Мур на секунду прервался и задал наводящий вопрос:
– Так как?
– Я своего мнения не изме… Ох!
Сладкая пытка усилилась. То, что он заставлял чувствовать, доводило до безумия. Его было слишком много и в то же время бесконечно мало.
Он резко отстранился, а я разочарованно захныкала и посмотрела на предателя обозленным взглядом.
– Руки за голову, – приказал Мур. От этого тона меня пронзила новая волна возбуждения, и я подчинилась.
Мой взгляд жадно блуждал по безупречному телу и остановился на самой твердой его части. Я облизнула пересохшие губы, а Китан с приглушенным стоном начал медленно меня заполнять.
– Сделай так снова, – потребовал он. – Оближи губы.
Специально для него я как можно соблазнительней выполнила приказ. В ответ послышался его шипение, и мое тело пронзил мощный толчок.
– Еще, – прошептал он.
Кит сжал рукой мою грудь, каждым новым движением вознося к пику наслаждения. Я делала все, что он говорил, и мне это нравилось до безумия.
Он сжал упругую вершинку груди пальцами, и от контраста боли и наслаждения я с головой окунулась в сокрушающей мощи оргазм. Его имя слетело с губ, как самое правильное слово. А Китан произнес мое, когда кончал следом.
Притянув меня к себе, он на мгновение закрыл глаза и прижался губами к моему лбу. Тяжело дыша, я обняла его, стараясь притиснуться как можно ближе.
– Что я чувствую сейчас? – тихо спросил он.
Я улыбнулась в его плечо, но все равно боялась произнести это слово вслух.
– Можешь не говорить, – успокоил он. – Просто знай.
– А ты знаешь, что чувствую я? – настороженно спросила.
Мур слегка отстранился, чтобы поймать мой взгляд, и снисходительно улыбнулся.
– Я же интуит, детка.
Смущенно кивнула. Меня рассекретили.
– Но еще есть столько всего, чего я в тебе не понимаю, – огорошил он новостью.
Я удивленно вздернула брови.
– Ну надо же! Например?
– В кого у тебя такой вредный характер?
Я засмеялась, а Китан сменил позу, улегшись рядом со мной поперек кровати.
– Нет, серьезно. Я поражен и восхищен одновременно. Ты напористая, упрямая, целеустремленная, упрямая, наглая и… я говорил упрямая?
Я снова хихикнула и кивнула.
– Иногда мне кажется, что тебя совсем нельзя сломить, – продолжил Мур, выводя пальцем узоры по моему животу. – Мне даже интересно, где твой предел.
– То есть ты хочешь проверить? – насторожилась я.
Кит закатил глаза и ущипнул меня за сосок. Я зашипела и проделала то же самое с его телом. Наглый котяра зло зыркнул в мою сторону и снова ущипнул. А потом я. А потом мы вместе хохотали и перекатывались на постели, пытаясь кусать и щипать за все, до чего дотягивались. До тех пор, пока Китан не навалился сверху и не закрыл мой рот поцелуем. Вот тогда не до смеха стало.
Когда он отстранился, я навела фокус и увидела перед собой самого прекрасного во всей Вселенной мужчину. А он смотрел на меня так, будто знал, о чем я думаю, и ужасно по этому поводу радовался. За это мне захотелось укусить его снова. Но Мур не дал и, перекатившись на спину, увлек меня за собой, пристроив на своей груди.
– Это я в маму, – призналась я. С ним было так легко и хорошо, что я и не заметила, как начала говорить и говорить, рассказывая больше, чем кому-либо когда-либо.
– Я очень на нее похожа во всем. И внешне, и по характеру. Она была очень сильной, всегда из любой ситуации могла найти выход. Она была моим миром.
– А дедушка с бабушкой? – поинтересовался Кит. – В досье лишь сказано, что они погибли, когда тебе было пять.
