– Насколько я поняла, вы когда-то были достаточно близки.
– Я сказал «знакомая», не «любовница», – буркнул Тобиас, подходя к ней. – Ад и проклятие! Надеюсь, ты не нашла ничего особенного в том, что она обнимала меня именно в тот момент, когда ты появилась в комнате?
– Ну… по правде говоря…
– Я вполне могу объяснить истинный смысл этой достаточно неприятной сцены. Аспазия просто благодарила меня за согласие провести кое-какие расследования. Я не оттолкнул ее только из-за боязни показаться грубым.
– Понимаю.
– Проклятие, Лавиния, она застала меня врасплох! Я слышал, как ты открыла дверь, и не успел оглянуться, как она бросилась мне на шею.
– Угу…
– Что с тобой?
Он взял ее за плечо и осторожно развернул лицом к себе.
– Неужели ты хотя бы на миг подумала, что я всерьез обнимал Аспазию? Я люблю тебя. Ты это знаешь. Кажется, мы договорились доверять друг другу.
Напряжение вмиг отпустило ее, словно разжались сжимавшие сердце клещи. Она коснулась его щеки.
– Да, я все знаю. И тоже люблю. И безгранично тебе верю, Тобиас.
Он шумно выдохнул и как будто сразу обмяк.
– Слава Богу. Ты заставила меня поволноваться.
Лавиния вскинула брови:
– Однако я не знаю миссис Грей и не вижу особенных причин доверять ей.
Тобиас пожал плечами:
– Аспазия не должна тебя беспокоить.
– Да? А я почему-то беспокоюсь, и сильно. И поверь, даже любовь и доверие не означают, что мне так уж нравится видеть тебя в одной сорочке и в объятиях посторонней женщины.
Тобиас широко улыбнулся:
– Ты достаточно ясно выразилась, дорогая.
– И я не потерплю частого повторения подобных сцен, ясно?
Тобиас обвел указательным пальцем изображение богини Минервы, украшавшее серебряный медальон на шее Лавинии.
– Ты единственная женщина, в чьих объятиях я жажду пребывать.
Она не успела опомниться… только увидела отражение огонька свечи в его глазах, прежде чем он поцеловал ее, жадным, настойчивым, властным поцелуем, зажегшим в ней ответное пламя и одновременно заставившим гадать об истинной природе его разговора с новой клиенткой.
Она уже была знакома с этим ненасытным желанием, горевшим в Тобиасе, и встречалась с ним достаточно часто, чтобы сразу распознать. Источник его темных страстей крылся в колодце непроглядного мрака, спрятанном глубоко в душе. Источник этот в обычные времена был наглухо перекрыт. Но не сегодня. Сегодня Тобиас задыхался в водовороте страсти. И Лавиния подозревала, что это дело рук Аспазии Грей.
– Тобиас…
Он рывком прижал ее к себе, одной рукой обхватив шею, а другой обнимая за талию.
– Когда ты запретила мне приходить сегодня, я почувствовал такую боль, словно ты вонзила мне прямо в сердце копье.
– Я не хотела, – прошептала она, уткнувшись в его плечо. – И сейчас только выжидала подходящего момента, чтобы вернуться к тебе.
– Ты имела полное право сердиться.
Он осыпал поцелуями ее губы, щеки и горло.
– Но клянусь, у тебя нет причин.
– Она сделала это нарочно, верно? Услышала стук двери и поскорее обняла тебя, чтобы я увидела вас двоих месте.
– Нет, я уверен, что она хотела всего лишь выразить свою благодарность, ведь я действительно согласился ей помочь. Ты просто появилась в неподходящий момент.
– Чепуха.
– Дьявол побери, да забудь ты все, что увидела! Мне совершенно безразлична Аспазия! – Он подхватил ее на руки и устремился вперед. – Ты единственная, кто мне нужен, и все, чего мне хочется, – вечно держать тебя в объятиях.
– Тобиас, кровать…
– Я уже почти рядом с кроватью.
– Но она слишком узка для двоих.
– Ах, мадам, мы привыкли довольствоваться малым, и бывало, что обходились даже сиденьем экипажа. Уверен, что нам хватит и этой кровати.
Он осторожно уложил Лавинию на узкую кровать, а сам лег сверху, вдавив ее в тощий тюфяк. Юбки дорогого нового платья, приобретенного специально для поездки, наверняка изомнутся, но сейчас это беспокоило ее меньше всего.
Тобиас сдвинул вниз лиф ее платья и снова стал целовать, пока не загорелась кожа. Она сжала его лицо ладонями и стала отвечать на ласки со страстью, поразившей ее самое. До встречи с Тобиасом она и не подозревала, что способна на такие чувства. Даже в те моменты, когда он был во власти мрачных сил, она самозабвенно отдавалась ему. Нет… все не так. Она испытывала неодолимую потребность отдаваться ему, особенно в такие моменты.
В редких случаях, когда он открывал тропинку к глубочайшему колодцу полуночной тьмы в своей душе, Лавинии выпадала возможность узреть ту грань его истинной натуры, которую он никому не позволял узнать. Она слишком хорошо сознавала эту могучую, примитивную силу, взывавшую к противоположной, но такой же мощной грани ее собственного существа.
За последние несколько недель она постепенно смирилась с тем, что связана с Тобиасом на каком-то высшем, метафизическом уровне, до сих пор не совсем ей понятном. Возможно, она никогда не проникнет до конца в природу этой связи, но отрицать ее больше не смеет.
Как не смеет заговорить об этом с Тобиасом: он слишком пренебрежительно относился к метафизике и вряд ли одобрительно отнесется к ее речам.
Но иногда, когда он погружался в нее, прижимая к себе так, будто никогда больше не собирался отпускать, даже на смертном одре, она задавалась вопросом, уж не чувствует ли и он этой близости.
Тобиас поднял ее юбки грубым, нетерпеливым движением и проник между ее бедрами. Лавиния остро ощущала пульсировавший в нем голод, потому что сама испытывала то же самое. Она поспешно распахнула его сорочку и прижала ладони к широкой груди, наслаждаясь ощущениями.
Тобиас нежно гладил ее, пока не отыскал восхитительно горячий бугорок и стал перекатывать его между пальцами. Лавиния смутно слышала собственный голос, шепчущий слова, которые в обычное время шокировали бы ее, слова, которые она никогда не произнесла бы в приличном обществе, слова, о которых, как была уверена до встречи с Тобиасом, она понятия не имела.
Его палец проник чуть глубже.