Стоя на гранитной набережной смотрел на пришвартованные корабли, вслушивался в истеричные крики горластых чаек и вбирал в лёгкие свежий, пропитанный солью воздух.
Дующий с моря ветер хлестал меня по лицу, пробирался под свитер.
Наблюдая за похожими на муравьёв грузчиками, снующими туда-сюда с ящиками, я поймал себя на том, что в какой-то степени завидую им.
Чёрт возьми! Да, я завидовал им. Потому что каждый из этих муравьёв хотя бы понимал, чего ему нужно от проклятой жизни: койка, кусок хлеба и немного денег, чтобы подложить себе под бок дешёвую шлюху из местной забегаловки или, придя домой, сунуть вечно недовольной жене.
Постояв ещё немного, я спустился к причалу. Навстречу мне попался приземистый парень с обветренным лицом. Жилетка, что была на нём, была в нескольких местах порвана, но для подобной работы лучшего и не требовалось.
– Кто здесь главный? – сухо спросил я, остановив его.
– Пройди туда, – бросил он, недовольный тем, что его отвлекли, и кивком указал мне на конец причала, где, перекрикиваясь, разгружали груз ещё несколько подобных ему.
Ничего не ответив, я пошёл было дальше, однако почувствовал направленный мне в спину взгляд и остановился.
Парень опустил ящик на землю.
– Руслан Каримович? – голос у него был грубый, как будто заветренный точь-в-точь, как и лицо.
Узнал, значит.
Я смерил его взглядом и, ничего не сказав, продолжил путь. Стоящая вокруг суета порта была знакома мне с самого детства, как и пропитанный запахами соли, рыбы и соляры воздух.
Чем дольше я дышал им, тем явственнее понимал, что внутри меня всё-таки ещё есть нечто живое. Только этот запах и мог заставить меня чувствовать. Нет… Этот и ещё совершенно другой – сладковатый запах ванили. Зверёныш… Моя малышка Маугли.
– Руслан Каримович? – на этот раз спрашивать мне ни о чём не пришлось. Мужчина – высокий, сухопарый, отвлёкся от работы и сам подошёл ко мне.
– Так понимаю, вы отвечаете тут за разгрузку? – в ответ спросил я.
Ветер снова хлестанул по лицу, принёс с собой запах свободы, волны ударились о причал. На лицо упало несколько мелких капель, похожих на водяную пыль – как и вчера тучи решили выжать из себя хоть какую-нибудь дрянь. Лежащий рядом брезент зашуршал вместе с очередным порывом, мужики ругнулись, обложив Грат на чём свет стоит, но никто из нас не обратил на это внимания.
– Да, – коротко ответил мужчина.
Старый морской волк – видно без слов. Лицо грубое, на щеках многодневная щетина.
– Что в ящиках? – посмотрел на выгруженный с судна контейнер.
Мужчина тоже повернулся в ту сторону.
– Партия вина, – отозвался он. – Хотите проверить?
Я задумался. Собственно, всё это мне было нахрен не нужно. С другой стороны… Ветер, особенно сильный тут, у моря, на причале, шумел в ушах, трепал волосы.
С другой стороны, почему бы и нет?
Сунув руки в карманы кожаной куртки, я проводил взглядом уходящий в море корабль.
– Да, хочу.
Девчонку я нашёл в гостиной. Свернувшись клубком в уголке дивана, она сидела, зажав в тонких пальцах раскрытую книгу.
– В чём дело? – резко спросил я, заметив, что глаза у неё мокрые.
Весь день я провёл в порту. Ветер, море и чайки… А теперь этот чёртов запах ванили.
– Это так… – она подняла на меня взгляд. Губы её дрогнули. Я невольно глянул на её ноги, на стопы с аккуратными пальцами и изящные лодыжки. – Так красиво, Руслан.
Пальцы её так и лежали на раскрытых страницах.
Забрав книгу, я понял, что это та самая испанская ересь, которую я отдал ей утром. Кинул обратно на диван.
– Хочешь сказать, что хоть что-то поняла? – я продолжал рассматривать её.
Спустив ноги с дивана, она оправила подол и, дотянувшись до книги, положила её на столик. Смахнула слезинку.
Впервые за долгое время я чувствовал голод. Голод и усталость – приятную, ноющую. И теперь ещё… Проклятье! Её узкие аккуратные стопы, её ноги: она волновала меня, и с каждым разом я понимал это всё отчётливее.
– Конечно, – отозвалась она как само собой разумеющееся. Вздохнула – немного неровно, тяжело. Грудь её приподнялась и опала. – Эти строчки…
– Где ты выучила испанский, Ева? – я опять почувствовал раздражение. Пожалуй, всё-таки стоило задать малышке Маугли несколько вопросов, хоть делать этого у меня всё ещё не было никакого желания.
Отвечать она не спешила. Замялась, разглаживая подол платья, посмотрела на свои сжатые коленки.
– Где твои родители? – попробовал я иначе, пытаясь сохранять остатки самообладания.
Чтобы как-то отвлечься, взял пульт и включил плазму.
На экране тут же замелькали кадры рекламного ролика, молодая кобылка продемонстрировала широченную улыбку, призванную, очевидно, сидящих у экранов потребителей броситься скупать зубную пасту, которую она настойчиво расписывала во всей красе.
– Не знаю, – после недолгого молчания сказала она, смотря при этом на экран. Потом всё-таки отвлеклась и посмотрела на меня.
Я щёлкнул кнопкой на пульте. Рекламу сменил выпуск вечерних новостей – хоть что-то дельное. Бросив пульт на кровать, я подошёл ближе к Еве.
– Где ты выучила испанский, – повторил размеренно. – Ты помнишь про то, что я тебе говорил? Про то, что не люблю повторять одно и то же дважды? Ева… Ты слишком часто заставляешь меня делать это.
– Я… – она опять замялась.
Репортаж сменился, на экране замелькали знакомые горные пейзажи, и я невольно отвлёкся.
– Сегодня утром у обочины дороги между посёлками… – заговорил появившийся в кадре репортёр. – Смерть наступила в результате пулевого ранения в затылок. Погибшая – сорока восьмилетняя местная жительница Семёнова Анна…
Как всегда. Ничего нового, ничего стоящего. Потеряв интерес к новостям, я хотел уже надавить на так и молчавшую Еву.
– Откуда ты бежала? – подошёл вплотную и дёрнул на плечо на себя, заставляя отвести взгляд от экрана и тут понял, что она сидит ни жива, ни мертва.
Бледная, она посмотрела на меня и, судорожно сглотнув, спросила надтреснутым голосом:
– Это ведь новости? Не кино?