Звенья разорванной цепи

– Отомстить хотел, – молодой слуга смело поднял на хозяйку темно-голубые глаза. – За ваше и за свое унижение. Но вы его пожалели. Весьма сие странно… Ведь врагов вы никогда не жалеете.

Анастасия усмехнулась:

– Наверное, потому и живу еще на этом свете.

– Стало быть, он – вам не враг?

– Врагов моих определяет государыня императрица. Им, как ты верно заметил, пощады нет.

– Ясно, – вздохнул Николай. – Вы его простили. Однако я прощать не собираюсь и никогда не прощу… Отойдя от конфиденциальной службы, сделался барин совсем другим человеком. Эдакий вальяжный господинчик. Карты, вино, бабы… Нет в нем прежней строгости к себе. А без этого в нашем деле – пиши пропало. Только в теплой конторе ему и сидеть…

Аржанова слушала сына горничной с удивлением. Слишком связно и осмысленно он говорил. Курская дворянка знала Николая с младых ногтей. Был он веселым подвижным ребенком, потом нескладным подростком, потом превратился в рослого, сильного юношу. В основном помогал отцу своему, Досифею, на все руки мастеру, – и лакею, и кучеру, и истопнику, и садовнику. Все изменила первая их поездка в Крым. Николай познакомился с кирасирами Новотроицкого полка, которые состояли в охране вдовы подполковника, научился у них обращению с огнестрельным оружием и внезапно открылся у него великий талант к меткой стрельбе. После очередной схватки с татарскими мятежниками она сама подарила ему егерский унтер-офицерский штуцер ручной сборки, изготовленный на Тульском оружейном заводе. Они словно давно искали друг друга: отличное ружье с восемью нарезами в стволе, с кремнево-ударным батарейным, «французским» замком и отрок Николай, принадлежавший курской дворянке, кое-как научившийся читать у дъячка из церкви в деревне Аржановка…

– Все правильно ты излагаешь, – в задумчивости ответила княгиня Мещерская. – Возможно, и впрямь кончилась моя совместная служба с Михаилом Аркадьевичем. Но прошу тебя: оставь его в покое. Пусть идет он собственной дорогой, а уж куда она его выведет, то одному Господу Богу известно.

– Что ж, ваше слово для меня – закон, – грустно признался молодой слуга. – А знаете, почему?

– Откуда мне знать, голубчик…

– Женился я на Арине по воле матушки, – тут меткий стрелок оглянулся на горничную, по-прежнему стоявшую у двери, и она всхлипнула. – Но люблю-то я вас, ваше сиятельство!

В комнате воцарилось долгое тягостное молчание. Глафира в страхе перекрестилась несколько раз. Сын ее скромно опустил очи долу. Курская дворянка не спеша допила чай, поставила пустую чашку на поднос, аккуратно промокнула губы салфеткой. Теперь она поняла истинную причину поступка Николая и про себя подумала, что, во-первых, он – молодец, а во-вторых, нет больше повода исключать его из числа ближайших сотрудников, ибо он вполне управляем.

– Это замечательно, Николай! – Аржанова улыбнулась ему улыбкой светской дамы. – Ведь с некоторых пор я более не ваша барыня, а вы свободные люди… Потому ценю твое искреннее признание. Дорого мне доброе отношение тех людей, кои много лет делили со мной опасности, труды и невзгоды. Тем более есть у меня новое поручение от Ее Величества, и оно потребует от нас и должного прилежания, и настойчивости, и отваги…

Так вышла из щекотливого положения княгиня Мещерская, нынче владеющая шестью сотнями крепостных душ, но меткий стрелок на барыню не обиделся. В ее словах не почувствовал он ни поощрения дерзких слов, ни осуждения их, но самое главное – никакого дворянского чванства. Он шагнул к ней, встал на одно колено и поцеловал протянутую ему руку:

– Безмерно тем счастлив, Анастасия Петровна! Как родился я вашим покорным рабом, так им и пребуду до скончания дней!..

Вольную своим крепостным – Глафире, ее мужу Досифею, их единственному сыну Николаю – она действительно дала вскоре после осады турецкой крепости Очаков, завершившейся успешным штурмом 6 декабря 1788 года. Молодой слуга участвовал в нем вместе с хозяйкой и особенно отличился, сразив наповал выстрелом из штуцера янычарского агу. Двигало ею желание в полной мере воздать должное этим людям за верность, за честность, за особую привязанность к ней. Но как жить без них дальше, она совершенно себе не представляла.

