Звенья разорванной цепи

При определении его к новой, статской должности управляющего канцелярией Таврического губернатора и венчании с курской дворянкой бывший кирасир сделался коллежским советником, что примерно равнялось чину армейского полковника, удостоился ордена Святого Владимира четвертой степени и снова получил пятьсот десятин земли в общее с молодой женой владение. Успешная поездка Екатерины Великой в Крым летом 1787 года, к организации которой и он, и Анастасия имели прямое отношение, вылилась в новые награды. Мещерского по его просьбе тем же чином шестого класса, то есть полковником, перевели обратно на военную службу и вручили денежную премию – тысячу рублей.

В екатерининские времена быстрой карьеры дворянин мог добиться, лишь имея покровителей в высоких армейских или придворных кругах. Благодетелем князя и княгини Мещерских выступал Потемкин. Но он, скорее, оказывал столь постоянное внимание прелестной Анастасии Петровне, чем бывшему своему адъютанту. В данном случае Михаил нисколько не заблуждался, и потому развод с Аржановой абсолютно не входил в его планы. Прекращение церковного брака – это очень большие хлопоты, масса неприятностей и, наконец, скандал в светском обществе Севастополя.

– Никакого развода не будет, – сказал после долгого молчания полковник, по-прежнему сидя на кровати.

– Будет или не будет, пока не знаю, – Флора нахмурилась. – Но в мою спальню ты больше не входи.

– Да? А что же мне делать?

– Подумай. С Ариной твои барские шутки тоже теперь не пройдут. Николай зол, как черт. Чего доброго, еще и пристрелит.

– Кругом обложили, – пробормотал Мещерский. – Ровно медведя в берлоге.

– Не огорчайтесь, ваше сиятельство, – Аржанова, внимательно наблюдавшая за супругом, увидела в его глазах уныние и готовность безропотно принять любое ее решение. Кроме развода, конечно. – Предлагаю вам выход.

– Какой? – князь взглянул на жену с надеждой.

– Поскольку три года вы были моим боевым товарищем и любили меня чисто платонически…

– Любил! – горячо подтвердил он.

– Значит, надо вас выручать из трудного положения. Ну как солдат солдата, вы меня понимаете…

– Господи! – печально взмахнул рукой Мещерский. – Что за чушь ты городишь!

Аржанова рассмеялась.

Сперва этот разговор ее волновал и тревожил, потом – злил. А теперь стал казаться комическим. Следовало только совладать с собственными чувствами – главными из них были обида и горечь – как ситуация упростилась до анекдота. Неверная жена и неверный муж обсуждают важный вопрос. Им надо жить дальше бок о бок, сохраняя видимость брака и правила приличия. Рецептов тут много, и самый первый лежит на поверхности.

– Послушай, Михаил, – курская дворянка обошла вокруг кровати и приобняла супруга за плечи. – Из Очакова я всем привезла подарки. Тебе тоже, но особенный, живой.

– Наверное, хорошую охотничью собаку? – он потерся щекой о ее руку. – Хотя нет, животных в твоем багаже я не заметил.

– Сейчас мы спустимся на первый этаж, в нашу маленькую гостевую комнату. Там находятся две невольницы из гарема трехбунчужного паши Хуссейна, бывшего коменданта турецкой крепости. Так вот, они – твои.

– Мои? – полковник резво вскочил на ноги. – Это как понимать?

– Обыкновенно. Я объясню восточным шлюхам, что отныне ты – их новый хозяин, затем уйду. Далее поступай с ними по своей воле.

– А ты? Что будешь делать ты?

– Я? – Аржанова на мгновение задумалась. – Давно мечтаю попариться в нашей баньке с березовыми вениками, с кваском. Одним словом, по-деревенски и от души… После чего лягу спать. Пожалуйста, не буди меня. Развлекайся с наложницами у себя в кабинете.

В день приезда в Севастополь из Очакова Флора, без сомнения, пребывала в состоянии эйфории от последних встреч со своим великолепным возлюбленным, Григорием Александровичем, и от замечательной победы русского оружия над вечными врагами России, османами. Все казалось ей простым, легким, естественным. Так, меткого стрелка Николая она успокоила, его жену, ставшую предметом сексуальных домогательств барина, утешила, князю Мещерскому предложила взамен себя партнершу, да при том не одну, дабы не скучал он долгими зимними ночами…

Баньку Досифей истопил превосходно.

Аржанова и Глафира лежали на сосновым полках, хлестались березовыми вениками и поддавали жару, опрокидывая на раскаленные камни бадейки то с водой, то с квасом. Для полного расслабления требовалось еще выбегать во двор нагишом и кататься по снегу. Однако, увы, в январе 1789 года снег на недавно основанной военно-морской базе не выпал. Пришлось вместо этого обливаться водой из огромной бочки, стоявшей в саду.

