– Какой он, к чёрту, беженец? Он наш несчастный сосед по Евросоюзу. Заблудился, бедолага, поди.
– А вид как у беженца.
– Побреется – пройдёт.
– Ну что там ещё? – не терпится Ване узнать новость.
– Закрыли их мечеть, а здание конфисковали в пользу государства.
– Правильно сделали.
– Нет, неправильно. Не надо было вообще открывать. Я, когда работал инструктором в райкоме партии, вёл активную атеистическую пропаганду среди населения. Вот чем надо было заниматься в первую очередь.
– Тогда бы нечего было отбирать. Какой-никакой навар.
– Партия, между прочим, знала, что делала.
– Не знал, что вы по партийной линии проходили.
– Придём домой, я тебе партбилет покажу и грамоты от райкома и обкома на фамилию Никонов.
– Вам, Вильям, покажу, вам! – Ваня от всех неукоснительно добивался, чтобы его называли на вы. Он считал, что если сам не может Вильяма из уважения к разнице лет называть на ты, то и тот должен соблюдать паритет.
– Вам! У меня тогда была другая фамилия. Это я теперь по жене Розентропп.
– Так вы же Мюллер.
– Это я по третьей жене Мюллер, но разведён.
– А по паспорту вы вообще Вильям Шалопаев.
– Это не мой паспорт, а друга. Я у него на время взял.
– С вашей-то фотографией?
– А что, взял да аккуратно переклеил. Разве с фамилией Мюллер русскому человеку можно жить?
– А с фамилией Шалопаев?
– Конечно. Немцы же не понимают.
Вильям перевернул последнюю страницу газеты.
– А можно мне посмотреть? – спросил Ваня и протянул руку.
– А что тут смотреть, я её уже всю тебе прочитал.
– Вам.
– Что там ещё читать? Одно баловство.
– Но всё же, – сказал Ваня, отобрал газету у Вильяма, стал перелистывать и просматривать заново, однако с конца.
– Ну, что там, что там ещё, чего я не видел? – нетерпеливо ёрзал на стуле Вильям.
– Да вот тут пишут про рейки.
– Реклама это всё, чепуха. Не читай, я тебе всё сам расскажу. У меня двойной диплом по рейки. Два года сам преподавал. Чёрный пояс заслуженно ношу, – он задрал рубашку и показал чёрный ремень для поддержания штанов.
– А что сейчас не преподаёте?
– А ерунда всё это. Я тебе как дипломированный врач говорю.
– Какой врач?
– У меня три диплома: терапевт, хирург и ухо-горло-нос.
– Я бы в гинекологи пошёл, – мечтательно произнёс Ваня, – да кто меня без образования возьмёт?
– А я в войну роды принимать могу. У меня справка есть о курсах повышения квалификации.
– Какой вы занимательный человек.
– Да, я ещё исторический факультет закончил, МГУ.
– Как же вы все успели?
– Успел. Мог бы и больше. Жизнь только коротка, на всё не хватает. Сколько на себя смог взять, столько и переделал, а больше уже не могу. Старший сын как ты, средний как полтебя, а младшей вообще пять лет.
– И где она?
– У матери, конечно. Эмансипация, мой юный друг.
– Вот мне бы такую жизнь, – мечтательно произнёс Ваня и снова уставился на прохожих, присматриваясь к женскому полу, однако проходили мимо женщины, более похожие на мужчин, только с грудями. Как тут опять не затоскуешь.
Но всё равно утро получилось удачным, вроде отечественной политинформации советского образца, только не на сухую, а под пиво. Она плавно перешла в дневное политпросвещение под пиво и вдогонку по маленькой, а затем под одну только водку в лёгкие вечерние дебаты, такие же пустые, как умствования о философском смысле проливного дождя или о значении города Чебоксары в мировой истории.
Так изо дня в день проводят время в пивной или на лавочке берлинские БОССы российского происхождения, значительно более высокая каста, чем московские БОМЖи. В этом смысле карьера Вани и Вильяма за границей примечательна и совершенно удалась. А главное, ничего особенного для этого делать не пришлось, только однажды удачно поменять место жительства – вульгарис на правильную и, в некотором смысле, экономически незаурядную страну.
Милочка Твердохлеб
* * *
Еду я как-то с двумя моими начальниками на совещание в дружественную фирму. Одного зовут Макс, другого – Виталик. За рулём авто Макс. Ехать неблизко, мы ведём неторопливую беседу о том о сём, в машине, как обычно, играет радио. Вдруг включается диджей и бодрым голосом произносит:
– Дорогие друзья, как вы считаете, чем любит мужчина? Подумайте над этим вопросом, а я вернусь через несколько минут!
Наступает тишина, если не считать следующей музыкальной композиции. Мои начальники, видимо, напряжённо перебирают варианты. Однако вслух никто ничего не произносит.