Ее бывшие крепостные, кстати говоря, – тоже.

Они упали перед барыней на колени и просили не прогонять их прочь, оставить на прежнем положении, пусть и свободными, но надежными ее помощниками на службе государевой, спутниками во всех новых ее странствиях и приключениях. Анастасию это тронуло до глубины души. Она знала, что средствами, достаточными для начала самостоятельной жизни, для покупки хорошего дома, участка земли, домашнего скота и птицы, семья Глафиры теперь располагает. Следовательно, решение их было идущим от сердца и абсолютно бескорыстным.

Согласно военным законам того времени Главнокомандующий осадной армией генерал-фельдмаршал Потемкин-Таврический отдал богатый купеческий город Очаков нашим солдатам на три дня «на добычь». Оборотистая, хозяйственная Глафира времени там зря не теряла. В разрушенных домах погибших османов она нашла и деньги, и драгоценную утварь, и ковры, и меха. Про интересы своей барыни, день-деньской занятой в поверженной турецкой твердыне на службе, она также не забыла.

Возвращение их домой можно назвать и торжественным, и триумфальным.

Недавно построенный на верфи в Херсоне 66-пушечный линейный корабль «Святой Владимир», предназначенный для севастопольской эскадры, Потемкин отправил к месту его базирования 12 января 1789 года. Трехмачтовый парусник медленно вошел в Южную бухту под приветственные залпы береговых батарей, убрал паруса и бросил якорь точно на ее середине. Никак не меньше часа перегружали матросы багаж княгини Мещерской на большой шестивесельный баркас. Кроме сундуков, плетенных из камыша саквояжей, корзин и кожаных баулов, на палубе «Святого Владимира» находились три бесформенные фигуры, закутанные с головы до пят в темные одежды.

Это тоже были русские трофеи.

Около двух тысяч невольниц из очаковских гаремов попали в руки победителей. Что с ними делать, светлейший князь решительно не знал. В конце концов Григорий Александрович послушался совета Аржановой и распределил восточных женщин среди своих офицеров. Данным его приказом остались очень довольны и первые, и вторые.

Анастасия, конечно, офицерского чина не имела, но, служа в секретной канцелярии Ее Величества девятый год, по распоряжению царицы получала оклад, примерно равный пехотному генерал-майорскому. Потому светлейший князь отписал ей двух чернооких красоток. Третья же предназначалась начальнику ее охраны – поручику Екатеринославского кирасирского полка Остапу Тарасовичу Чернозубу, настоящему богатырю, человеку необыкновенной храбрости и силы, происходившему из украинских казаков…

Думала ли курская дворянка, что встреча с мужем после восьми месяцев разлуки принесет ей столько огорчений, окажется совсем нерадостной, двусмысленной, исполненной лжи и фальши?

Правда, на пристани, впоследствии перестроенной и вошедшей в историю под названием «Графская», все обстояло в высшей степени пристойно. Пока шлюпки и баркасы со «Святого Владимира» швартовались и разгружались, пока на широких сосновых досках пристани строилась морская пехота с линейного корабля, там играл военный оркестр. Затем командир военного парусника итальянец Чефолиано отдал рапорт о благополучном прибытии командующему севастопольской эскадрой капитану бригадирского ранга Федору Федоровичу Ушакову. Знаменитый флотоводец в ответ произнес краткую речь. Он упомянул о великой очаковской победе, о прошлогодних боях нашего военно-морского флота с турками в Днепровско-Бугском лимане, о подвигах российских матросов и солдат.

Аржанова в толпе встречающих высматривала мужа, и вскоре он помахал ей рукой в белой лайковой перчатке. А вот дома на Екатерининской улице к Николаю вышла его молодая жена Арина, нянька маленьких княжат: пятилетней Александры и Владимира трех с половиной лет от роду. Даже пышные праздничные юбки не могли скрыть ее беременности, срок которой приближался к семи месяцам, и это – в отсутствие супруга! Тяжелые сцены разыгрались в тот день в господском особняке.

