Игра с нулевой суммой

– Ты его не знаешь, – Катя подняла голову и посмотрела на него снизу вверх, – он очень суровый. Он же из наркоконтроля вышел.

– Ой, я тебя умоляю, – он отстранился от нее в возмущении и отвернулся, заходив по комнате, – они там все лапочки. Покуривают свой бамбук, – он пальцами обозначил в воздухе кавычки, – и хорошо живут.

– Угу, – отозвалась с иронией Катя, скрестив руки на груди.

– Кать, на кону хорошие бабки, – Влад использовал, как ему казалось, свой почти главный аргумент в убеждении.

– Его не получится, Влад, – нервно сказал она, – он сложный. И я его совсем не знаю. Пусть твои вон попробуют, – она имела ввиду подчиненных Влада и своих бывших коллег.

– Пробовали. Не получилось, – с разочарованием ответил Влад, – а у тебя есть прямой доступ к нему. Котенок, – он снова подошел к ней ближе, – ты же очень хорошо разбираешься в людях, у тебя точно получится. Иначе, я бы не стал рисковать.

Она молчала.

– Кать, да, все говорят, что он – человек сложный. С ним надо быть смелей. Даже напористей, чем обычно. Чем с другими, – Влад подошел еще ближе, – он, конечно, удивится, но зауважает, – потом он посмотрел поверх ее головы во двор и увидел стену дома, – знаю я такой тип людей. Я много о нем наводил справок. Надо просто понять на что он реагирует. Что его триггерит, как сейчас модно говорить.

– Триггерит? – усмехнулась Катя.

– Тебе не нужно его хантить, – словно не слыша ее вопроса, продолжал Влад, – ты просто подтолкнешь его к решению. Понимаешь? Просто надо создать в его голове идею. И при этом понять, чего он хочет. А он точно чего-то хочет. У каждого человека есть желания.

«Вот всегда у тебя в голове все просто», – подумала Катя.

– Влад, я боюсь его очень. Я не смогу, – она обхватила ладонями свое лицо.

– Не бывает такого, Катюш, человек может все. Не могу – это просто значит, что тебе будет сложно. Но это просто страх.

– Влад, это бред всё-таки, – сопротивлялась Катя, – по крайне мере, звучит точно, как бред.

– Катюш, – он одной рукой обхватил ее за талию, а второй коснулся щеки, – все крутые идеи сначала кажутся бредовыми. Любая инициатива, любое изменение – все может быть бредом, а самое смешное заключается в том, что обществу можно втюхать все, что угодно, – он долго смотрел ей в глаза, а потом наконец он поцеловал ее в губы. Долго и продолжительно. После этого Влад сел на диван.

Он понимал, что, чтобы привести дополнительный аргумент в свою сторону, и чтобы она не почувствовала давления на нее, нужно физически быть чуть дальше, чем могут быть любовники. Она, конечно, согласится, думал он, потому что по ее взглядам и поведению он видел, что она его еще любит. Любит все также, как и четыре месяца назад, что она ничего не забыла и все остатки чувств не угасли в ней. А любовь для женщины, по непонятным для Влада причинам, значила многое и стоила больше и дороже денег. Не зря ведь говорил Жванецкий, что «женщины бывают прелесть какие дурочки и ужас какие дуры».

Провинциальные девочки, считал Влад, всегда были очень трудолюбивыми – трудолюбивыми поневоле, потому что по приезде в большой город необходимо было как-то закрепиться. Он всегда с охотой брал на работу приезжих, особенно девушек – потому что они были сговорчивее, послушнее и, к тому же, радовали глаз. Самыми мотивированными из приезжих были те, что приезжал на собеседование практически с вокзала, или те, что жили ещё только первый год в Петербурге. Они были голодны не только до работы, но и до подвигов и желания доказать всем и, в первую очередь, самим себе, что не зря вырвались из родного болота. Ведь возвращаться обратно с побитым хвостом в свой город не хотел никто.

