Звенья разорванной цепи

– А чей, ваше сиятельство?

– Н-не знаю…

В волнении князь приблизился к Анастасии, и она закатила ему полновесную пощечину. Схватившись за щеку, Мещерский отшатнулся.

– Настоящая ты сволочь, Михаил, – сказала курская дворянка, потирая ладонь, пострадавшую от сильного удара. – Сначала, как говоришь, не устоял, а теперь – в кусты. Ребенок – твой, сие мне совершенно ясно. Если родится мальчик, я запишу его в унтер-офицерские дети, потому как мой бывший крепостной Николай, ныне вольный человек и мещанин, будет числиться капралом в фузелерной роте севастопольского гарнизона. Если родится девочка, то проблем вообще никаких. Она вырастет в нашей семье, я обеспечу ее приданым.

– Почему ты так яро выступаешь против меня? – озадаченно спросил Мещерский. – Разве ты забыла о наших праздниках любви?

– Ничего подобного! – огрызнулась она.

– Нет, забыла! – воскликнул он с некоторым торжеством в голосе. – Ты забыла, как ждала моих ласк, как страстно желала их!

– Ну предположим, что желала.

– Тогда зачем спорить? Давай начнем все сначала. Перелистаем обратно удивительную книгу нашего романа до самой первой его страницы. Много там чего было написано…

Курская дворянка отвернулась от мужа и снова подошла к окну. Ветер, который зимой дул обычно с моря на берег, раскачивал ветви деревьев в саду. Лишь кипарисы, высаженные вдоль забора и главной аллеи, мало поддавались его порывам. Их пустые внутри темно-зеленые кроны, где никогда не поют и не селятся птицы, выглядели красиво, но печально.

Перемену в настроении жены полковник уловил тотчас. Встав рядом с ней, он через окно долго смотрел на сад, потом взял ее руку и нежно поцеловал. Следующим его действием были объятия, коим Аржанова сопротивления не оказала. Через минуту широкая кровать из дуба, накрытая голубым шелковым покрывалом, приняла на своем роскошном ложе два сплетенных тела.

Жаркими губами Мещерский быстро касался лица, шеи и плеч супруги. Затем привычным движением расстегнул на ней домашнюю блузку и обнажил грудь чуть ниже сосков. Под его ладонями они отвердели. Обычно эта ласка возбуждала Анастасию, и она пылко отвечала мужу. Но теперь лежала неподвижно и словно бы чего-то ждала. Михаил раздвинул ей груди и языком провел по длинному узкому шраму, пролегавшему в ложбинке точно между ними, похожему на шов, оставленный какой-нибудь грубой нитью, например, сапожной дратвой.

Так, острым турецким кинжалом «бебут» распоров на Анастасии рубаху от горла до пояса, ранил русскую путешественницу ее коварный и жестокий враг Казы-Гирей в караван-сарае у деревни Джамчи. Привязанная к столбу, она стояла перед ним обнаженной по пояс, не произнося ни слова, хотя кровь текла из раны на грязный глинобитный пол, хотя подручные османского шпиона приготовились бить ее кнутами, хотя он сам, злобно усмехаясь, выкрикивал ей в лицо оскорбления и угрозы.

Шрам остался потому, что разрез на коже получился глубоким. Поначалу Флора сильно переживала из-за этого. Ей казалось, шрам портит ее идеально сложенное тело и напоминает о глупом промахе, допущенном ею. Кроме того, он может не понравиться ее великолепному возлюбленному, человеку, который и отправил Анастасию в крымское путешествие, возлагал большие надежды на таланты и способности к конфиденциальной работе молодой вдовы подполковника Ширванского пехотного полка, а она их, выходит, не оправдала.

Однако все сложилось по-другому.

Потемкин, увидев след от удара кинжалом на груди курской дворянки, едва затянувшийся, восхитился им, как отличием смелого воина, полученном в бою. Той ночью он словно бы окутал красавицу тончайшей, волшебной пеленой нежности. Она поняла без слов, как много приобрела в его глазах, ибо прошла испытание. Осторожно касаясь губами шрама, Григорий Александрович как бы разделял с Флорой недавно пережитую боль, брал ее на себя.

Ничего подобного не мог ей сейчас подарить князь Мещерский, который грубо и настойчиво ее раздевал.

– Прекрати это! – вдруг приказала Анастасия Михаилу, почувствовав, что он пытается развязать шнурок, стягивающий ее панталоны на талии.

– Но почему, краса моя?

– Я не хочу.

– Нет, хочешь.

– Ты ошибаешься.

– Сейчас посмотрим…

Князь приподнялся, чтобы быстрее сдернуть нижнее белье с жены, и получил удар тыльной стороной ладони, выпрямленной, как нож, по горлу. Отвалившись в сторону, Михаил закашлялся, схватился обеими руками за шею.

– Ты – ч-чего?! – прохрипел он.

– Я же сказала: прекрати.

