Навстречу друг другу

И как бы я ни старалась, мои собственные попытки наладить общение с родителями никогда не приносили плодов. Мое желание привлечь их внимание рисовало на лице мамы лишь новое выражение недовольства, а папа, как привидение, появлялся дома все реже и реже.

– Что ты натворила? – кричала на меня мама, когда я решила приготовить для нее печенье. – Немедленно выброси это в ведро!

– Я готовила для тебя подарок… – пищала я, надеясь, что неудавшееся печенье заменят добрые намерения.

– Я сказала тебе выбросить! – мама вырвала из моих рук продукты, а затем толкнула меня в сторону раковины. – Прибирай то, что испачкала. Я после работы не буду за тобой бегать.

Ее слова ранили меня в самое сердце, ведь еще недавно мы вместе мыли посуду, общаясь и шутя, мы рассказывали друг другу истории и сказки, которые превращали мир вокруг нас в настоящую симфонию эмоций и приключений.

Теперь же мне оставалось только мечтать о том, чтобы однажды проснуться и обнаружить, что все это – страшный сон, и что мама с папой снова могут обнимать меня, как это было однажды давно.

В какой-то момент я даже решила, что надо нарисовать наш общий портрет, где мы все вместе счастливы. Лист за листом я черкала цветными карандашами по бумаге, вырисовывая все новые радостные лица моих родителей рядом друг с другом, и боль становилась хоть чуть-чуть, но легче. Художественный поток обгонял реальность, а слезы, что катились по щекам, словно водой смывали тот груз, который безвозвратно скапливался в душе ребенка, не успевшего научиться справляться с проблемами взрослых.

Я смотрела, как мама рвет на части мои рисунки, выбрасывая их в урну со словами, что я поступаю плохо. Я видела, как она страдает, я замечала, как отец отстраняется все больше, общаясь по телефону ночами с кем-то другим, но в душе продолжала верить, что однажды все еще может измениться.

И вот наступил день, когда облака на горизонте, казалось, сгущались еще сильнее, несомые ветром перемен и неизвестности. Я вовсе не ожидала, что когда мы с мамой вернемся из сада, вновь встретимся с шоком, от которого захолодеет все внутри. Отец, с глубокими, как ночное небо, глазами и сжатым до злости кулаком, выставил наши вещи перед домом, а двери намертво закрыл изнутри. Мои губы дрожали от бессилия и страха, а сознание будто бы притупилось от горечи понимания того, что теперь нам некуда возвращаться, что в то самое мгновение я потеряла не только крышу над головой, но и веру в восстановление прежних безмятежных дней.

Как же я хотела, чтобы это все оказалось просто дурным сном, из которого удастся проснуться с облегчением и радостью. Но реальность била с беспощадной точностью, не позволяя укрыться в теплом коконе иллюзий. Я стояла рядом с мамой, чувствовала, как ее рука, казавшаяся когда-то столь крепкой и уверенной, теперь едва заметно дрожит. Мы медленно отошли от дома, шаг за шагом, как если бы оставляли позади целую жизнь, которую когда-то так беззаветно любили.

Мы нашли убежище у дальних родственников, их гостевая комната стала нашим временным прибежищем. Я видела, как мама старается собраться и продолжить жить дальше, каждый день начиная с поиска жилья и новых перспектив. Я слышала, как она ночами говорила сама с собой, обещая, что как бы ни было сложно, она справится всем вопреки. Ее глаза, полные грусти и злости, казались мне бездушными, словно она навсегда разучилась улыбаться, словно она навсегда разлюбила меня, окуная мою жизнь в самые мрачные дни.

Мы должны были ценить друг друга, стать поддержкой в этот сложный момент, когда папа от нас обеих отказался, но вместо этого помимо отца я потеряла еще и свою мать, которая без причины объявила меня своим врагом. С этой самой минуты я стала преградой на пути к ее новой жизни, когда она перечеркнула меня черным маркером, словно я никогда и не была частью ее семьи.

Я никогда не забуду тот день, когда мама позвонила бабушке и попросила забрать меня, чтобы я больше не мешалась ей под ногами, словно ненужная вещь или обуза.

Да, я слишком быстро повзрослела, потеряв в шесть лет всю свою семью целиком, в которой так нуждалось мое детское невинное сердце. Мне казалось, что мою душу разрубили пополам, но все же я старалась верить, что однажды она сможет вновь стать единым целым, и ее будет уже не разрушить ничьими поступками.

Глава 2

Алан

Семья моего отца была консервативных взглядов, и когда ему вдруг понравилась юная красивая девушка, прежде чем он успел узнать ее имя или просто взять за руку, родственники заставили его сыграть свадьбу.

От неожиданности и бурного водоворота событий отец почувствовал себя окутанным ветром перемен, словно старое дерево, которое внезапно решило зацвести. Девушка, ставшая его женой, оказалась не просто красивой. Она обладала тихой силой и непоколебимым внутренним стержнем, что стало открытием, всколыхнувшим мир отца. На свадьбе он лишь мельком видел ее через фату, но этот мимолетный взгляд заставил его задуматься – зачем жизнь свела их вместе именно так? Казалось, уже тогда их счастливый брак ставился под сомнение.

