– Кота оставляем в покое, а вот насчет тех, кто заменил на судне Алису с подружкой, полюбопытствуй: кто они, в чем грешны их предки и прочее необходимое…
«Мужчина должен встать, если входит женщина. Но это правило отменяется, если у него на животе сидит кошка…» – задумчиво процитировал что-то одному ему ведомое Непокорный Ангел.
– Уже все готово, – обдав Ангела могильным холодом, перебила Тень, услужливо зашелестев страницами, и прочла дикторским голосом, позаимствованным на время у ведущего телеканала «НТВ»:
– Хисамов Ильдар Фоатович 1992 года рождения и Хисамова Наталья Сергеевна 1993 года рождения, вступившие в брак 1 июля 2011 года, отправились в путешествие на теплоходе «Булгария» 10 июля 2011 года как незарегистрированные пассажиры, что само по себе уже является нарушением, но не по нашей части, к сожалению. По линии Хисамова Ильдара в нашем мире во втором круге только блудники и прелюбодеи, причем уже второй заход. Седьмое колено данного рода по этому кругу отмучилось уже в 1947 году, сейчас мучается следующее, третье колено. По линии Натальи Сергеевны только жалкие души, не творившие при жизни ни добра, ни зла, которые у нас перед входом томятся – из тех, что «ангелов дурная стая»…
– Без графоманства, пожалуйста! – поморщился Всевышний.
– На счету самой Натальи есть один добрый поступок, – продолжила Тень, – она мужа от наркомании спасла своей любовью. Сейчас он не употребляет наркотики, уже целый год здоров и счастлив с молодой женой. В прелюбодействе после исцеления замечен не был.
– Обоих в Рай, в Обитель Влюбленных, – распорядился Всевышний.
– Так ведь по линии мужа второй круг, он как четвертое колено проходит, – возразила Тень, потрясая мелкоисписанными листами. – У меня все по правилам!
– В каждом правиле бывают исключения, – остановил ее Всевышний. – Она ему дорогу в Рай проложила. Не время им было умирать, пусть хоть в Раю семейным счастьем насладятся.
Тень покорилась, вздохнувши, хотя сама она мнения о райском счастье не разделяла. Бывала она в этом Раю – тишь да благодать: небо сияет синевой, солнце – золотом, птички поют, бабочки порхают, трава зеленеет… Всем праведникам одинаково хорошо и вольготно. Тоска, одним словом. То ли дело в Аду, где сложнейшая система кругов, поясов, рвов не давала ее мыслям пребывать в праздности, выявляя грехи и вычисляя, кого куда поместить на мучения.
А какие интересные попадались грешники! С какими грехами! Претендующие на пребывание одновременно в разных кругах, а то и поясах! Тень любила побеседовать с ними перед тем, как отправить на муки вечные. Многие пытались ее обмануть, заморочить мозги, чтобы облегчить себе участь в этом последнем из миров. Да так искусно у них получалось – заслушаешься. Только не вышло ни у одного – Тень улыбнулась – это вам не на земле начальство дурачить!
На фоне этих зловеще-плотоядных улыбок в разговор опять вступил Непокорный Ангел:
– Люди – такие странные существа, они разве не чувствуют приближения беды, как, например, животные?
– Увы, лишь немногие экземпляры, – отвечал Всевышний. – Но предупреждения посылаются всем: знаки, встречи, видения, сны… Каждый из этих пассажиров был предупрежден, и если бы они прислушались к интуиции, как животные, или к своему внутреннему голосу, как разумные существа, смогли бы избежать смерти. Вернее, получить продление жизни. Целый отряд ангелов работал над этими предупреждениями. Семейку близнецов, например, настойчиво приглашали в аквапарк и даже билеты подарили… Капитана хотели уволить, но он упросил начальство дать ему сходить еще в один, последний, рейс… Вещие сны посылались многим. Но только один человек из этой компании понял его правильно.