Именно такой и пришла в компанию Влада Катя. Воодушевленная, но чуть испуганная. Долгое время Влад не мог себе ответить на вопрос, что в этой вроде не глупой, но все же еще наивной и доверчивой девочке его так привлекало. Она манила его чем-то неочевидным, но сильным и попадающим в его личностную сущностную характеристику.

И однажды он все-таки понял. В Кате он чувствовал желание жизни. Оно сквозило через ее зеленые глаза и его невозможно было скрыть, не смотря на всю её внешнюю скромность, сдержанность и интеллигентность. Она горела огнём, который проступал не только в ее глазах, но и во всех манерах, движениях, жестах и позах. Она не теряла своего энтузиазма и на второй год работы, когда между ними неожиданно случилась симпатия, хотя, как говорила она позже: Влад ей понравился сразу – прямо на собеседовании, когда он в завершении их беседы попросил назвать ее свое главное достоинство. Катя несколько секунд подумала, потом подняла на него глаза и ответила: «Я никогда не сдаюсь». Фраза эта, сказанная ею очень спокойно, с выдержкой, задела во Владе что-то живое, что-то основополагающее в нем, проникла глубоко и он помнил ее до сих пор. Катя ему казалась склонной, как и он сам, к разного рода авантюрам и приключениям и их связь, продолжавшаяся два года, его мнение только подтверждала. Наташино же желание всему и всем соответствовать, не выходить за рамки, не отклоняться от заданного курса, и, что ужаснее всего для Влада, жить по написанному плану, не имея возможности для маневров было ему чуждо и он инстинктивно всегда тянулся к людям, и к женщинам в частности, способным идти на риск и любящим его, этот риск.

– Я видел тебя однажды, после того, как ты ушла от нас, – произнес он, раскинув руки на диване.

Катя перевела свой взгляд с лестницы на Влада. Она смотрела на него, не отрываясь и кусала щеку изнутри.

– Пару месяцев назад. Ты переходила дорогу. Здесь, на Ваське. Прошла в метре от моей машины. Я обомлел, – он правой рукой поправил ремешок часов, сделав паузу, и сдерживая улыбку, – мне так хотелось выскочить из машины, но было много народу, да и стоял я на светофоре. Вообще, конечно, странно, что за четыре месяца мы пересеклись лишь однажды, да и то – об этом знал только я.

Влад, конечно, умолчал о том, что в тот момент он в автомобиле был не один и что, тому, кто сидел на пассажирском сидении, такая выходка вряд ли бы понравилась.

Катя посмотрела на него с какой-то нежностью и теплотой. Она улыбнулась. Все-таки Бог сводит любящие сердца, подумала она, но сами люди могут об этом не знать и не подозревать вовсе.

– Я много раз хотел тебе написать. И даже набирал сообщение, но потом стирал, – продолжал он свою линию.

Он смотрел на нее, не отрываясь и Кате казалось, словно всех этих месяцев разлуки как будто не бывало. Его взгляд был таким прожигающим, полным любви, что она забыла всю жаркую ссору и последний холодный разговор в его кабинете. Планета сделала оборот вокруг своей оси и вернулась в прежнее положение. Все ее многодневные увещевания самой себя о том, что разошлись они закономерно, что все это лучше для нее самой и что она наконец стала свободной, обернулись прахом – исчезли в тот миг, как только она его увидела вновь. После Влада она не могла ни к кому проникнуться симпатией – все парни и мужчины меркли рядом с его образом, который невольно хранила ее память. Ведь если мужчина божественно красив, а ещё умён и сообразителен, и к тому же неравнодушен к тебе, можно сойти с ума. Что, впрочем, верно, и в отношении женщин.

– А помнишь, как ты пришла ко мне на собеседование? – он улыбнулся, – ты опоздала почти на полчаса. Как можно было там заблудиться? – его голос был спокоен и как будто бы убаюкивал.

– Ты помнишь это? – мягко и с какой-то нежностью спросила Катя.

– Я все помню, Кать, – ответил Влад, – у меня память, как у лондонского таксиста.

– Я тогда плохо знала город и Васильевский мне был тогда непонятен, хотя сейчас я понимаю, что устроен он очень просто, – ее губы чуть дернулись в улыбке.