Первая произошла в гостиной, куда барин благоразумно не явился. Арина валялась у барыни в ногах, рыдала, просила прощения и уверяла, будто Михаил Аркадьевич принудил ее к сожительству силой. Николай, крича, как зарезанный, требовал примерно наказать несчастную и отправить ее на покаяние в монастырь. Горничная злобно грозила невестке кулаком. Среди потока слов, жалостливых, бранных, обидных, грязных, Аржанова одна хранила молчание. Потом встала, опираясь двумя руками на подлокотники кресла, точно не имела сил держаться на ногах, и вынесла окончательный приговор. Арину не трогать, не изводить придирками и оскорблениями, не нагружать черной работой. Пусть она спокойно доносит и родит ребенка. Все-таки в нем будет половина княжеской крови. Каким образом обустроить его дальнейшую судьбу, курская дворянка еще подумает. Но пока велит верным своим слугам поумерить страсти и сор из избы ни в коем случае не выносить.

Ошеломленные таким решением, Николай, Глафира и Арина замерли посреди комнаты, как вкопанные. Анастасия направилась к двери. Не смея ничего возразить госпоже, они лишь проводили ее выразительными взглядами: Арина – благодарно-виноватым, Николай – недовольным, Глафира – растерянным.

Анастасия не обратила на них внимания. Теперь ей предстояло объясняться с мужем. Она не сомневалась, что Михаил пустит в ход все способы для собственного оправдания, для разубеждения обманутой супруги, и для ее… обольщения. Через венецианское окно спальни на втором этаже курская дворянка смотрела на чудесно ухоженный сад, желая в движении ветвей, почти оголенных, но еще сохранивших зеленый убор, угадать некое предзнаменование, найти разгадку.

В этой ситуации на самом деле все складывалось весьма непросто.

Адъютант светлейшего князя Потемкина – поручик Новотроицкого кирасирского полка князь Мещерский был младше Аржановой почти на два года. Тогда, в Херсоне в сентябре 1780-го, он сам вызвался ехать в Крымское ханство вместе с прелестной вдовой и быть начальником ее охраны. И он действительно спас Анастасии жизнь, прямо-таки вырвал ее, раненную кинжалом и избитую кнутами, из рук Казы-Гирея, резидента турецкой разведки на полуострове. Хитрую ловушку устроил родственник хана для русской путешественницы, и она по своей неопытности легко в нее угодила. Ожесточенной получилась драка в караван-сарае у деревни Джамчи. Кирасиры перебили подручных злого татарина, но сам Казы-Гирей ушел целым и невредимым.

Потом Аржанова и Мещерский снова поехали в Крым. Этот полуденный край уже прочно вошел в сферу интересов Российской империи, а правитель страны Шахин-Гирей подписал с царицей союзный договор. Турки готовили очередной мятеж против него, и следовало всеми средствами помогать хану удерживаться на престоле. Бунт вспыхнул в мае 1782 года. Но убить Шахин-Гирея сразу восставшие не смогли, русские увезли его в свою крепость Керчь. Население же полуострова мятежников не поддержало. Массовых народных выступлений не произошло, только локальные стычки. Разведывательно-диверсионная группа Аржановой сумела отбить нападение турецких наемников-чеченцев на ханский арсенал, расположенный в горной крепости Чуфут-Кале, а затем изгнать их из ханской столицы – Бахчисарая.

До проклятого шпиона Казы-Гирея и его отряда они тоже добрались, но позже, в феврале 1783-го, при помощи местных пастухов устроив на горе Чатыр-Даг засаду. Пуля из егерского штуцера, что был в руках у Николая, пробила Казы-Гирею лоб именно над переносицей. Почему-то после этого события открытому османскому присутствию в Крыму пришел конец. Татарские беи и мурзы стали решать, на чью сторону им теперь лучше переметнуться. Естественно, выбрали русских, и вскоре хан Шахин-Гирей отрекся от престола в пользу Екатерины Великой.

Полуостров стал Таврической областью Российской империи, но полному его освоению, как могла, мешала враждебная Турция. Туда, за Черное море, удрали самые отпетые, самые бешеные и непримиримые из крымских татар. Правительство султана Абдул-Гамида Первого взяло их под свое покровительство и поощряло их планы реванша и всеобщего джихада против неверных, или кяфиров. Потому следовало пристально наблюдать за поведением мусульманского населения в Крыму. Аржанова как признанный специалист по «восточному вопросу» снова вернулась в полуденный край. Секретная канцелярия Ее Величества на сей раз придумала для курской дворянки отличное легальное прикрытие: супруга управляющего канцелярией Таврического губернатора коллежского советника князя Мещерского.