Глава 3. ВЕЩИЙ СОН*
Юля смеялась заливисто, громко, как могут смеяться только довольные и счастливые дети: ее рука запуталась в веревочной ручке от надувного матраса, и я волокла ее вместе с матрасом по пляжу – в Казанку. Загорающие поднимали головы и с улыбкой наблюдали за нашим передвижением. Солнце палило нещадно, вода манила, и я уже предвкушала, как сейчас мы с Юлькой окунемся и смоем с себя эту мерзкую, липкую городскую жару… А заодно и утреннюю ругачку с мужем, которому я в порыве супружеской злости нажелала бог знает чего, вплоть до летального исхода на этой своей рыбалке… Вдруг резко и неожиданно нас накрыло огромной волной, поглотило, завертело и вытолкнуло на поверхность. Вынырнув, я инстинктивно вцепилась в ребенка, перевернула ее вместе с перевернувшимся матрасом и возрадовалась, что ее ручка запуталась в той самой веревке, иначе ее бы сейчас уже со мной не было. Юлька отфыркивалась, испуг сменился у нее восторгом: «Мама, еще!» – потребовала она. Убрав мокрые волосы со лба, я огляделась: пляжа не было, Казанки не было, загорающих не было, знакомой с детства картины – белых стен и башен кремля – не было… Дна не было тоже. Кругом вода, стремительно вместе с нами поднимающаяся вверх, к солнцу. Вода несла нас прямо на здание издательства, от которого осталось лишь каких-то пять этажей, вот уже четыре, три… Меня охватила паника. «Мама, еще! – заколотила ногами по матрасу дочка. – Еще хочу волну!» Мимо проплыл красочный резиновый детский круг и наполовину пустая пластиковая бутылка. Я схватила бутылку. В голове пронеслось: «В бутылку надо засунуть записку с нашими координатами и бросить в море. Ее найдут, потом найдут нас». Стоп! Какие координаты? Какое море? Мы в Казани, в центре города, рядом дом… Что вообще происходит? Всемирный потоп? Что делать?
Вода несла нас к дому. Впервые в жизни я обрадовалась, что живу на последнем этаже. Я видела этот этаж и еще несколько под ним, которые еще торчали одиноким остовом из воды. Как хорошо, что муж меня заставил закрыть окна на лоджии, они у нас пластиковые – воду не пропустят. А я еще с ним ругалась: и так жарко, а он закупоривает все, как старый дед… Перед глазами в секунды пронеслась картина поглощения лоджии седьмого этажа – поток воды ринулся в открытое окно, подмяв дико орущую кошку. На восьмом этаже, вытаращив от ужаса глаза, знакомый сосед пытался захлопнуть окна – не успел, волна унесла его вглубь квартиры. На девятом какая-то женщина, схватившись за сердце, с перекошенным лицом наблюдала, как вода поглощает пространство вокруг ее закрытого окна…
Наверное, я уже поседела. Я не могла ни понять, ни объяснить как-то происходящее. Юлька начала хныкать, почувствовав мое настроение. Надо что-то делать, что-то предпринимать. Но что? Я возблагодарила всех святых за надувной матрас, который сейчас держал нас на плаву. Я пыталась абстрагироваться от ужаса происходящего и решила пока не искать причин, из-за которых разразилась эта страшная катастрофа. Уговорила себя не думать о последствиях и не обращать внимания на тонущих… Я пробовала заставить себя найти выход, подумать, что можно сделать сейчас, чтобы не напугать и спасти ребенка, чтобы спастись самой… Вот мы медленно поднялись на водной толще до своего последнего этажа, посмотрели, что творится внутри, помахали ручкой очумевшему Барсику и оставили его любоваться подводным миром. Вода уже поглотила крышу, и, окидывая окрестности ищущим взглядом, я не могла зацепиться ни за что – Казани не было. Только одна сплошная водная гладь да какие-то вышки, одиноко торчащие вдалеке. Впрочем, вблизи тоже торчала какая-то антенна. Я подгребла к ней и ухватилась рукой. Минут двадцать ровным голосом я рассказывала Юльке все, что помнила про Ноев ковчег, пытаясь придать своему повествованию побольше сказочных подробностей, представляя нас героями. Потом вдруг заметила, что вода перестала прибывать, а Юля заснула. Я сняла верхнюю часть своего купальника и привязала ею наш ковчег к антенне. Нижнюю часть пришлось тоже снять и положить ребенку на голову – солнце палило нещадно. Для прикрытия своей головы я выловила