– У тебя горели глаза тогда, – говорил он, снова сев на ступеньки, – не у всех приезжих они такие воодушевленные. И знаешь, я всегда считал, что этот мир двигают именно энтузиасты – те, кто пусть и слепо, но верят в то, что делают. Вера и действия пробивают всё – даже самые толстые и бетонные стены. Именно поэтому я и взял тебя на работу. В кадровом агентстве без энтузиазма никуда. Где эти горящие глаза, Катюш? – спросил он, посмотрев на нее, но не ожидая от нее ответа. Она промолчала, а Влад опустил глаза, но через мгновение снова их поднял, посмотрев на Катю, – ты тогда сказала самую главную фразу, которая меня обезвредила, – Влад подходил к финалу своего мысленно сконструированного разговора, который двигался почти что строго по сценарию и лишь с небольшими отклонениями.

– Какую же? – спросила Катя.

– Что ты никогда не сдаешься, – серьезно произнёс Влад.

Они молчали примерно с минуту. Влад выжидательно смотрел на Катю.

– Ну хорошо, – неуверенно сказала Катя и опустила голову вниз на этих словах, – давай попробуем. Но я очень боюсь. Мне кажется, ничего хорошего из этого не выйдет.

Часть вторая.

Рокировка.

18.

Прошёл почти месяц с той самой поездки Игоря Владимировича к родителям. Он уже немного успокоился, забылся в суете будних дней и домашних забот. И как-то вечером в воскресенье, неожиданно, отец ему позвонил.

Он сначала не хотел брать трубку: вертел в руках смартфон, выключив на нем звук, долго смотрел на слова «Папа» на экране и тяжело вздыхал в раздумьях. Но все-таки взял.

– Игорёш, – тихо говорил Владимир Иванович, – давай спокойно поговорим, встретимся.

Сын молчал. Он бегал по комнате глазами, соображая, что сказать, но ничего подходящего ему на ум не приходило.

– Игорёш, – отец в телефонной черноте и пустоте мобильных волн звал сына через десятки километров.

– В понедельник на нашем месте в девять, – отчеканил Игорь Владимирович, имея ввиду вечер, и отсоединился. Он знал, что отец понял то, о чем он говорил. «Наше место» в их семье именовалось любимым рестораном, где они на протяжении многих лет отмечали все дни рождения, юбилеи, годовщины; и там же Игорь Владимирович когда-то сделал Марине предложение. Ресторан располагался в тихом районе Петербурга, что в обиходе звали Коломной.

Можно ли их было назвать семьей теперь – Игорь Владимирович сомневался и в последний месяц часто размышлял над этим. Все рассыпалось вмиг в его душе после тех слов и всех бусинок уже было не собрать в прежний браслет – что-то укатилось далеко-далеко, а то и вовсе потерялось.

Понедельник выдался дождливым. Плюсовая температура создала в городе и на дорогах огромные лужи, в которых шинами автомобили толкли подтаявший снег с реагентами. Дождь, словно кара небесная, не прекращал лить с самого раннего утра. После работы Игорь Владимирович заехал домой, чтобы переодеться и помочь Марине с Верой. Он натянул на себя плащ и бросив Марине: «Я встречусь с отцом» вышел из квартиры.

Сев в автомобиль, он долго не решался ехать и все смотрел через лобовое стекло на шумную улицу, объятую дождем. Дворники ходили по ровной поверхности стекла, счищая очередную порцию воды в сторону, а Игорь Владимирович наблюдал за ними завороженно будто находясь в сеансе медитации.

Он быстро, минут за двадцать, добрался до нужного места – дороги в это время уже были пустыми и словно вымершими. В ресторане было тихо, а в выходные и поздним вечером в будни – особенно, поэтому Игорь Владимирович столик не бронировал. Он приехал на полчаса раньше: специально, чтобы попить в одиночку кофе до прихода отца, тем более, что Игорь Владимирович всегда отличался пунктуальностью, да и дома его особо никто не держал, как ему казалось.

Официантка поднесла меню.

– Спасибо, – поднял он на нее голову, – принесите сразу капучино, я пока ожидаю человека.