Венчание, на которое Анастасия согласилась с трудом, происходило в Санкт-Петербурге, в храме Святого Самсония Странноприимца на Выборгской стороне. Однако брак вышел не фиктивным, а реальным. Против всех ожиданий, бывший кирасир оказался любовником энергичным, изобретательным и очень выносливым. Бурными играми в постели он увлек вдову подполковника Ширванского пехотного полка, и она, в полной мере поддавшись сладостному соблазну, родила двоих детей: сперва девочку, потом мальчика.

Известно, что век чувственной, сугубо телесной любви, лишь краешком задевающей сердце, ум и душу, не так уж долог – от силы года три. Аржанова, занятая на службе бесконечными разъездами, продержалась почти четыре. Когда секретная канцелярия вновь вызвала ее в штаб-квартиру Главнокомандующего Екатеринославской армией генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического, оставив, между прочим, в Севастополе князя Мещерского, то их прощание было лишено трагедийного надрыва, вселенской печали, неодолимой скорби. Скорее они оба восприняли его как служебную необходимость.

Не в том ли заключалась причина всех последующих событий? Мертвым не больно. Таковыми могут быть не только люди, но также – их отгоревшие, исчерпавшие себя страсти…

Созерцание зимнего сада, одновременно и зеленого, и опустевшего, усыпанного желтой листвой, привело Аржанову в глубокую задумчивость. Она не сразу услышала стук в дверь. Когда Анастасия обернулась, Мещерский уже подходил к ней. Сделав последний шаг, полковник встал на колени и низко склонил голову.

Выглядел Михаил превосходно. Для объяснения с супругой он гладко побрился, тщательно расчесал каштановые, немного вьющиеся волосы и собрал их на затылке в косичку с черной муаровой лентой, опрыскал дорогим английским одеколоном. Открытый ворот белоснежной рубашки оттенял его красивое загорелое лицо и шею. Темно-лиловый шелковый халат облегал рослую фигуру с широкими плечами, правда, уже слегка оплывающую от сидячей, не связанной с физическими усилиями работы.

– Прости, ненаглядная моя! Прости дурака, моя родная и единственная! – прочувствованно, со слезой в голосе произнес князь. – Ну, обычная это мужская слабость. Что особенного случилось-то?.. Ядреная молодая девка, к тому же крепостная, спит недалеко от кабинета. Однажды не устоял, зашел проведать. А она забеременела…

– Однажды зашел? – сухо уточнила курская дворянка.

Железный характер сотрудницы секретной канцелярии Ее Величества, имеющей служебный псевдоним «Флора», Мещерский знал, как свои пять пальцев, и этот вопрос ему не понравился.

– Ладно, краса моя, – пошел он на уступки. – Дважды зашел, трижды зашел… Скажи, пожалуйста, имеет ли это большое значение?

– Не имеет.

– Вот видишь! Неужели мы, люди благородного происхождения, станем обращать внимание на подобные пустяки?

– Возможно, и пустяки, – согласилась она.

Спокойствие Флоры, ее голос, лишенный какой-либо эмоциональной окраски, ввел Михаила в заблуждение. Он решил, что дело слажено.

– Ведь наш с тобою союз освящен церковью. Мы несем ответственность перед Господом Богом за сохранность и крепость его и за потомство, в нем рожденное. Брак, свершенный на небесах, нельзя ставить на одну доску со случайной связью… – Он поднялся с колен и, уверенно прохаживаясь по спальне, заговорил пылко, быстро, с напором. Анастасия слушала его, не перебивая. Ей было интересно, чем закончит этот монолог ее супруг, бывший кирасир, бывший начальник ее охраны, в боях с врагами Российской империи проявивший храбрость и предприимчивость необыкновенную.

Но ничего оригинального князь не придумал. Он предложил ей забыть сей досадный инцидент с Ариной, простить ошибку, вызванную долгим отсутствием супруги и физиологическими потребностями мужского организма.