Вопреки ожиданиям консервативных родственников, которые, возможно, ждали привычного продолжения истории с подчинением и безмолвной покорностью, девушка обрела в семье отца другую роль. Ее мягкий, но в то же время твердый характер изменил уклад дома. Сам отец, хотя и старался соответствовать образу сдержанного мужчины, вскоре перестал скрывать, как сильно в нем разжигает гнев обычный пустяк – хитрый взгляд жены, едва заметная недовольная ухмылка или тонкая ирония в беседе.

Отец считал, что женщина в семье должна следовать за мужчиной, и в молодой жене видел лишь соперника, который мог стать лучше него. Он понимал, что его жизнь была бы совсем иной, если бы он, словно порыв ветра, изменил бы ориентиры и свое восприятия мира. Однако новый союз, рожденный по воле родственников, стал сложнейшим испытанием двух миров, будто отдаляя их не только друг от друга, но и от надежды на светлое будущее.

После женитьбы их с мамой жизнь закипела в семейных заботах и обязанностях, оставляя мало времени и возможностей для истинного познания друг друга. Моя мама, оказавшись в новом доме, ежедневно сталкивалась с незнакомыми обязанностями и совершенно чужими ей традициями. Она старалась соответствовать ожиданиям семьи мужа, но с каждым днем все больше чувствовала одиночество и отчуждение. Им с отцом не хватало простых искренних разговоров, в которых можно было бы раскрыться и поделиться своими мыслями и мечтами.

Отец, в свою очередь, был погружен в работу и обеспечение семьи, предполагая, что так и должно быть в счастливом браке. Он заметил, что жена печальна и задумчива, но не знал, как подойти к ней и понять причины ее молчаливой грусти. Они проводили вместе многие часы, но это время не сближало их. Напротив, казалось, что невидимая стена лишь увеличивалась, разделяя их на просторах одной квартиры. Иногда между ними вспыхивали ссоры, вызванные непониманием и неумением слышать друг друга.

И в этой совершенно неясной суете как-то совсем не вовремя на свет появился я, Алан Ивендарк. Как-то раз меня спросили: какие хорошие воспоминания у меня есть из детства? И, знаете, я сам себе удивился, когда вдруг понял, что мне совершенно нечего вспомнить.

Я не могу утверждать, что мое детство было несчастным, но в памяти всплывали лишь отголоски боли и непонимания, когда мама и папа постоянно были отдельно друг от друга, не желая стать единым целым и принять в свой крепкий мир меня.

Одиночество кружило в моем сердце ураганом, пытаясь понять, почему мои воспоминания о родителях всегда отдельно, словно они – пазлы, которые никогда не могут сложиться в единую картину. И чем больше я думал, тем сильнее понимал, что их нелюбовь друг к другу стала невидимой семечкой, которая прорастала в ненависть ко мне.

Живя в этом водовороте недопонимания, я научился быть наблюдателем, а не участником. Я видел, как родители жили параллельными жизнями, пересекающимися лишь в избегании друг друга. Мне казалось, что они состоят из разных вселенных, где их собственные муки и печали были важнее моего присутствия. Это было как смотреть на картину, где каждый мазок краски нес в себе личную трагедию, очевидную лишь для меня, но не для них.

С годами они оба пришли к осознанию, что их жизни, по сути, проходят мимо друг друга. Они были как две параллельные линии, которые никогда не пересекались. Отсутствие тепла и внимания только усиливало взаимные претензии и разочарования. Возможно, если бы им дали шанс узнать друг друга до свадьбы, они бы поняли, насколько различны их ценности и взгляды на жизнь, и избежали бы этих мучительных лет вместе. Но надежды изменить что-то уже не было.

Однажды я услышал за дверью своей комнаты громкие крики скандала, обидные слова летали в воздухе из уст в уста, значение которых в свои пять лет я, разумеется, не понимал. Я не знал, что отец постоянно кричал моей маме, но на следующий день я не нарочно за ним повторил, надеясь, что это могут быть неизвестные мне слова любви, которые смогут наконец привлечь внимание мамы ко мне.

– Что ты сказал, Алан? – вскрикнула она, глядя пронзительным взглядом на меня.

Время вокруг меня словно остановилось. Я обвел ее облик своими круглыми детскими глазами, и в секунды, что казались мне в тот момент вечностью, я успел насладиться ее чудесной красотой.

Ее кожа сияла первым снегом, контрастируя с черными густыми волосами, что спадали на ее худые плечи. Она была словно Белоснежка из сказки, где я – ее верный гном, стоящий перед ее ногами, ожидая помилования и внимания. Она была для меня всем, и ее большие выразительные карие глаза всегда заставляли меня тонуть в них, словно она была не просто моей мамой, но и королевой моего сердца.