какую-то грязную картонку. Теперь можно сидеть здесь, на матрасе, посреди Казани в костюме Евы и думать над вечным вопросом: что делать? Полбутылки минералки у нас есть на первое время, а что дальше? Как выжить в этом открытом безбрежном океане с ребенком и стоит ли выживать? Только ли Казань затопило или вообще весь мир? Хорошо хоть, вода не холодная, как в «Титанике», а то бы мы замерзли, простудились и умерли… Хотя мы и так, наверное, умрем – сваримся под солнцем, околеем от голода. Я посмотрела на спящее дитя, и слезы сдавили горло. Может, лучше бы мы утонули сразу, как все остальные. Я стала вспоминать все фильмы про необитаемые острова – сравнения не получалось, там была земля и обязательные кокосы-бананы. Фильм про водный мир больше подходил к нашей ситуации, но там героем был сильный мужчина, к тому же в его распоряжении было какое-никакое судно, пища, а у нас лишь надувной матрас и даже ни одного солитера на ужин поблизости…
Мои размышления прервал подозрительный плеск. Я оглянулась и обмерла: к нам плыл какой-то кот. Он перебирал лапками в воде по-собачьи, он торопился, он видел цель, он смотрел на меня с мольбой и надеждой, он видел в нашем надувном острове спасение! Я испугалась, представив, как этот обезумевший зверек сейчас вонзит когти в матрас и все мы втроем дружно пойдем ко дну… Не подпускать бедолагу к себе у меня тоже не хватало совести. Неподалеку маячила еще одна антенна, поэтому, когда кот приблизился на расстояние вытянутой руки, я схватила его за шкирку и, как Чапаев, гребя одной рукой, быстренько сплавала с ним к соседней антенне, где его и оставила. Почувствовав железную опору под лапами, кот не решился больше прыгать в воду и, покричав минут пять в мою сторону осуждающе, принялся яростно вылизывать шерстку.
***
Проснулась Юля. Значит, прошло два часа. Она всю жизнь спит ровно по два часа. Всю свою трехлетнюю жизнь. У меня опять закапали слезы: ребенок прожил всего три года на этом свете – за что ему такое испытание стихией? Юлька попила из бутылки, свесила ноги с матраса и начала бултыхать ими в воде. «Мама, хочу домой!» – заныла она. Сейчас захочет есть… Я посмотрела на кота. Тот завыл, задравши морду к небу… Как волк, которого рисуют в сказках.
К ночи стало холодать, кот высох и распушился. Его одинокий силуэт на фоне круглой луны навевал жуть. Я прижала к себе канючащую Юльку, стараясь согреть своим телом, и без устали пела и пела ей песенки. Пока от усталости и голода она не уснула.
Утром нас разбудило солнце. Желудок требовательно урчал. Вода заметно спала и стала прозрачной. Мы могли ходить по крыше – вода была по щиколотку. Мы могли наблюдать, что творится внизу: на стоянке стояли машины, замедленно, как водоросли, колыхались ветви деревьев. На поверхности воды то там, то сям плавали трупы. Кругом была зловещая тишина, нарушаемая только капризным хныканьем голодного ребенка да мяуканьем охрипшего кота.
К обеду вода спала до пятого этажа. А на следующее утро только огромные лужи и мокрые стены домов напоминали о ней. Машины на стоянке стояли чистенькие. На земле валялся всякий хлам и лежали трупы – много трупов с распухшими лицами, в купальниках и в одежде. Что будет, когда все это начнет разлагаться на такой жаре? Я ходила голая по своему двору, держа на руках обессилевшего ребенка, и заглядывала во все пакеты, подо все бумажки, кот семенил следом. Есть! В одном из пакетов я нашла большой запечатанную упаковку чипсов, два яблока, огурец и бутылку пепси-колы. Я присела на качели и покормила ребенка и кота. Пока они с жадностью ели, изучала дом – надо попасть в квартиру. Но как проникнуть через железную дверь с домофоном? Я набрала номер своей квартиры – тишина. Естественно, проводка промокла. Пришлось разбить стекло в окне первого этажа. Все втроем вместе с котом мы залезли в квартиру – воды по колено, с потолка капает. Стараясь не заглядывать в комнаты, в одной из которых плавало что-то большое и мохнатое, похожее на дохлую собаку, мы прошли к входной двери и выбрались в подъезд. В подъезде воды было меньше, на лифт рассчитывать не приходилось, наверх отправились пешком.