– Но мы… мы, по-моему, находимся на супружеском ложе… и ты… ты должна…

– Немедленно тебе отдаться, не так ли? – закончила Анастасия за него фразу, поскольку Мещерский говорил с трудом.

В знак согласия он кивнул.

Может быть, неожиданным, может быть, даже вероломным показался ее поступок бывшему кирасиру. Ведь Флора позволила ему себя обнимать, целовать, ласкать ей груди. Только в последний момент отчего-то передумала. Она не согласилась на восстановление их прежних интимных отношений, какие существовали до ее командировки в Турцию и операции «Секрет чертежника». Нечто неотвратимое, почти инфернальное мешало сейчас им, и князь Мещерский догадывался, что именно это было. Запахнув полы халата, полковник сел на край кровати.

– Я знаю, без него тут не обошлось, – сказал Михаил, громко кашляя. – Он всегда стоял между нами… и, конечно, не мог исчезнуть…

– Если ты знал, то зачем согласился на венчание со мной? – спросила Анастасия.

– Я любил тебя и люблю до сих пор.

– Любовь бывает разной.

– Да, сначала я любил тебя платонически, потом овладел тобою как венчанный супруг. Разве это преступление?

– Нет. Но тогда отдавай себе отчет о возможных последствиях.

– Из Стамбула ты благополучно прибыла в лагерь нашей осадной армии под Очаковым. Значит, ты выполнила очередное его поручение?

– Само собой разумеется.

– И там, в лагере, ты спала с ним? – Михаил с кривой усмешкой на устах повернулся к жене.

– Не буду тебе лгать. Да, спала.

– После этого ты смеешь осуждать мою связь с Ариной?

– Вот что, дражайший супруг, – Аржанова решительно поднялась с кровати и застегнула пуговицы на блузке. – Я никого не осуждаю. Ни тебя, ни Арину, жену моего верного слуги Николая. Я намерена обеспечить будущее вашего ребенка, не разглашать вашу тайну… Но, знаешь, есть одна деталь, весьма прискорбная. Возможно, тебе неприятно будет это слышать, и все-таки я скажу… Что-то у нас сломалось, изменилось, навсегда ушло… Мне уже не доставляет удовольствия близость с тобой. Более того, она угнетает меня… Коли хочешь, то подавай на развод…

– Сразу – развод? – ошеломленно выдохнул князь.

На самом деле он ее всегда боялся.

Страстно желал и боялся, потому что Анастасия Петровна прежде всего стала ему известна как фаворитка его начальника, всесильного Потемкина, в те поры генерал-аншефа и генерал-адъютанта царицы, губернатора Новороссийской и Азовской губерний, вице-президента Военной коллегии, командующего всей иррегулярной конницей России, многих иностранных и российских орденов кавалера. Любовниц светлейший князь менял, как перчатки. На службу в секретную канцелярию Ее Величества рекомендовал лишь одну Аржанову, сам привез ее в Санкт-Петербург и представил государыне. Екатерина Алексеевна, будучи великим знатоком человеческих душ, признала выбор тайного своего супруга обоснованным и на царскую службу молодую очаровательную женщину приняла.

Михаил принадлежал к сильно обедневшей, захудалой ветви рода князей Мещерских. Кроме звонкого титула, он ничего не имел. Его собственное благосостояние целиком зависело от продвижения по службе. Тут, как ни странно, знакомство с Аржановой сыграло особую роль. Он съездил с ней в Крым в 1780  году в первый раз и из поручиков Новотроицкого кирасирского полка стал секунд-ротмистром. Вторая длительная командировка на полуостров принесла ему уже два чина: ротмистра и майора, а еще пожалование от царицы – семьсот десятин земли.

При определении его к новой, статской должности управляющего канцелярией Таврического губернатора и венчании с курской дворянкой бывший кирасир сделался коллежским советником, что примерно равнялось чину армейского полковника, удостоился ордена Святого Владимира четвертой степени и снова получил пятьсот десятин земли в общее с молодой женой владение. Успешная поездка Екатерины Великой в Крым летом 1787 года, к организации которой и он, и Анастасия имели прямое отношение, вылилась в новые награды. Мещерского по его просьбе тем же чином шестого класса, то есть полковником, перевели обратно на военную службу и вручили денежную премию – тысячу рублей.

В екатерининские времена быстрой карьеры дворянин мог добиться, лишь имея покровителей в высоких армейских или придворных кругах. Благодетелем князя и княгини Мещерских выступал Потемкин. Но он, скорее, оказывал столь постоянное внимание прелестной Анастасии Петровне, чем бывшему своему адъютанту. В данном случае Михаил нисколько не заблуждался, и потому развод с Аржановой абсолютно не входил в его планы. Прекращение церковного брака – это очень большие хлопоты, масса неприятностей и, наконец, скандал в светском обществе Севастополя.

– Никакого развода не будет, – сказал после долгого молчания полковник, по-прежнему сидя на кровати.

– Будет или не будет, пока не знаю, – Флора нахмурилась. – Но в мою спальню ты больше не входи.