Но вмиг мои мечты прервал сильный хлопок ее женской ладони по моим крошечным детским губам. Я стоял, пытаясь сфокусировать пропавшее на секунду зрение, но искры боли летели из моих глаз быстрее, чем до детского ума доходило осознание происходящего.

Я открыл глаза, на моих руках блестели капли крови от разбитой губы, а во рту ощущался кровавый вкус предательства.

«Что я ей сделал?» – подумал я тогда, продолжая смотреть на мою Белоснежку с такой любовью, которой она, похоже, сама никогда не обладала.

– Попробуй еще хоть раз сказать это слово! – ее голос звучал приговором, в котором мне не было шанса на примирение.

Я смотрел на нее сквозь слезы, пытаясь подобрать слова, чтобы извиниться, чтобы донести о том, как я жалею, ведь я не знал истинного значения слова. Но мои губы меня не слушались, все сильнее наполняясь болью, которую я мог лишь продолжать держать в себе.

Со временем я научился извлекать уроки из тишины. Она стала моим другом и учителем. В тишине можно услышать себя, найти ответы на вопросы, которые, казалось бы, не могут быть разрешены. Она помогала мне примириться с собственными мыслями и чувствами. И хотя сердцу порой было тяжело, я осознал, что именно через испытания и внутреннюю работу я смогу построить собственный мир, не зависящий от разрушительных ссор и разногласий родителей.

На миг мне даже показалось, что мои решения послужили нитью к примирению и между родителями. Они вновь стали спать в одной постели, чего так давно я не замечал. Я надеялся, что моя семья прорвется из кокона тьмы и недопонимания, словно солнечная бабочка, несущая в себе яркие лучи нового дня, и наш дом наполнится счастьем и теплом. Я верил, что должен настать день, когда в кругу своих родственников я больше не буду лишним, когда смогу стать частью чего-то большего.

Мои надежды порхали в воздухе, словно свободные птицы, и однажды их пение переросло в нечто большее, когда мама вдруг сообщила мне, что в нашем доме появится маленькая сестренка.

– У нас будет пополнение! – радостно сообщила мама, показывая детские пинетки.

Мир подо мной провалился, и я повис на грани между мечтами и реальностью, пытаясь понять, неужели это чудо происходит со мной. Невероятно, этот день действительно настанет?

В нашей семье появится еще один ребенок, и я больше не буду теряющейся в пустоте одинокой душой, которая не может найти себе места. Я понимал, что даже если отношения между родителями останутся плохими, я уже никогда не буду одинок, ведь моя родная сестра навсегда станет частью моего сердца, которое так давно желает кого-то любить.

Но счастье, похожее на светлую мечту, оборвалось так внезапно, оставив за собой лишь темные тучи утраты. Радужные надежды растворились в воздухе, словно загадочный мираж.

Трудно было поверить, что тот день, который должен был наполнить наш дом радостью, обернулся холодной волной траура. Мама вернулась из роддома одна, а вместе с ней и ослепительно-болезненная пустота, которая стала нашим новым еще более жутким компаньоном.

Я стоял перед крошечным надгробием сестрички, и мне казалось, что траур вытесняет каждой своей тяжелой частицей все мечты, что зарождались во мне ради новой жизни, и надежды, что теплились в сердце. Иногда, глядя в бездонные глаза матери, я видел свое отражение, размытое слезами и болью. Ее молчание говорило о том, что она сама едва справлялась с тем грузом, что навалила на ее плечи спящая на дне души скорбь. Но, несмотря на всю тяжесть того момента, я чувствовал, что нам нельзя терять последнее, что остается в темноте – веру в жизнь, которая когда-нибудь вновь явится к нам своими нежными лучами утреннего солнца.

Важно было помнить, что даже на самом глубоком дне скорби можно найти силы подняться, вновь учась быть живым. Сестра осталась частью нашей семьи, пусть теперь и в неуловимых снах и надеждах, но память о ней стала тем мостом, что мог обратиться к новому пониманию друг друга. Но, увы, так думал лишь я.

После трагедии, что случилась в нашей и без того потрескавшейся семье, отец превратился в тирана, который искал утешения своей душевной боли в издевательстве над моей несчастной душой.

Когда приходило время вставать рано утром, чтобы отправиться в детский сад, я просыпался с трудом. Вставать рано с детства было для меня непросто. Я делил кровать с родителями, но в это время мамы не было рядом – она была занята на кухне приготовлением завтрака перед началом рабочего дня. Мой отец, не выдерживая долгих попыток меня разбудить, терял терпение. Он доставал тонкий кожаный ремень с полки шкафа и начинал наносить сильные удары по всему моему телу.

Этот звук удара ремня по коже я помню до сих пор. Следы от ударов оставались на теле, оставляя кровавые отметки, а жгучая боль заполняла каждую клеточку моего тела, пока я нежился в уютной родительской постели.

Я знаю, ему было непросто, ему так же больно от потери дочери, как и мне от потери сестры. Но почему его подушкой для битья стал я, когда мы должны были объединиться вместе против общего горя?