социальный дейксис позволяет определить пространство-время жизни этноса, логику пространства и времени, социальные процессы, систему смысла жизни или его отсутствия, оценки пейоративные, мелиоративные, дезидеративные, адмиративные, оценки страха [44];
•
относительный дейксис позволяет охарактеризовать ситуацию в целом, адресата, адресанта, референтную группу, слушателей, присутствующих, коллектив и общее мнение, относительные оценки, определить иллокутивный и перлокутивный эффекты, форму причинно-следственной связи, выявить субдуктивные и едуктивные суждения [44];
•
номинативный дейксис формализует социальные роли и статусы в интуитивистских выборках, репрезентирующих жизненные
ситуации, номинативных определениях и рекурсии, этнические оценки, индуктивные суждения [44];
•
индикативный дейксис выявляет логику условных умозаключений, оценки устремления, совместимость/несовместимость субъектов действия и основания совместимости/несовместимости, дедуктивные суждения [44];
•
абсолютный дейксис позволяет определить абсолютные оценки, права и полномочия социальных ролей в форме релятивности относительно общества в идеальном конечном результате (ИКР), умозаключения из будущего и возможног
о в прошлое и настоящее [44].
В настоящее время практически отсутствуют исследования этнических форм дейксиса и дейксической информации, как и применение анализа дейксиса при изучении фольклора в целом и сказок в частности.
Однако именно дейксис и дейксическая информация отражают этнически обусловленные различия в сказках сходной семантики.
Структурно-функциональный подход к исследованию сказки является недостаточно точным, поскольку исследование сказок в модели редукции тождества порождает иллюзию тождества смыслов. Однако сходства сказок разных этносов не являются абсолютным тождеством в математическом смысле. Так, в классификациях К. Леви-Стросса [45], В. Я. Проппа [24], А. Аарне [46], С. Томпсона [47] и Г. Й. Утера [48] методом филологических параллелей фиксируются конструктивные тождества, без различения и разделения понятий тождества и сходства, отрицая отличие, отклонение в сходстве, редуцируя сходство к тождеству. Это не является верным в теории сходства и тождества. В данной книге тождество и сходство различаются в соответствии с теориями Платона [49], Аристотеля [50], Г. Ф. В. Гегеля [51], Ж. Делеза [52] и К. Дункера [53]. Так, единичный, всеобщий признак сходства как необходимое условие включения в класс есть тождество, а единство признаков тождества и признаков (нескольких семантик) отклонения, особенность, не являющаяся всеобщей, видовое отличие есть сходство [44].
Различный смысл определяется именно в результате анализа различий в сходствах. Первичность различий относительно сходств признавали
М. де Монтень [54; 55], Н. Я. Данилевский [2], Ю. Ф. Самарин [56], В. О. Ключевский [57], М. М. Ковалевский [58]: «Выводы, к которым мы стараемся прийти, основываясь на сходстве явлений, не достоверны, ибо явления всегда различны: наиболее общий для всех признак – их разнообразие и несходство. Сходность между вещами, с одной стороны, никогда не бывает так велика, как не сходность между ними, с другой» [54, с. 263–264, 369].
В рамках психологии сравнительного мышления понятие сходства освещается К. Дункером при выделении элементов идентичности и различия в психике в модели гештальт-психологии [53]. Так, К. Дункер отрицает обусловленность сходств идентичными элементами: «Если бы сходство было обусловлено идентичными элементами, то это означало бы, что чем больше два объекта или процесса имеют общих элементов, тем более они должны быть сходными. Однако это неверно» [53, с. 39]. К. Дункер приводит пример. Мелодия сыграна в двух различных ключах; у них нет ни одного общего элемента, но есть сходство, позволяющее нам узнать одну и ту же мелодию. Это форма структурного сходства (аналогия отношений, не свойств, структурная аналогия количественного сходства в звуке) при качественном уникальном различии как смысле мелодии. В мелодии можно оставить идентичными почти все элементы, изменив один из них, и мелодия полностью разрушается [53]. То же относится к психическим процессам. То есть сходство может достигать 99 %, но гештальт как целостность бывает абсолютно различен.
Таким образом, сравнительно-эволюционный исторический принцип познания в модели культурно-типического принципа познания в системе КПЛ, применяемый в настоящем исследовании, подразумевает сходство семантик и при этом уникальность смыслов и уникальный набор этнологик мышления [44].
Сходство семантик при уникальности смыслов выявляется в сказках разных этносов. Настоящее исследование сосредоточено на фольклоре русского суперэтноса [59–61], европейских этносов (немецкого [62–66], португальского [67; 68], английского [69–70], ирландского [71–75], этнических групп Испании [76–81]), Северной Америки [82–86] и Южной Америки
[87–90]. Для анализа были отобраны оригинальные тексты, отвечающие характеристикам фольклорного текста Р. Дорсона [91], за исключением авторских сказок (так называемого фальшлора (fakelore) [91]) и переводных версий, которые нередко не соответствуют оригиналу по семантике и еще чаще демонстрируют существенные отличия в дейксисе и смысле.
Сравнительно-типологический подход, используемый при отборе сказок для анализа, позволил определить композиционно-сюжетные сходства и различия и выявить случаи реализации схожих мотивов в сказках выбранных этносов. На каком основании классифицировать исследуемые сказки?
