– Это кощунство перед теми, кто прошел этот путь раньше!
Стивен пожал плечами в ответ.
– Тебе вообще приходилось испытывать какие-нибудь человеческие чувства: сожаление, раскаяние, отчаяние, страх? Похоже, они тебе мало понятны! – запальчиво произнес Брендон. – Можно подумать, что тебе совершенно нечего терять в этом мире!
– Отчего же…
– Ну что именно? Назови.
– Я не хочу об этом говорить! – отрезал Стивен.
Брендон почувствовал, что на этот раз допустил бестактность:
– Прости…
Оба замолчали. Но Кларк был не из тех, кто обижается по пустякам, и через минуту заговорил снова:
– Брендон, я ведь имею право на последнее желание?
– Ну, если это не будет переходить границы разумного, я думаю, твою просьбу удовлетворят.
– Это не будет переходить границы. Я хочу сегодня заказать сюда ужин при свечах.
– При свечах?
– Хороший ужин, – продолжал Стивен, – из лучшего ресторана, с дорогим вином. Ужин на двоих.
Брендон дико посмотрел на него.
Стивен удивился его реакции:
– Ты разве не составишь мне компанию? Что же, я буду пить как свинья один?
– Может быть, для тебя еще и девочку заказать? – сострил Брендон.
– Девочку сегодня не надо! – засмеялся Стивен.
– Хорошо… я попытаюсь это устроить, – пообещал защитник.
По правде говоря, он был несколько взвинчен сегодня. Первый раз в жизни Брендон О’Брайан сталкивался с человеком, у которого, как ему казалось, патологически отсутствовал страх, и это выводило его из себя.
…Они сидели друг против друга – адвокат и подзащитный, – уже изрядно успевшие друг другу надоесть и тем не менее намертво взаимно притянутые обстоятельствами и глубиной той пропасти, которая их разделяла. Но сейчас между ними был только покрытый белоснежной скатертью и ничем не отличавшийся от ресторанного столик. Свечи, правда, отсутствовали.
Стивен ел неторопливо и со знанием дела. Впечатление создавалось такое, будто он полжизни провел в дорогих ресторанах. Было видно, что на этот раз он доволен.
– Жаль, на целую бутылку поскупились, – сказал он, поднимая пластиковый стакан. – Ну, за тебя и за твои будущие успехи!
Брендон угрюмо молчал.
– Да что ты так убиваешься? Право же, у меня нет к тебе никаких претензий!
– С чего ты взял, что я убиваюсь? – сказал задетый Брендон. – Я честно отработал свои деньги. И мне себя упрекнуть не в чем.
– Ну и отлично!
Разговор явно не клеился, хотя оба они, каждый по-своему, стремились к нему.
– Брендон, а какое напряжение подается на электрический стул во время казни? – спросил вдруг Стивен.
Адвокат поперхнулся:
– Охота тебе сейчас говорить о таких вещах… Не помню точно, – нехотя выдавил он, – кажется, две тысячи вольт.
– Не слабо! – присвистнул Стивен. – Мне кажется, тысячу я бы еще выдержал…
– Что ты несешь?! – поморщился Брендон. – Люди нередко гибнут от электричества у себя дома, где напряжение в двадцать раз меньше.
– Это они гибнут… потому что боятся… – сдавленным шепотом проговорил Стивен.
Брендон посмотрел с вызовом:
– А ты не боишься?
– Нет!
– И можешь сказать почему?
– Не знаю! Я, наверное, таким родился.
Брендон, подперев голову рукой, уставился на своего подзащитного. Удивительно: почему этого человека, с которым он так долго общался и которого так долго изучал, разгадать до конца он так и не сумел?
– Видишь ли, – снова заговорил Стивен, – в «Ридерз дайджест» я как-то прочел, что люди гибнут иногда только из-за того, что не могут воспротивитьсясмерти. Гибнут, скованные мертвой хваткой собственного страха. Но на самом-то деле они больше боятся не смерти, а процесса умирания. Если бы люди были уверены, что смогут умереть мгновенно – быстрее, чем успеют это почувствовать и осознать, – то многие проблемы решались бы гораздо быстрее и, может быть, сейчас на планете было бы не так тесно…
О`Брайану претила эта манера Кларка раздевать любую мысль донага, пока она не превратится в свою противоположность. Но сейчас он не стал возражать ему.
– Хорошо… В таком случае я желаю тебе, чтобы завтра все произошло именно так… Быстрее, чем можно почувствовать… – Брендон выпил залпом.
– Знаешь, – произнес Стивен, откинувшись на спинку стула, – а ведь страх перед казнью – это страх того же свойства: человеку кажется, что за всю жизнь он не испытывал такой боли, как та, что должна привести его к смерти. То есть это страх перед неизбежной болью. И страх этот постоянно в тебе, с ним встаешь, с ним ложишься…
– Прости, но как тебя понимать? О каком страхе ты говоришь? Минуту назад ты сказал, что ничего не боишься.
– Разве? – мотнул головой Стивен. – Ну да, конечно… я, собственно, не о себе сейчас… Ты же сам знаешь, как здесь иногда по десять-пятнадцать лет ждут казни. Как они живут? Как вообще можно жить в постоянном ожидании смерти?
– Наверное, так же, как смертельно больные, – примиряются с неизбежностью. Ничего другого им просто не остается.
– Да, человек привыкает ко всему… Но я бы так не смог. – Стивен сдвинул брови и задумался.
Брендон не прерывал его молчания, чувствуя, что выговорился тот еще не до конца.