28 июля

Роузмари послушалась. Она села на диван не далеко от Эдварда и стала вышивать, надеясь, что юноша не начнёт разговора, но он заговорил.

– Мне мелодия Вашего сочинения очень понравилась.

– Спасибо, – ответила девушка.

– Вы из-за чего-то явно обижены на меня, – мистер Фергюсон говорил тихо.

– Нет, я не обижена, я испугана некоторыми Вашими словами.

– Какими же?

– Вы говорили о войне, Эдвард.

– Простите, если напугал Вас. Я хотел предостеречь Вас, но не пугать.

– Я сочла это очень злой шуткой, – ответила Роуз, – разве можно шутить о таких ужасных вещах?

– Потому я и не шутил. Роузмари, я говорил правду. Как видно, друзья мои, в большей части, военные. А они лучше нас знают, когда ждать войны.

Девушка промолчала, продолжая вышивать. Теперь она была испугана ещё сильнее.

– Как война? – спросила Роуз. – Мир растёт, развивается. Посмотрите, электричество проводят, по городу ходят автомобили. И разом все рухнет в войне?

Эдвард смотрел на девушку с болью в глазах.

– Да, – тихо ответил он.

– Строят Титаник, самый большой корабль, началось новое столетие, и будет война?

Он молча кивнул.

– Какие прекрасные новости, – хмыкнула Роуз, и Эдвард улыбнулся.

Воздух стал легче, и они разболтались о чём-то постороннем. Никто им не мешал, даже когда Роузмари неприлично громко рассмеялась.

В этот день Стрикленд в гости не пришли, хотя Роуз считала, что после возмущений Эдварда о влюбленности в другую, ему будут навязывать общение с невестой.

Через пару дней на имя Роузмари Фёрт пришло письмо от Лешека Домбровского. По огромному везению, почту получил мистер Фёрт, а задавать дочери лишних вопросов он не стал.

Роуз ушла к себе, вскрыла письмо и прочла. По тексту было ясно, что кавалерист был полностью очарован девушкой, но ничего ответного она не испытывала.

Писать ли ответ, Роуз не знала, так как начинать личную переписку с мужчиной, с которым она познакомилась совершенно недавно, а после этого была за это наказана, она считала недопустимым. Она отложила письмо, не зная у кого просить совета. Сначала она решила спросить Эдварда, стоит ли доверять Лешеку, и, если он подтвердит, получить разрешения у отца.

Спустившись вниз, Роузмари застала юношу внизу в гостиной уже в привычной позе с книгой в руках.

– Добрый день, Эдвард, – заговорила Роуз, – я прошу прощения за беспокойство, но я хотела бы кое-что узнать.

– Добрый, Роузмари, – ответил юноша, поднимая взгляд на пришедшую, – что же Вы хотели узнать?

– Мне пришло письмо от одного из Ваших друзей, от Лешека Домбровского. Я хотела бы узнать, он человек заслуживающий доверия? – спросила Роуз, слегка наклонившись к юноше.

– От переписки вреда Вам не будет, Роуз, если Вы хотели знать именно это.

– Спасибо, Эдвард.

После этого девушка последовала к отцу. Тот сначала свёл брови, потом что-то сказал о том, что мама была бы недовольна, а миссис Фергюсон была бы так горько разочарована тем, что Роуз легко поддалась соблазну и начала переписку с бандитом, но в конце концов сказал:

– Можешь написать ему ответ, неприлично ждать молодого человека. Да и оставить письмо без ответа будет совсем не красиво.

После этого Роузмари все же написала ответное письмо.

Началась активная переписка. Роуз была вынуждена отвечать на письма Лешека раз в два дня, при этом у мужчины всегда находилось, что рассказать, а Роуз уже после третьего письма не знала, чем поделиться. В одном из писем мужчина попросил фотографию девушки, и та, воспользовавшись тем, что на днях миссис Фёрт повела дочь в фотоателье, сделала специальную фотографию для мистера Домбровского. Тот в ответ так же прислал свою фотографию.

Разглядывая ее, Роузмари ничего не испытывала, никаких нежных чувств по отношению к мужчине, который в каждом своём письме изливал нежность. На фотографии Лешек получился очень красивым, внешность казалась приятной и привлекающей, но она помнила его в действительности, сидящим в кресле, с ногами выше головы. У него были явно выраженные угловатые скулы, глубоко посаженные глаза, кустистые чёрные брови, тонкие губы и копна чёрных как смоль, блестящих вьющихся волос. Внешне Роузмари он совершенно не нравился.

Его фотографию она спрятала между книг и попыталась о ней забыть, но очень скоро ей про нее напомнили.

В один из вечеров, когда Стрикленд не пришли в гости, а с присутствия в Лондоне прошло уже почти две с половиной недели, Роузмари сидела в гостиной и вышивала. Рядом сидел Эдвард, читая. Мужчины разговаривали о своём.

Вдруг, с резким порывом ветра, в гостиную вошла миссис Фёрт, за ней спешила миссис Фергюсон.

– Ты оказалась ещё более испорченной, чем я считала! – выкрикнула миссис Фёрт, хватая дочь за руки.

Роузмари уронила вышивку на пол.

– Смотри! – женщина протянула письмо, на котором было написано кому оно и от кого. – Что это? Что это? Ты ведёшь переписку с одним из бандитов, что были в тот день здесь!

Все были в полной растерянности. Миссис Фергюсон стояла с явным разочарованием на лице, мужчины замерли и прислушались.

Роузмари молчала.

– Давай посмотрим, что внутри!

Женщина порвала конверт и достала само письмо. Словно специально, чтоб ещё больше опозорить дочь, она читала вслух.

«Дорогая, милая Роузмари!

Как же я рад, что тогда я пришёл в дом Фергюсонов, ведь иначе я бы не познакомился с такой прекрасной особой как Вы.

Вы изумительны! Я храню Вашу фотографию у сердца! Надеюсь, мою фотографию Вы бережёте не меньше моего. Спасибо небесам, что тогда они свели нас!

Не беспокойтесь, милая Роузмари! У меня есть и деньги, и связи, определенное наследство, как в Британии, так и в Польше. Родители мои, конечно, хотят, чтоб моя жена была чистокровной полячкой, но я так не желаю.

Когда Вы вернётесь в Лутон, я предстану пред Вашими родителями и попрошу благословения.

Я жду нашей новой встречи как притока свежего воздуха. Роузмари, вы очень умны и красивы, знаю, что и очень талантливы. Хочу видеть Вас своей женой! Матерью моих детей! Хозяйкой в моем доме.

Прощаюсь с Вами, моя любовь.