Минуты между нами

– И я – на плече. Ещё думал, что показалось.

– Данила, а покажи?

– Отстаньте вы от него!

– Так ты, Крот, получается, продул, поэтому отмалчиваешься? Вот слабак!

– Сам ты слабак! Там проигравшего сразу в морг отправляют, а Данька нам игру спас!

– Я так и не понял, а с кем наш Крот-то дрался?

Пацаны в своём споре входят в такой раж, что постепенно забывают, с чего всё началось: всуе полощут физрука, вспоминают какого-то Федю из параллельного класса, которому летом некие отморозки сломали ногу, хвалятся своими фингалами и немыслимыми победами… Слушать их становится не на шутку скучно, да и голова разрывается на части. Не удивлюсь, если отчим вчера наградил меня сотрясением мозга. А потому в разгар очередной словесной перепалки встаю и под шумок сваливаю: сначала – к свободной кассе, а потом – домой.

Zipper ly[03.09 19:49]: Здарова, мелкий! Картошки-фри хочешь?

Joker [03.09 19:50]: Спрашиваешь!

Joker [03.09 19:50]: И бутер мне возьми! С двойной котлетой!

ZipperFly[03.09 19:52]: Мать тебе уши оторвёт, если узнает!

Joker [03.09 19:53]: Сначала тебе!

ZipperFly[03.09 19:57]:Как дома?

Joker [03.09 19:58]: Тихо. У матери сериал идёт. Отец весь день у себя сидит. Вроде, трезвый. Сам как? Живой?

ZipperFly[03.09 19:49]: Ты всё время забываешь, Ванька, что я супермен.

– Мам, я дома! – Краем глаза заглядываю в гостиную и уже хочу подняться к себе: знаю, как стыдно матери бывает после срывов отчима и тяжело даже просто смотреть на меня. К слову, последнее у нас взаимно.

– Погоди, Дань! – Мама в спешке ищет пульт от телевизора и убавляет звук, а потом, неловко сжимая губы, постукивает ладонью по дивану рядом с собой. – Поговорим?

В этом огромном доме она напоминает мне Дюймовочку: такая же миниатюрная, тонкая, воздушная… Пока мы жили с отцом, она преподавала детям хореографию, а я, будучи ещё совсем ребёнком, не без гордости хвалился на каждом углу, что моя мать – балерина. Самая изящная, красивая и безмерно добрая.

Я бы многое отдал, чтобы вернуться: отмотать часы лет на десять назад и уберечь маму от главной в ее жизни ошибки – встречи с Валерой.

Дурак тот, кто думает, что деньги приносят счастье. Ложь! Счастье приносит любовь, тёплый плед один на двоих, глупые мечты на ушко, когда без страха о сокровенном, глазами – о самом важном. А деньги все разрушают! Подменяют настоящее пластиковыми картами и никому не нужными брендами, липовыми друзьями и бесконечным стремлением соответствовать, правда, непонятно, кому и зачем. Жизнерадостных балерин они превращают в забитых домохозяек, рвущихся из последних сил сохранить молодость на лице, но давно постаревших душой.

Бросаю Ванькин заказ на журнальный столик и нехотя сажусь на диван.

– Ты наконец решилась на развод?

Небрежно вытянув вперёд ноги, безжалостно смотрю на мать. По привычке люблю, но становлюсь всё дальше. Пытаюсь понять, но, видимо, мозгов пока не хватает.

– Даня! – весьма предсказуемо вспыхивает мать и укоризненным взглядом скользит по моему лицу. – Ты опять?

– А в чём кайф жить с этим монстром? Объясни!

Я давно не жду ответа. Точнее, знаю наперёд все её отговорки о любви, которой нет, о нас с Ванькой, о жизни такой несправедливой и тяжёлой. И всё же надеюсь, что мать когда-нибудь задумается о потерянном времени и наших переломанных судьбах.

– Прекрати, Даня!

Что ж, по всей видимости, не в этот раз.

– «Прекрати»? – перекатываю во рту дурацкое слово как леденец. Уговариваю себя промолчать, но слишком свежи ссадины на сердце. – Мам, ты с адресатом ошиблась!

– Боже, Даня, откуда в тебе столько злости?!

– Может, отсюда? – Задираю чёрный лонгслив до груди, чтобы бордовые отметины на моём теле хоть немного развеяли туман заблуждений в материнской голове.

– Ты сам виноват! – Мать отворачивается от меня, как от протухшей рыбы, и морщит нос.

– Я?! Ты серьёзно?! – вскакиваю как ужаленный.

Впрочем, мать права: я мог запереться в комнате Ваньки и переждать бурю, но, дурак, не смог выдержать материнских стонов, когда тяжёлая рука отчима оставляла отметины на её хрупком теле.

– Сколько раз я предлагала тебе переехать к отцу!

Знаю. И ровно столько же раз я клялся себе, что уеду. Меня в этом городе ничего не держит. Ну, почти ничего…

– И оставить Ваньку одного?

– Почему одного? У него есть отец и я.

– Ты себя слышишь? Сколько раз ты к нему заходила сегодня? А Валера? Или, может, ты наконец занялась изучением языка жестов?

– Не перегибай, Даня! В век современных технологий это ни к чему! Существует масса всяких гаджетов для общения!

– Круто, мам! – Моё терпение трещит по швам. Я глупец, раз решил, что мать действительно созрела для разговора. Наивный придурок, который всё ждёт того самого предела, за которым притаилась новая жизнь. Только его, похоже, не существует. Убей меня вчера отчим, сегодня мать всё так же бы сидела перед телевизором и искала оправдания этому ублюдку.

Хватаю с журнального столика бумажный пакет с фастфудом и, не глядя на мать, несусь прочь.

– Данила! – верещит в спину. – Я не договорила!

– Воспользуйся гаджетами, мама! Я, как и Ванька, всегда онлайн! – бросаю через плечо и, перепрыгивая сразу через несколько ступеней, поднимаюсь на второй этаж.

Меня колбасит, трясёт. Неистово тянет набить кому-нибудь морду! Я устал молчать и держать всё это дерьмо в себе!

Радуюсь, что дверь в комнату брата закрыта. Это значит, у меня есть несколько минут, пока мелкий не учует запах картошки и не поймёт, что я вернулся. Прежде чем улыбнуться Ваньке, мне нужно хоть немного успокоиться самому.

Школьный рюкзак летит в угол, следом, комком, – спортивная форма. Огромная спальня, навороченный интерьер, крутой ноутбук – мамина мечта о шикарной жизни слишком дорого нам всем обходится.

Не успеваю переодеться, как в дверь моей комнаты стучат. Это не Ванька. Парень всегда закатывает ко мне без предупреждения. И вряд ли отчим. Этот ещё неделю будет делать вид, что мы не знакомы. Потом у меня появится новый айфон, пара крутых наушников, быть может, даже скутер, ну а следом – свежие отметины на теле. И так по кругу…

– Ты освоила лестницу? – горланю, прежде чем открыть матери дверь. Она бы так прытко бегала к Ваньке, да только чужой ребёнок – это всегда чужой ребёнок, тем более инвалид.

– Хватит паясничать, Даня! – Скрестив на груди руки, мама взъерошенным воробьём врывается в мою обитель.