Закрутив на голове мокрые волосы в виде чалмы из полотенца и обернувшись простыней, Анастасия отдыхала после парной и пила чай из самовара в предбаннике. К чаю Досифей подал печатные тульские пряники, мед, варенье из абрикосов, лимон, нарезанный тонкими ломтиками. Горничной, в виде исключения, было позволено сидеть рядом с госпожой и рассуждать о разных поворотах жизни человеческой, в частности, о детях, прижитых на стороне, о верности и любви, о прощении грехов, завещанном нам Иисусом Христом.

Досифей, периодически появляясь перед женщинами, старался не смотреть на завлекательные очертания их фигур, проступавшие под увлажненными льняными простынями. Наливая в очередной раз барыне в чашку свежую заварку, лакей заговорчески сообщил:

– Михаил-то Аркадьевич у турчанок не остался и в кабинет их не повел.

– Отчего? – небрежно спросила Анастасия.

– Господин полковник сейчас самолично сказать мне изволили, будто они совсем не в его вкусе, и энтих толстозадых уродливых баб только одни отпетые сладострастники-басурмане хотеть могут.

– Ничего. Постепенно привыкнет, – успокоила себя курская дворянка.

Дни потекли за днями, но что-то не задавалось у Аржановой со скорым решением домашних ее проблем.

Князь Мещерский, отлученный от тела супруги, стал регулярно напиваться в офицерском собрании, играть допоздна в карты у капитана первого ранга Доможирова, молчать за семейным обедом, грустно глядя на Анастасию и своих детей – Александру и Владимира. Очаковских невольниц он словно бы не замечал.

Няньку Арину она все чаще встречала в детской с заплаканными глазами. Видимо, семья Глафиры, нарушая приказ барыни, втихую донимала ее суровыми упреками. А чего, собственно говоря, донимать на восьмом-то месяце беременности, чего требовать от бедной молодухи, если изменить ситуацию никак нельзя?

Николай, слуга верный и честный, прежде ловивший каждое слово госпожи, теперь являлся к ней неохотно, при встречах отводил глаза. Правда, и дел у него прибавилось в связи с зачислением в фузелерную роту гарнизонного батальона. Согласно приказу Главнокомандующего Черноморским флотом генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потемкина-Таврического, в роте создавали отдельную команду стрелков. Пятнадцать егерских штуцеров образца 1778 года ручной сборки доставил для нее в Севастополь тот же линейный корабль «Святой Владимир».

Капрал Николай Аржанов (таковую фамилию присвоили ему при поступлении на службу как уроженцу деревни Аржановка) отвечал за отбор в команду наиболее сметливых и способных солдат, за обучение их приемам прицельной стрельбы. На это благое дело казна отпускала особливые деньги: цена пороха, свинца и бумаги, потребных для ста учебных выстрелов в год.

Уж не казенную ли пулю забил шомполом в ствол своего «Дружка» Николай, когда вознамерился прикончить полковника – князя Мещерского? Спасибо садовнику Федору-Фатиху, что разглядел засаду в саду и предупредил Анастасию. Вовремя она остановила меткого стрелка. Последующий их разговор получился очень откровенным. Но полной уверенности в том, что ей удалось убедить Николая и найти понятные для него аргументы, у курской дворянки не было. За жизнь венчанного своего супруга она опасалась, хотя иногда думала о его недальновидном, безответственном поведении, которое, конечно, не могло остаться безнаказанным. Ведь не простой слуга, Николай, а обученный тонкому делу, обличенный доверием, он обиду терпеть не станет. Однако почему же, почему разброд и шатания постигли прежде сплоченную и дружную разведывательно-диверсионную группу Флоры? Есть ли спасение от подобной напасти? Чем она вызвана?

Таким невеселым мыслям предавалась Аржанова, гуляя перед обедом с детьми по берегу Южной бухты Севастополя погожим весенним днем. Заслоненная от пронзительных морских ветров горой, возвышающейся над ней, Южная бухта всегда оставалась тихой и спокойной. Зеркальную ее поверхность лишь изредка морщил легкий бриз. Когда-то в гавани, глубоко врезающейся в сушу, обитало множество дельфинов. Их веселые игры Анастасия наблюдала в мае 1783 года с борта флагманского корабля Азовской флотилии «Хотин». Тогда эскадра из одиннадцати русских военных парусников впервые вошла в Ахтиарскую бухту, положив начало славному Черноморскому флоту.

Все это были не очень большие, с мелкой осадкой суда, в основном, фрегаты и шхуны, имевшие на вооружении от сорока до двадцати пушек. Строили их на верфях Воронежского края или в Таганроге. Не обладая высокими мореходными качествами, они, тем не менее, сыграли свою роль в Первой русско-турецкой войне и изгнали османский флот сначала из Азовского моря, а затем – и от берегов Крыма.

