ведьма и в квартире у нее стоят помело, ступа, котел для варки зелья и волшебное зеркало, чтобы вызывать нечистую силу. Но в тринадцать лет в такие вещи верить глупо, Юлька это прекрасно понимала. И вдруг к Сове – такая мадам на новеньком автомобиле «Альфа-Ромео»?! Что бы сие значило?

– Стоять!!! – рявкнул вдруг мчавшийся впереди всех Атаманов.

Полундра, не справившись с инерцией, с налету врезалась в его обтянутую тельняшкой спину и возмутилась было:

– Да ты…

Но грязная Серегина ладонь непринужденно запечатала ей рот. Сзади на Юльку налетели Батон и Белка, послышались новые недовольные возгласы, но Атаманов быстро увлек друзей за собой за угол дома, в заросли лопухов, и зашипел:

– Подождите! Окно открывается!

Действительно, на третьем этаже в квартире Совы, рядом со ржавой пожарной лестницей, открывалось окно. Друзья затихли и приготовились ждать.

Ждали довольно долго. Из подъезда никто не появлялся, из раскрытого окна – тоже. Батон заскучал и, сев прямо на теплую землю, снова начал надувать огромный пузырь из жвачки. Пузырь лопнул одновременно с шипением Атаманова:

– Эй, смотрите! Вон она, Сова! БЕЖИТ!

Сказанное Серегой было столь невероятным, что Юлька высунулась из зарослей целиком – и увидела стремительно удаляющуюся по тротуару черную фигуру. Это в самом деле была Сова, ее прямую осанку и черную шляпу с вуалеткой ни с чем не перепутаешь. Старуха неслась на всех парах куда-то прочь со двора, и, проводив ее круглыми от изумления глазами, вся компания друзей уставилась на Атаманова. Тот, как мог, справился с потрясением от увиденного и распорядился:

– Батон, дуй за ней. Посмотри, куда она такой рысью помчалась.

Батон выскочил из лопухов и затопал вслед за Совой, сотрясая асфальт и поднимая пыль кроссовками. Девчонки уставились на Серегу. Тот, нахмурившись, смотрел на открытое окно третьего этажа. Затем поглядел на «Альфа-Ромео» у края тротуара. Хмыкнув, спросил:

– Ну а рыжая-то где?