Не уходи за те пределы,
Откуда письма больше не идут.
Ты возвращайся просто, смело
Туда, где смирно счастья ждут.
Не думай обо мне в своей дороге,
Я не хочу тебе мешать в пути.
Платком махать не буду на пороге,
Ты только навсегда не уходи!
Не буду встреч искать нарочных,
А буду жить своей судьбой.
Но где-то между станций придорожных
Однажды, знаю, встретимся с тобой.
– Вера, Женя знает, что ты его любишь? Ты должна ему это отдать, – промычала Надя.
Вера упала лицом в подушку, и Надя не могла понять, смеется Вера или плачет. Она перелезла к ней в постель, окончательно проснувшись.
– Вера, ради Бога, что ты? Ты хохочешь?.. Нет – плачешь!
Надя подняла лицо Веры: из глаз ее лились ручьем слезы.
– Как можно, Вера?! Разве ты сомневаешься в чувствах Женьки? Что же ты плачешь? Какая глупость, Верочка!
Вера слабо улыбалась сквозь слезы, обнимая лицо Нади ладонями.
– Надя, ты ничего не понимаешь. Я плачу от счастья.
– А он знает? – спросила озабоченно Надя.
Вера медленно закивала, глядя сквозь Надю. Слезы теперь уже прекратились, и на лице ее был покой человека, уверенного в своем будущем и предназначении на земле, и тайно мерцала тихая радость от знания, которое она уже теперь носила в себе.
Ларионов тоже не спал. Он смотрел на Алешу, что-то усердно писавшего, и прислушивался к шорохам в комнате Веры и Нади за стеной. Ларионов лежал на спине, и лицо его менялось. То было оно озадаченным, то улыбалось, то мрачнело, то изображало детское блаженство. Алеша повернулся к Ларионову.
– Гриша, я спать тебе мешаю.
– И не думай, мне не заснуть, – промолвил Ларионов, а потом спохватился.
– А что? – спросил, улыбаясь, Алеша. – Из-за Верочки?
Ларионов вздрогнул и снова почувствовал, как сердце ухнуло вниз и заколотилось.
– О чем ты? – спросил он, тяжело дыша.
Алеша повернулся к нему.
– Вера заболтала тебя, затаскала по городу, голова, наверное, кругом идет.
Ларионов перевел дух.
– Может, и так, – вымолвил он. – Пора спать.
Алеша погасил свет и улегся на кушетку напротив кровати, где лежал Ларионов. Он отдал Ларионову свою кровать и ни за что не хотел меняться.
– И как, понравилась она тебе? – вкрадчиво и ласково спросил Алеша спустя несколько минут.
– Кто?! – вздрогнул Ларионов, как от удара двухсот двадцати вольт в грудь.
– Как кто? – повернулся к нему Алеша и расплылся в улыбке. – Москва-а…
Ларионов молчал какое-то время.
– Лучше не могло и мечтаться, – сказал он тихо и счастливо.
В ту ночь не спала и Степанида. Она объелась шоколада и не могла заснуть. Думала Степанида о сладостях, которые любила больше всего на свете, представляя, что если бы все было сделано из шоколада, она была бы абсолютно довольна жизнью.
Глава 4
Утром Алина Аркадьевна и Степанида принялись будить всех заранее. Завтрак уже был готов. Решено было ехать в десять утра. Ларионова в комнате не было. Степанида нашла записку у изголовья Алеши, где Ларионов черкнул, что вернется к десяти.
Сонные девушки бродили по квартире. Вера, бодрая и готовая уже ехать, торопливо завтракала и все время смотрела на часы.
– Верочка, – погладила ее по голове Алина Аркадьевна, – неужели ты вычистила зубы, помылась и причесалась?
– Угу, – энергично заталкивая в рот ватрушку, промычала Вера.
– Надо было Подушкину раньше приехать, чтобы ты вспомнила о том, что ты – девушка. И оделась прилично…
Вскоре появился Краснопольский и сообщил, что организованные им машины уже поданы к дому. Все собирались торопливо и так же шумно и беспорядочно, как готовились накануне к приезду гостей. Алина Аркадьевна, как обычно, думала, что все зависит только от ее организации, и всем мешала. А между тем наиболее активной и полезной была Вера. Она все помнила, знала, где что лежит, делала все быстро и весело. К десяти все-таки собрались и понесли вещи в машины. Три черных праворульных «НАМИ-1» с брезентовыми крышами стояли у подъезда и вытаращенными фарами смотрели на загружавшихся людей.
Ларионов пришел к половине одиннадцатого с какими-то свертками и извинился за опоздание. Попутно Вера встретила во дворе подругу Машу и пригласила на дачу и ее. Родители девочки согласились, и теперь еще и Маша ехала с ними. Только к одиннадцати все распределились по машинам и тронулись. Краснопольский сказал, что провиант уже загружен, и Вера подумала, что он не мог это купить сам, поскольку был скуп. Неужели все это давало государство?
Алеша, Ларионов, Вера и Маша ехали в одной машине; во второй – Дмитрий Анатольевич, Алина Аркадьевна, Степанида и Подушкин; и в третьей – Краснопольский, Кира, Надя и Гор – шашлычных дел мастер из Армении, приглашенный Краснопольскиим.
– Что же там в свертках? – не унималась Вера.
– Пустяки, откроете на даче, – таинственно улыбался Ларионов.
– О! До дачи еще час!
– Вы крайне нетерпеливы, – веселился Ларионов.
– А вы крайне упрямы! – кривлялась Вера.
– Вера, замолчи! – сетовал Алеша. – Ты не должна так обращаться с Григорием Александровичем! Он вдвое старше тебя.
Ларионов и Вера весело переглядывались. Она заставляла его играть в «камень-ножницы-бумага», и они смеялись, вызывая недоумение Маши, знавшей в Вере с малых лет лишь дворовую забияку. Вере нравилось выигрывать, а Ларионов, казалось, был не против проигрывать. В какой-то момент возникла неловкая пауза: когда Ларионов в очередной раз проиграл Вере, та спонтанно, как все, что она делала, быстро схватила и поцеловала его руку.
Ларионов почувствовал, как его бросило в жар. Но непринужденность, с которой Вера продолжала тут же болтать со всеми, понемногу его успокоила. Он был рад, что они ехали в машине и никто не мог заметить ни того, что сделала Вера, ни того, как колотилось его сердце. То, что делала Вера, то, какою она была, оказалось пронизано такой искренностью и страстью, что не могло не вызывать притяжения.