Русь в перьях. Победители

Радостно встречал богатырей Владимир Мутно Солнышко.?

Перебрал он давеча мёда полусладкого и не вышел на охоту из покоев.?

Предложил здоровьице поправить молодцам.?

Переглянулись богатыри со змием, их цветным спасителем, передёрнулись.?

Отказались от соблазна, трезвость выбрали да спать пошли.

ЛЕТОСКАЗ О НЕЧИСТОМ ПЛЕМЕНИ

И ДОБЛЕСТНОМ ВОЕВОДЕ ЛЮБОМИРЕ

По правому берегу Рось-реки, на границе плодородных земель и разнузданных степей град-слобода стоял. Россичи воздвигли сей оплот для защиты всего рода славянского от захватчиков. Жили за высоким частоколом лучшие воины. Сызмальства искусство ратного боя с молоком матери впитывали, и в бесстрашии воспитывались. Умели по-птичьи щебетать, по-волчьи выть, по траве в просторах родимых ориентировались. Воевода Любомир тем градом разумел.

В то лето тяжко пришлось Россичам. В лесах за Рось-рекой племя поселилось непрошеное. Племя чёрное, пострашней хазар и прочих ворогов, упыриное.

Распугала сила страшная всю тварь дикую. Согнала с мест насиженных туров, коней, лисиц степных. Разогнала с мест родных птиц вольных и гадов ползучих. Даже волки, падалью негнушающиеся, прочь подались.

Разбушевалась нечисть неупокоенная, вонь гнилостную по лугам мирным расплескала. Добралась до владений Россичей: скот морить и пить кровушку люду доброму, в ночи спящему, повадилась.

Воспротивились Россичи-славны воины раздолью гнусному. Отправил воевода Любомир дозорных на разведку в ночь, да пропали дозорные. Войско следом пустил, и оно не воротилось, как сквозь землю сгинуло. Собрал тогда лютых воинов, выждал время, когда перед рассветом вся нечисть натешится сполна да ослабнет, и в путь снарядился, заручившись в помощь прозрачной рассветной дымкой.

Переправились они через дрёмную Рось-реку. Навстречу из непролазного подлеска тени скользкие да коряжистые встали стеной: упыри, вурдалаки да оборотни. Вой протяжный затянули так, что кровь у живых забурлила да ушами пошла. То не звериный вой стоял, стон душ покалеченных.

Неравный выдался бой: густы и смолены леса росские, слаб народившийся луч солнышка, а нежить сильна и мстительна. Заманивали упыри в чащобы, хлестали ветвями, очи страхом застилали. Впустую слобожане мечами воздух смрадный рубили, копьями кололи; окружило их племя горемычное.

Не сдался воевода, приказ отдал обратить орудия древом вперёд, и бить противника рукоятью осиновой. В самую сердцевину морока ударило войско, и развеялось чудище.

Как только солнце верным свечением в чащу прокралось, собрали Россичи из-под каждой кочки да канавы, из оврагов да зарослей косточки человеческие и в слободу доставили.

Взвились погребальные костры до небес, землю жгли, души мятежные огнём очищали. После на пепелище цветы невиданной красоты расцвели.

КАК ЛЯЛЯ НА БОЛОТО ЗА БЛАГОДАТЬЮ ХОДИЛА

Бились две зазнобы до полусмерти, только чресла яростные над болотом мелькали. Визг стоял на всю сказочную околицу. За добра молодца патлы друг другу драли. Остановились, чтобы отдышаться, глядь – сгинул молодец.