За нашей дверью истошно выл Барсик, и это было единственное радостное событие за последнее время. Наш новый кот прижал уши – я погладила его: «Не бойся, не бойся!» За ящиком для картошки я нащупала запасной ключ (изобретение мужа, который однажды не мог попасть в квартиру из-за того, что дверь захлопнулась). Дома было почти сухо. Вода капала, сочилась по стенам, но постель была сухой – хорошие пластиковые окна не пропустили-таки воду. Я посмотрела в окно – знакомая картина: сероватый мокрый кремль, Казанка, ближе пустынный двор, освещенный ярким солнцем. И никого… Во всем мире никого. Телефон молчит. Мобильник лежит на тумбочке и молчит. Связи нет. И связываться не с кем. Я поймала себя на мысли, что только сейчас вспомнила о муже. Наверное, и он вот так же лежит где-то на улице с раздутым от долгого пребывания в воде лицом, а я… сама этого ему нажелала еще три дня назад. За вот эти закрытые окна. Я завыла было, но остановила вой в себе, увидев личико Юльки. «Давай спать, дорогая, вдвоем, в своей постельке». И провалилась в тяжелый черный сон – без волн, без котов, без раскаяния…
***
Пробуждение было тяжелым. Глаза открывать не хотелось, думать, как жить дальше одним в этом пустом, смытом водой мире, не хотелось, думать, чем накормить ребенка и котов, не хотелось, думать о том, что мужа и всех родных больше нет, не хотелось… Кажется, это Скарлетт говорила: «Я подумаю об этом завтра. Сейчас я просто не вынесу». Но мысли все равно упорно лезли в голову: я на него накричала, а он утонул; родителям не звонила два месяца – и они мертвы; с соседом еще три дня назад разругалась в лифте из-за того, что собаку не держит на поводке и она бросается на ребенка, убить его была готова – теперь ни его, ни собаки… Все не так делала, все неправильно…
– Папа! – радостно завопила Юлька. Сердце мое сжалось: папы больше нет, как сказать об этом ребенку?
– Хватит спать, сони! Подъем, завтрак – и все вместе едем в большое путешествие! – сказал знакомый голос из прошлого, и я ощутила реальный поцелуй в ухо. С чмоком. – Фу! Какая у вас тут духотища! – продолжал голос. – Ты была права, дорогая, зря я закрыл окна, сейчас открою!
В два прыжка я очутилась у окна: белый, совершенно сухой кремль, Казанка, двор, люди. Живые люди ходят туда-сюда… Значит, это… – я помчалась осматривать стены квартиры на предмет сухости – значит, это был сон! Непередаваемая волна счастья разлилась по всему моему телу, и, не выдержав такого облегчения, ноги мои подкосились, и я сползла по стене на пол. Открыв глаза, я встретилась с испуганным взглядом мужа и двух котов, сидевших по обе стороны от него. Сомнений не было: кроме нашего голубоглазого невского маскарадного Барсика был тот самый, спасенный мною из водной пучины, полосатый кот дворовых кровей.
– Откуда это? – спросила я хриплым голосом.
– Это я принес, – извиняющимся голосом начал муж. – Представляешь, я его выловил из речки, он чуть мне лодку резиновую не проткнул своими когтями…
– Это кот Матроскин, – сказала Юля, сгребая кота, – он приехал из деревни Простоквашино…
– А это билеты на теплоход, – сказал муж, вытаскивая из барсетки цветные бумажки, – я всем нам купил. Завтра поплывем на теплоходе в Болгар. Речка, волны, красота!
– Никаких волн, – вздрогнула я. – Пожалуйста, больше никаких волн. Можно, я их порву?
– Ну, если тебе так хочется… – надулся муж. – Может, тебе больше нравится картошку полоть в деревне?