Прошло пять лет. Дельфины совсем ушли из Южной бухты, ибо спокойная, безмятежная жизнь этих разумных морских животных тут закончилась. Русские начали строить по берегам бухты пристани и причалы, вбивать сваи в морское дно по правой стороне гавани. На левой были устроены доки, чтобы килевать и ремонтировать суда. Там заработали кузницы и лесопилки, канатные мастерские. По водной глади засновали баркасы, ялики и лодки, перевозя грузы с одной стороны на другую. Появилось несколько больших линейных кораблей, имевших осадку до пяти метров, восемь фрегатов с сорока пушками на борту, легкие крейсерские суда, которые иногда называли и корсарскими, брандеры, шхуны, посыльные пакет-боты, баржи и прочие плавсредства, нужные для деятельности крупного военно-морского соединения.

От улицы Екатерининской до Южной бухты было рукой подать. Туда вела грунтовая дорога с пологим спуском и поворотом, а также – лестница, вырубленная в скале. Обычно Аржанова вместе с дочерью Александрой и сыном Владимиром шли по лестнице, потому что по дороге теперь часто ездили телеги и возы, нагруженные флотским имуществом. Севастопольская эскадра готовилась к навигации 1789 года.

Проведя земляные работы, русские отняли у горы немалую часть. Они сильно расширили и выровняли береговую полосу, благоустроили ее. Снабженная складскими постройками, деревянными мостками и причалами, она теперь тянулась почти до Графской пристани. Ближе к берегу стояли на якорях фрегаты, имевшие осадку до четырех метров. Дальше за ними на глади Южной бухты возвышалась краса и гордость эскадры – линейные корабли «Святой Павел», которым долгое время командовал сам Ушаков, «Преображение Господне» (командир – капитан второго ранга Селивачев), «Святой Александр Невский» (командир – капитан второго ранга Языков), «Святой Андрей Первозванный» (командир – капитан второго ранга Вильсон), «Святой Георгий-Победоносец» (командир – капитан второго ранга Поскочин), «Святой Владимир» (командир – капитан второго ранга Чефолиано).

Всех этих доблестных мореходов Анастасия знала лично, как, впрочем, и других офицеров военных парусников. Не будучи любителем светских развлечений, командующий севастопольской эскадрой Ушаков согласился на проведение в недавно отстроенном здании Адмиралтейства балов и еженедельных приемов, где могли участвовать и жены командного состава. Там играл военный оркестр, бывало скромное угощение, иногда ставили любительские спектакли. Собственно говоря, других развлечений в Севастополе не имелось, и вышеназванные являлись единственной отдушиной в однообразной, особенно зимой, жизни далекого от столицы Империи южного гарнизона. Они позволяли морякам с разных кораблей лучше познакомиться друг с другом, отвлечься от тяжелой морской службы.

Потому Аржанова не удивилась, когда ее окликнул молодой офицер, руководивший погрузкой с пристани на большой баркас, прямо к ней пришвартованный, восьми орудий. Лейтенант артиллерии Константин Подыма с фрегата «Святой Амвросий Медиоланский», недавний выпускник Артиллерийского и инженерного корпуса в Санкт-Петербурге, запомнился ей тем, что прекрасно танцевал контрданс. Без сомнения, и лейтенант тоже вспоминал свою партнершу – княгиню Мещерскую.

Женщин в Севастополе пока было мало. Не так-то легко познакомиться с девушкой из хорошей семьи и жениться флотскому офицеру. Ведь большую часть времени он проводит вдали от земли, бороздя черноморские воды с апреля до декабря.

Маленького Владимира заинтересовали пушки, и курская дворянка ступила на деревянный настил, приблизилась к баркасу. Два чугунных ствола с необычным, близким к овалу дульным отверстием и некоторым сужением в казенной части, опутанные толстыми пеньковыми канатами, уже находились на судне. Матросы взялись за третий, лежащий на лафете – невысокой дубовой тележке с четырьмя колесиками, которая стояла на пристани.

Лейтенант снял треуголку, галантно поклонился даме и поцеловал протянутую ему руку. Радуясь поводу побыть с очаровательной Анастасией Петровной наедине – матросы, что грузили пушки, конечно, не в счет, – Константин разрешил маленькому князю Мещерскому детально обследовать орудие и даже посидеть верхом на его стволе. Попутно молодой офицер довольно живо, доходчиво и забавно объяснял ребенку, как заряжают пушки на кораблях и стреляют из них. Под конец, когда он стал сравнивать полет пушечного ядра с похождениями персонажа русской сказки по имени Колобок, прислушалась и княжна Мещерская, страшная непоседа.

Флора не ожидала, что артиллерист окажется столь умелым рассказчиком. Танцуя с ней на последнем балу в Адмиралтействе, Подыма, как всегда, держался скромно и застенчиво. Их беседа не выходила за рамки, очерченные светскими правилами: игра музыкантов, погода на море, новые назначения и производства в чин, сделанные Главнокомандующим Потемкиным-Таврическим.

Чтобы поддержать разговор, увлекший детей, Аржанова спросила у лейтенанта, зачем на его фрегате сейчас меняют орудия.

– Их превосходительство капитан бригадирского ранга Ушаков сего добился, – ответил Подыма.