Три дня и три ночи тому воротясь.?

~~~?

На опушке леса красота жила чудная, Ляля. Ликом благолепа, да челом светла, как вода студёная. Глаза прозрачны, аки гладь озера, мысли до чиста прибраны. Лишь улыбка уст хрустальных не касалась, а рученьки труда не ведали. Замуж всей душой рвалась девица.

В соседней деревне богатырь жил, Лука. Лукавый да потешный. С палицей по окрестностям шатался, девок дивил, да шутки – прибаутки распускал. За нрав смешливый каждая молодуха его в мужья прочила, но положила око на Луку Ляля, словно вето наложила.

Беда случилась однажды – не пришёл на встречу суженный. Слух прошёл, что поселилось чудище на болотах в сказочном лесу: каждое утро ангельским голоском песни приворотные напевала, с темнотой молодцев в трясины смехом заманивала. На Луку погань позарилась. Ляля в сарафан парчовый облачилась, в косу ленту вплела и на поиски милого отправилась.

Сутки шла красна девица, распотелась вся. Закатилось солнце за горизонт, вместе с сумраком чаща непроходимая показалась, и терем резной. Дубы – великаны дорогу в лес грудью корявой преградили, ветвями ощерились. Решила путница в терем на огонёк заглянуть. Ягиня в хоромах разговлялась, косточки глодала, лес заповедный от люда невежественного берегла.

Почуяла хранительница гостью непрошеную на пороге, втянула воздух ноздрями и закашлялась:?

– Тьфу ты, русским духом смрадит. Кто трапезу посмел нарушить, воздух испортить? По нужде пожаловала али жить надоело??

– По нужде, – запричитала Ляля, – любый пропал. Помоги, Ягиня, соколика найти.?

– Слыхала я, Горын намедни потеху затевал, зелье мутил, гостя привечал. К нему тебе идти надобно, но дорогу укажу, если в светёлке приберёшься.

Насупилась Ляля, где это видано, чтобы красота руками холёными пол мела, но жажда замужества сердце сушила. Засучила рукава, вооружилась веником да пошла пыль из угла в угол гонять. С первыми петухами да мозолями метла смахнула последний сор, подхватила девицу и взвилась в окно. Утварь лётная покружила в поднебесье и на курс к логову Горына легла.

Весь день и последующую ночь Ляля на метле за облаками и тучами летала, к рассвету заземлилась возле вертепа подземного. Вокруг царил бедлам и запустение: кадки и жбаны пустые по двору громыхали. Внутри пещеры на прелой листве восседал Горын, хмарился. Головы гудели и шарились по крынкам в поисках родниковой водицы.

Прослышав осторожные девичьи шаги, Горын открыл веки и наколол левый глаз южной головы о лучик света, что скользил за гостьей. Рассвирепел змий:?

– Что за невидаль в покои вломилась спозаранку? Испить сообрази, если хочешь живой остаться.?

Насобирала девица росу в ладошки, принесла Горыну и молвила:?

– Не серчай, любезный. Не видал ли друга милого??

– Как же, заходил давеча, да вышел к утру весь. Кикимору искал. Поведал я тропу тайную, а он вылакал всё горючее и был таков. Догнал бы и сжёг дотла, да худо мне, словно свинец чрево тянет.

– Горынушка, помоги, укажи дорогу к разлучнице коварной.?

– Так и быть, но послужить придётся: щей навари, да воды из колодца натаскай.

Возмутилась Ляля, ножкой топнула. Посмотрел Горынушка слёзно. Сжалилась дева над бедолагой, закатала подол, да за работу принялась. Нашинковала овощей, в котёл забросила, солью из порезов на руках приправила. Наелся Горын, напился и радушно проводил красоту: столпом огненным дорогу указал.

Весь следующий день и ночь плутала Ляля по выжженной тропе. Взошло солнце, осветило болото срамное. На берегу Лука с Кикиморой забавлялись: в жиже душистой, словно дети малые, плескались. Суженный с обожанием смотрел на зелёное мохнатое чучело, а та муть со дна забродившую через осоку потягивала и звонко смеялась.

Свело уста Ляли от злости, бросилась с кулаками на супротивницу. Вцепилась в пакли студенистые, вырвала клок вражеский с самой маковки. Завизжала Кикимора да в девицу обратилась. Ладную, пригожую, с зелёными покровами да тиной в волосах. Закончилась схватка, оглянулись соперницы, а Луки след простыл. В чудо-юдо он обратился, хвостом мелькнул и в камышах скрылся.

Хлебнула Ляля зелье болотное да рассмеялась. Обнялись они с Кикиморой и примирились.

С тех пор Ляля не ходила по лесам, топям и замуж; с улыбкой подружилась, горя и лукавства не знала.

МАЙСКАЯ НЕБЫЛЬ

Месяц заглянул сквозь ставни в хату, подмигнул россыпью серебра, позвал красу на улицу. Весна выпорхнула из-под одеяла, как была, в одной рубахе, простоволосая и босая, выпрыгнула в окно. На пороге стоял самый душистый месяц-травень.

Встретились подруженьки в полночь за околотком. Разгорелись костры от смеха звонкого. Девицы звёзды в косы вплели, нектар цветов полевых пригубили, в хоровод пустились – славить богиню плодородия и всего сущего-Живу.

Закружилась круговерть: извивались станы гибкие, порхали рученьки белые, скользили ноженьки по росе в диком танце. Подняли молодухи звёздную пыльцу подолами. Взбили сумрак в морок. Уборку затеяли: кто косами, кто прутьями выметали нечисть после навьего сна зимнего, огнём очищали. Выползла нежить, да давай рядиться, в женихи Весне свататься.

Выудили девы из мутных вод Водяного. Искупался в огне он и обернулся старцем: бородой тряс, глаза пучил, в трясину Весну хозяйкой зазывал, зельем искушал.

Согнали мётлами с верхушек дубравы Кота-Баюна. Спалил он шкуру на костре, принял обличье добра-молодца: на ушко котяра мурлыкал, сказки о любви брехал, на ручки просился. Метил прохвост Весну, словно суженный.

Развели тучи, посвистом накликали Кощея. Косточки прогрел он в пламени и расцвёл: златом звенел, под венец Весну звал, сулил богатства завещать.