– Угу-угу, – закивала я торопливо, чтобы он не передумал, – лучше картошку, я согласна, – и подарила ему самый крепкий в мире поцелуй. А потом взяла веник, смела обрывки билетов в совок и высыпала их в ведро без малейшего сожаления.
________________________________________________________________________
* Глава используется в книге Алисы Котовой «Казанские кошки».
P.S. P.S. P.S. …
…Оксана старалась бултыхать ногами, но их уже не чувствовала, плыть помогала себе руками – гребя то левой, то правой, отчего бревно двигалось зигзагами.
Когда рассвет все-таки забрезжил, Оксана услышала над собой неясный шум вертолетов и, вверив свою судьбу им, мгновенно отключилась, перестав грести. Тело с готовностью расслабилось, по нему поползла приятная усыпляющая и согревающая дрема. Пальцы, вцепившиеся в бревно, разжались, и Оксана, улыбаясь, плавно стала уходить под воду… «Как в «Титанике», – мелькнула напоследок утухающей искрой мысль в ее сознании, но ноги вдруг уперлись в песок – в самый настоящий твердый песок…
_________________________________________________________
ЧАСТЬ 4. ГАДАНИЕ
Глава 1. ГАДАЛКА
Гадалка с остервенением тасовала карты, выпускала пламя из красиво очерченных, изрешеченных мелкими морщинками ноздрей и ругалась страшными словами, изрыгая проклятия в адрес своих клиентов в частности и подлых людей в целом. Ольга сидела тихо на стульчике, пережидая бурю. Она ходила к этой Гадалке каждый день как на работу вот уже месяц – снимала венец безбрачия, и успела привыкнуть к ее громогласным воплям. Да и растрепанная Гадалка сама предупредила ее еще при первом визите, что представителям их профессии просто положено ругаться, извергая из себя всю ту гадость, которую несут к ним клиенты, иначе загнешься под тяжестью чужих болезней и невзгод.
– Ты бы знала, куколка моя, – возмущалась она, какие бывают клиенты – сволочи и паразиты! Приворожить богатого начальника месяца на три, чтобы хорошую машину купил, – это, по-твоему, нормально? Просят убить свекровь ради квартиры – это нормально? Собственную мать отравить из-за завещания! Прикончить любовницу – это нормально?! Свести в могилу жену любовника, не желающую давать развод… Сделать что-нибудь, чтобы дети от первого брака уехали в другую страну и не вернулись… Наймите киллера, говорю, не по адресу пришли, голубчики! А они не понимают – денег суют мне побольше. Что за народ? Образованными себя считают, по три диплома купленных имеют, а сами не знают, почему Герасим утопил Муму! Это нормально?
Ольга удивленно поднимала брови и мотала головой – ненормально. Это была единственная реакция, которую она могла себе позволить, – вставить слова в возмущенные речевые потоки у нее не получалось. Да и не больно-то хотелось – чужие проблемы ее не интересовали.
– Да разве их интересуют чужие проблемы-то? – будто читая мысли, взвизгнула Гадалка, переходя на фальцет, и Ольга вздрогнула от такого неприкрытого ясновидения, посмотрела на старуху с испугом и уважением, стараясь перестроить мысли в другом направлении, проникнуться рассказом Гадалки. А та, усмехнувшись в редкие усы, продолжала свое повествование: – Я вон в прошлом году нос разбила – врезалась в эти дурацкие стеклянные двери в супермаркете, которых вообще не видно, кто только их придумал, чтоб ему руки оторвало ядерной боеголовкой! Сижу вся перебинтованная, и что ты думаешь? Хоть бы кто-нибудь спросил, что со мной или как мое самочувствие! Никто! Им до лампочки я и мой трижды распрекрасный раненый нос. Я для них на уровне уборщицы: пришли – погадала – грязь ихнюю выслушала – и ушли… О! Глянь-ка, куколка моя, деньги к тебе идут большие, – не меняя интонации, переключилась она на карты, – какие-то бумаги тебе подписывают два мужика солидных – один брюнет, второй нерусский. В понедельник получишь большую сумму. Кредит, что ли, берешь?
Ошарашенная таким провидением Ольга кивнула.