Деревянные ступени заскрипели под моими ногами, обутыми в полусапожки. Я неуверенно и медленно толкнула дверь внутрь. Дерево хрустнуло, и замок с корнями из него выпал.
«Не слишком ли быстро дом обветшал? Ведь хозяина здесь нет всего шесть лет».
Передо мной открылся холл с обрушенной лестницей, под которой ранее прятался люк. Каков же был мой ужас, когда я поняла, что пение идет оттуда, причем более четкое и призывающее. Слов не разобрать, по-моему их и не было, это просто чувственный красивый Вокализ, в который исполнитель вложил всю душу.
– Я же не полезу туда? – спросила саму себя я полушепотом.
«Полезешь», – пришел уверенный и сумасшедший ответ в голову.
– Я боюсь темноты.
«Я ничего не боюсь!»
– Нужно поискать лампу или фонарик.
«Поищи».
Господи, у меня похоже от ужаса раздвоение личности началось. Сама с собой разговариваю, чтобы со страха не чокнуться. Одернув на себе полушубок, я неуверенно осмотрелась по сторонам, боясь лишний раз произвести громкий звук. Пришлось заглянуть в ближайшие комнаты, ими оказались гостиная и кухня. Спички, целый нетронутый коробок нашлись на кухонном столе, а лампа на подоконнике в гостиной. Керосина в ней было очень мало. Снова сомнения охватили все мое естество, но уверенная мысль и пение подтолкнули меня к обрушенной лестнице.
На удивление, люк не засыпало, и подгнившую крышку можно было стянуть в сторону, что я и сделала. В то же мгновение, пение прекратилось, и настала жуткая тишина.
– Боже, лучше бы ты пел.
Передернула я плечами, смотря во мрак под собой. Чиркнула спичка, загорелся фитиль, и я сделала первый шаг, что гулко отозвался эхом, уходя в низ. Ну, кто бы там ни был, он меня услышал.
– Есть тут кто? – преодолевая страх, спросила я дрожащими губами, но в ответ услышала лишь шорох.
Вот тут-то я и вспомнила зеленые глаза.
– Черт! – ругнулась я, оступилась, делая шаг назад, и упала, приземлившись на мягкое место.
Охнув от боли, спровоцировала очередной шорох внизу. Кажется, я сейчас упаду в обморок.
«Соберись!»
Берусь, встаю, держу лампу уверенней и… Спускаюсь. Как прошлый раз, быстрей спущусь, быстрей уйду. Однако, при этом не забываю корить себя мыслями, что я дура, второй раз наступаю на те же грабли. Чем ниже спускаюсь, тем отчетливей воспоминание о яростных зеленых глазах, сверкнувших во мраке пятнадцать лет назад. Пламя лампы колыхнулось, но удержалось, шорох повторился, заставив меня замереть и сделать осторожно последний шаг, переходя на земляной пол. Где-то в углу бывшего погреба капала вода, но интересовало меня сейчас не это!
Тусклый свет лампы очертил фигуру распятого черными кандалами… Ангела?!!!
– Здравствуй, Кэдрин, – изнеможенный мужской голос, от того не менее прекрасный, окутал меня с головы до ног, пугая, и в то же время, вызывая облегчение.
Похоже, никого добрее адского цербера я тут увидеть не надеялась.
– Ты вернулась, – чуть дрогнул уголок тонких губ очаровательного ангела, всего покрытого грязными пыльными разводами.
Крепкий торс обнажен, огромные крылья широко распахнуты и прижаты к стене. Больше им разместиться было негде. Белые длинные волосы грязными влажными сосульками свисали вдоль узкого привлекательного лица, а яркие зеленые глаза смотрели на меня… с усмешкой! В его-то плачевном положении?!
– Ты… – открыла я рот, но не сразу смогла продолжить, осознав, что я в шоке.
– Ангел? Да.
– Ты звал на помощь?
– Звал, тебя… Десятки тысяч раз, – зеленые глаза нехорошо блеснули.
– Как ты…
– Кэдрин, – перебил он меня тихо, произнося с большим трудом. – Воды…
Я торопливо и рассеяно начала оглядываться. Ничего, кроме проникающей сюда талой воды в стеклянной банке больше не было.
– Я… Принесу чистой…
– Достаточно той, – указал он кивком головы в угол. – Я очень долго испытываю голод и жажду, мне все равно, что пить, лишь бы это случилось как можно скорее.