– Рабство отменили, – мрачно произнесла я, – но рабы остались. В первые десятилетия после революции канцлер распределил всех рабов на производства по округам. Он пояснял это тем, что невольники привыкли выполнять приказы и морально им будет сложно ступить в независимую жизнь. Потому каждый получил работу в принудительном порядке. Моих дедушку с бабушкой отправили в Экспериментальный округ на закрытое производство, когда мне было два. Связи с ними не было, но раз в месяц мама получала письмо. Они жаловались, что зарплаты едва хватает на пропитание. Жилье и одежду предоставляла империя. То есть фактически это ничем не отличалось от рабства. Они так и не обрели свободу. Единственный плюс нового режима состоял в том, что маму оставили в покое. Она устроилась сразу на три работы, чтобы мы могли снимать захудалую квартирку. Днем я ходила в сад, а ночью за мной присматривала пожилая соседка. В те минуты, когда мама была рядом, я ощущала себя самым счастливым ребенком. А когда мне исполнилось пять, пришло известие о смерти дедушки с бабушкой. Они даже не прислали нам прах. Ничего не осталось в память.
Я затихла, а Мур прижался губами к моему лбу и погладил по волосам. От него исходило столько тепла, что я буквально тонула в нем.
– Почему ты никогда не хотела найти его? – тихо спросил он. – Ты думала об этом?
Не хотелось портить момент неприятными мыслями об отце. Тяжело вздохнув, призналась:
– Да. Я была глупым, напуганным и всегда одиноким ребенком. Конечно, я хотела чуда. Чтобы явился папочка, а мамочка его простила, и мы бы вместе уехали из трущоб. Мама его ненавидела. Такой лютой ненавистью, что каждый раз, когда кто-то о нем упоминал, она зверела. А я так редко ее видела, что не хотела разочаровывать.
Китан молчал, но не переставал гладить меня. А мне захотелось рассказать все остальное. Не для того, чтобы он меня пожалел… А может быть, как раз и для этого.
– В ту ночь, когда погибла мама, перед аварией у нас состоялся разговор. Соседский мальчик довел меня, и я выказала маме недовольство по поводу того, что у меня только две полоски на штрихкоде и даже не внесена информация об отце. Я сказала, что уже достаточно взрослая для того, чтобы принимать решения. И что хочу видеть его. Тогда я впервые в жизни увидела, как она плачет. Мама рассказала их историю. Она никогда его не любила, а он был из тех, для кого «нет» не ответ. Я получилась в результате насилия, но мама все равно меня обожала, потому что я была ее маленькой копией. Уже за это я ненавижу отца, понимаешь?
Мур застыл и коротко кивнул.
– Я знаю, что ты знаешь, кто он. Результаты теста уже давно должны были прийти.
– Я принял решение не говорить тебе, – выдал он и напрягся еще больше, будто ждал моей реакции.
Когда речь заходила о биологическом отце, мне было трудно делать безразличный вид. А с Китаном это еще и невозможно ввиду его обостренного чутья.
– Ты тоскуешь по нему, но в то же время искренне ненавидишь, – безошибочно обозначил он.
Я вздохнула. Это было сложно, но мне все же захотелось объяснить.
– Мама тогда рассказала, что связывалась с ним. Впервые она нашла его, когда мне едва исполнилось три года. Ее родителей увезли, и она осталась одна со мной на руках. Она была в отчаянии и обратилась к нему за помощью. Но отец отказался давать денег, он не признал меня, потребовал предъявить тест ДНК. У мамы, естественно, не было возможности сделать тест. А еще она была гордой и принципиальной, поэтому просто ушла. С ненавистью, естественно.
Мур хмыкнул и погладил меня по щеке.
– А потом через несколько лет он заявился сам. Знание, что у него, возможно, имелся ребенок, не давало ему покоя. Мне было шесть. Тогда мама привыкла к жизни без помощи. К тому же у нее появился ухажер, которого я, кстати, терпеть не могла. Их было пять за все годы, и всех я тайно ненавидела, а иногда и в открытую.