Юмористический журнал «Сатирикон 18+» №2/2024

4) Название Канарских островов исходит от тюленей. Это на виду:
Латинское название их Insukaria Canaria, чтоб не было сомнений,
Дословно означает – острова тюленей.

А вот теперь вопросик возникает интересный:
Кто эрудированней – Вы или блондинка? Только честно…

Майя Иванова

Мужчина на блюде

В космической кухне – огромный запас!
Листаю меню… Пусть завидуют люди!
Вселенная! Срочно. Прими мой заказ:
Мне нужен вот этот – мужчина на блюде.

Пусть соусом будет взаимная страсть,
Пикантного перца… щепоточку соли…
Гарниром – моя безграничная власть,
И чтоб не брыкался по собственной воле!

Пускай покупает конфеты, цветы,
Квартиру, машину, духи, бриллианты…
Исполнит желанья мои и мечты
(Рассмотрим доступные варианты).

Подарит шкатулку с изящным кольцом
(Конечно, в придачу и сердце, и руку)…
Он будет банкиром, а может, дельцом.
Я с ним позабуду про горе и скуку…
…
О Боже! Какой восхитительный сон!
Ко мне наклонился ты, брови сдвигая…
– Подай-ка мне пива, литровый баллон!
Где завтрак? Где брюки? Подъём, дорогая!

Саади Исаков

Ваня и Вильям

В одной берлинской пивной, где пиво было по рупь девяносто за пол-литра, а не по три пятьдесят, как везде, сидели утром два товарища Ваня и Вильям. Ваня, коротко стриженный брюнет с перебитым боксёрским носом, был лет на двадцать моложе, попроще, он вдохновенно слушал друга, но и свою масть держал. Вид у них был таков, будто они не выходили отсюда уже неделю, даром что оба были БОССы, то есть лица Без Определенных Социальных Связей, соответственно, и обязанностей.

Оба однажды покинули свои семьи, уехав в Европу на заработки по строительному ремеслу, некоторое время исправно посылали домой содержание, потом им это дело надоело, и они как-то растворились среди местного населения, у которого не принято содержать родню. В этом смысле они стали вполне европейцами.

В пивной они сидят не каждый день, а только в начале месяца, когда у них совпадают получка пособия и доход от социального жилья, которое они хитро сдают студентам, каждый по комнате в своей квартире.

В другое время, когда деньги уже на исходе, они пьют и похмеляются на лавочке невдалеке от Южного вокзала. Там к ним присоединяется бывший айтишник из Литвы по имени Вилкас, то есть по-нашему Волк, но по прозвищу Зайкис. Собственно, ради него они оба туда ходят. Послушать его занятную полурусскую речь, как ходят дети в зоопарк посмотреть на обезьян, вроде как похожих на людей, только без штанов.

В остальном они выглядят вполне цивилизованно, одеты не в новое, однако, чистое. Вильям в пиджаке, с двумя рядами орденских планок невнятного происхождения, как у современного казачества за показательный внешний вид, листает газету «Курьер», свободно лежащую в каждой забегаловке. Ваня сонливо смотрит на прохожих в окно, цепляясь глазами за иностранцев и мужчин, более похожих на женщин, только без грудей, мысленно сокрушаясь по поводу того, сколько и тех и других развелось на его скромную, беззащитную душу населения, и тоскует, будто с похмелья.

Освоив газету в целом, Вильям затевает разговор, разбирая её по частям.

– Ваня? – обращается с вопросом Вильям.

– Иван, – перебивает его Ваня.

– Вот спрашивается, Иван, почему такая несправедливость получается. Вот в Гамбурге левые устроили намедни форменный дебош. Побили почти 500 полицейских, витрины из стекла, а от Объединённых Наций ни слуху ни духу.

– А что от них надо-то? – удивился Ваня.

– Озабоченность нужна, глубоко выраженное сожаление, что жестоко обошлись с прогрессивной, лево настроенной молодёжью. Разгоняли, между прочим, водомётами и дубинками. Есть раненые.

– Я бы их газом гонял, не погнушался, – ответил Ваня.

– И это было. Или хотя бы Дума приняла резолюцию, как твой Конгресс.

– Не твой, а ваш.

– Ваш Конгресс.

– Резолюцию о чём?

– В защиту свобод и демократии.

– Так ведь они же машины жгли, в полицейских коктейли Молотова и петарды метали.

– Согласен, этого делать нельзя. Это демократии во вред. А в России можно?

– В России можно. Там автократический режим, и любые беспорядки демократии на пользу и в зачёт.

– Я тебе, как бывший милиционер, скажу – это всё неправильно. Такие завиральные мысли у тебя по молодости лет…

– Вам, – поправил его Ваня.

– Вам и скажу.

– А вы что, бывший милиционер? – спрашивает Ваня, за долгие годы знакомства услышав эту подробность биографии товарища впервые.

– Да, два года после армии был милиционером. В 1980 году, как раз в Олимпиаду. Так вот, нам такого с народом делать не позволяли. Учили обходительности, культуре и английскому языку. А чтобы руки распускать – ни боже мой – а только «плиз».

Ваня надолго уставился на Вильяма, выпучив в недоумении глаза. Наступила пауза. Вильям перевернул страницу газеты. Просмотрел другую статью и говорит.

– А вот это совсем никуда не годится!

– Что опять?

– Беженцы.

– Как наш литовец?