Формальные классификации В. Я. Проппа и Аарне-Томпсона-Утера (далее ATU) выделяют волшебную сказку, включая героическую сказку по классификации В. Я. Проппа [24] или сказку о глупом великане/дьяволе в соответствии с классификацией АТУ [48], сказку о животных, космогоническую сказку по В. Я. Проппу [24], включая кумулятивноисторическую сказку, повседневно-обыденную сказку и сказку-анекдот. Эти классификации не отражают семантики или смысла сказок. Более того, сказки с аналогичными сюжетами в интерпретации разных этносов могут не входить в одинаковые группы. Например, если воспользоваться классификацией В. Я. Проппа, сказка «Мужик, медведь и лиса» относится к сказкам о животных. Однако в ее немецком и чилийском вариантах вовсе не действуют животные, но антагонистом крестьянина является дьявол, значит, по ATU это сказка о глупом дьяволе. Более того, в одной из североамериканских версий сказки субъекты действия – раб и хозяин, что не позволяет отнести все варианты этой сказки в одну из вышеназванных групп. Сложность классифицирования сказки «Мужик, медведь и лиса» (учитывая варианты с дьяволом вместо медведя) отмечал и В. Я. Пропп [24]. Этнические классификации сказок на основании субъектов действия или наличия/отсутствия волшебства/животных-персонажей несовместимы, уникальны. А. Дандес предлагал классифицировать сказки не по персонажам, а по сюжетам, отмечая, что один и тот же сказочный сюжет может содержать волшебные существа или животных вместо них [92]. Таким образом, классификацию этнических сказок следует выстроить не на сюжетных мотивах, не на функциях субъектов, но на других основаниях. Что объединяет разные варианты сказок, кроме сюжетной линии? Кто бы ни совершал действие – человек, животное или дьявол – ключевое значение имеет то, что он делает, предикат, то есть праксиология, а именно – ведущие, сюжетообразующие, моделирующие гносеологию, онтологию, этику этноса виды деятельности, соответствуя, по А. А. Гагаеву,
•
деятельности этноса вообще;
•
предметной деятельности;
•
живой деятельности (социально-экономические, социально-политические, социально-демографические, исторические и
социально-миграционные, культурно-образовательные и конфессиональные сказки),
•
субстанциональной деятельности;
•
адстратной деятельности [21, c. 40–45; с. 388–389].
Данная классификация полностью отвечает задачам исследования, поэтому перечисленные группы сказок и были выбраны для анализа с некоторой коррекцией: кумулятивные сказки, отражающие способ действия этноса в истории, генез и гибель этносов, относятся не к социальным, а к адстратным сказкам.
•
Сказки, отражающие деятельность этноса вообще, моделируют способ познания и самопознания этноса в добре и зле, систему рефлексий, причинно-следственные связи, идеалы этноса и эволюцию жизни. Назовем их гносеологическими сказками.
•
Сказки, отражающие преиму
щественно предметную деятельность, моделируют системы практик, необходимости и жизнь в них в корреляции с идеалом, должное и сущее, прескрипции и декрипции, образ мира и человека в мире. Назовем их онтологическими сказками.
•
Сказки, отражающие живую деятельность, моделируют социокультурные отношения. Назовем их социальными сказками.
•
Сказки, отражающие субстанциональную деятельность, моделируют социально-этнические отношения, выявляют здравое и нездравое, логичное и алогичное поведение, формируют модели личности в социальной структуре, нормы и оценки. Назовем их аксиологическими сказками.
•
Сказки, отражающие адстратную деятельность, моделирют способ исторического действия и проблему смерти этносов в истории и эволюции, тектологию и праксеологию, прошлое, современность, желательное и нежелательное будущее. Назовем их историческими сказками.
Разумеется, онтология, гносеология, логика, этика и эстетика этноса прослеживаются в сказках каждой из перечисленных групп; названия группам присвоены именно в связи с моделями, превалирующими в сказках данного вида.
Таким образом, объектом исследования является дейксисная семантика сказок, а предметом исследования – сравнительный смысл русских, европейских, североамериканских и латиноамериканских сказок (гносеологических, онтологических, социальных, аксиологических, исторических) со схожими сюжетными линиями, выявляя гносеологию, логику, онтологию, этику, эстетику русской (немецкой, испанской, португальской, английской, ирландской, североамериканской и южноамериканской) сказки в целом.
1. Гносеологические сказки
1.1. Жар-птица (ATU 550)
В сказках данного типа необыкновенная птица (золотая или жар-птица) ворует необыкновенные яблоки из сада короля, причем эти яблоки по какойлибо причине очень дороги ему. Три брата поочередно сторожат яблоню, но только младшему удается увидеть золотую птицу/жар-птицу и добыть ее перо. Все три юноши отправляются на поиски птицы, руководствуясь разными мотивами, и только младшему, с помощью других живых существ, удается добыть золотую птицу/жар-птицу, златогривого коня и невеступринцессу. В ирландской, галисийской, немецкой и русской версиях сказки старшие братья предают и бросают в колодец/убивают младшего, с целью присвоить добытые им артефакты и славу, но тот же помощник, что помогал юноше добыть их, спасает его.