Я же в ответ просто покачала головой. Я впервые слышала об этом человеке.
– Кто он такой?
– Человек, потерявший слишком много от войны Горского и Черниговского, – не отводя от меня своих шоколадных глаз, с грустью и сожалением в голосе ответил Лерой.
– Ты сможешь защитить меня от него? – Почему-то именно сейчас мне стало не по себе. Очередной монстр обрел имя и перестал казаться лишь выдуманным персонажем.
– Тебя – да, ребенка Черниговского – нет! – отрезал Лерой.
– И что это значит? – Мой голос предательски дрогнул. Я не была сильной или смелой настолько, чтобы с легкостью принимать подобные известия.
– Это значит только одно Ксюша: Ермолаев никогда не допустит появления на свет ребенка с кровью Горского и Черниговского в своих венах. Никогда. Пока жив сам.
– И что мне теперь делать?
– Я пока не знаю, Ксюша. Не знаю. Завтра приедет Николай, и будем думать. В любом случае, я сделаю все, чтобы вы не пострадали в этой чертовой войне.
Лерой, воспользовавшись салфеткой, встал из-за стола и вышел из столовой. А я осталась одна, напуганная еще больше и совершенно потерявшая аппетит.
4. Не допустит
Сложно сказать, боялась ли я сегодняшнего дня или ждала его с нетерпением. В любом случае волнение с самого утра не покидало меня. Встреча с Горским, мое признание, его реакция… Да, не каждый день сообщаешь отцу, что в восемнадцать лет ждешь ребенка от заклятого врага семьи. Но, с другой стороны, я все же надеялась, что мой малыш смягчит разногласия между нами и Черниговскими. Конечно, я не рассчитывала на то, что мы начнем отмечать праздники за общим столом, но хотела верить, что желание Федора убивать поубавится.
Горский приехал ближе к обеду. К этому времени я успела порядком накрутить себя. Спасибо Лерою, который с самого утра развлекал меня какими-то байками и забавными историями, но сейчас даже это ни капельки не спасало меня. Я закрылась в своей комнате и никак не решалась выйти к отцу. Все же я оказалась непробиваемой трусихой.
Но и на этот случай у Лероя был припасен ход. Голоса мужчин уже были слышны в гостиной, но о чем они говорили, я не могла разобрать. Зато звук пришедшей от Лероя эсэмэски не остался незамеченным.
«Я так понимаю, ты решила делегировать разговор с отцом мне?»
«А что, можно?»
Еще вчера я переживала, что Лерой лезет в мою жизнь, а сейчас была бы безумно рада его разговору с Горским.
«Можно. Вот только я жить хочу, а твой отец в гневе страшен».
«И что делать?»
«Выбирай: либо ты выходишь и сообщаешь отцу все сама, либо говорю я, но с пометкой, что ребенок мой и мы решили пожениться. Поверь, его эта новость обрадует!»
«Дурак! В этом случае он тебя убьет намного быстрее!»
«Проверим? Считаю до десяти!»
Забыв о своём страхе, я вылетела из комнаты и практически бегом понеслась в гостиную. Мужчины сидели на диване и оживленно беседовали. Лерой держал телефон в руках, а заметив меня, широко улыбнулся и прошептал: – Семь.
– Я здесь, – вырвалось у меня неоправданно громко и резко.
Горский тут же обернулся и внимательно взглянул на меня.
– Я смотрю, Париж идет тебе на пользу, – обозначил он. Еще бы! Разрумянившаяся от волнения, запыхавшаяся и улыбающаяся оттого, что опередила Лероя, я стояла перед Горским с телефоном в руках. – А мне Валера жаловался, что ты не ешь, не пьешь и не гуляешь. Ходишь, как тень, убиваясь по Черниговскому-младшему.
– Как видишь, уже нет! – ответил за меня Лерой, поскольку я медлила с ответом. А потом посмотрел на меня и одними губами добавил: – Восемь.
Все внутри сжалось от переизбытка эмоций. Волнение и страх напрочь выбили из головы все слова, которые все утро я репетировала перед зеркалом.
Горский встал и неспешно подошел ближе. Мы оба, казалось, не знали, как себя вести при встрече: вроде, и родные, а вроде как и нет. Мы настолько привыкли существовать порознь, что, находясь рядом, совершенно терялись в своих чувствах. Отец все же решил нарушить режим незнакомцев и рывком притянул меня к себе.
– Я скучал, – вполне искренне произнес он.– Как ты, моя девочка?
Не отпуская меня, он вытянул руки и начал осматривать меня с ног до головы. Я не знала, что сказать, а потому просто смотрела на него и молчала. Где-то слева от меня раздался звук наигранного кашля. Лерой. Он с ухмылкой смотрел на меня и ждал.
– Девять.– Его губы опять перетянули все мое внимание на него. Нет, он не посмеет! Это же шутка?
Отец отпустил меня и, вложив мою влажную ладошку в свою, крепкую и немного шершавую, повел к угловому дивану, чтобы я села рядом с ним. Я оказалась в самом центре, между двух огней.
– Лерой сказал, что тебя что-то беспокоит. Я волновался. Расскажешь? – Голос отца звучал ровно и спокойно. Когда волнуются, разве так говорят? Или он просто иначе не умеет? Интересно, каким голосом он заговорит, когда я скажу ему о ребенке? А если он вообще не захочет со мной говорить? Ну и ладно! Переживу. Как-то же жила без него восемнадцать лет. И вообще…
– Ксюша! – привлекая мое внимание, снова проговорил отец. Точно! Я должна была что-то сказать. Но Лерой меня опередил.
– Все, десять. Знаешь, Коль, тут такое дело… – оперативно начал он, но закончить предложение я ему не дала.
– Да! – громко выкрикнула с места. – У меня есть серьезный разговор. Настолько серьезный, что посторонние уши должны покинуть гостиную.
– Это я, что ли, посторонний? – в шутку удивился Лерой. – Да я почти родной!
Он засмеялся, а Горский… а отец его поддержал. Вот же, спелись!
– Ладно, – немного остынув, сказал Лерой.– Я буду у себя. Если что… Короче, зовите.
Он с кошачьей легкостью и грацией спрыгнул с дивана и удалился к себе. А я смогла выдохнуть: шутить с Горским дело заведомо проигрышное.
– Ну так что, дочка? Что ты хотела мне рассказать? – Отец повернулся ко мне всем корпусом и внимательно изучал меня взглядом.
– Я жду ребенка от Тимура, – на одном дыхании протараторила я, но, видимо, так быстро и так тихо, что Горский ни разобрал ни слова.
– Так, давай еще раз, но помедленнее, ладно? – Он не понял, что я ему сказала, но интуитивно напрягся. Это стало заметно по его более вытянутой и напряженной позе.
Я закрыла глаза, мысленно сосчитала до трех и на выдохе максимально спокойно произнесла:
– Я беременна от Тимура. У нас с ним будет ребенок.
Фух, дело было сделано и обратного пути уже не было! Но глаза открывать я не решалась. В комнате повисла напряжённая тишина, и казалось, воздух искрился от напряжения. Лучше бы он рвал и метал, чем копил в себе переполняющие его эмоции. Рано или поздно он все равно взорвется, так какой смысл откладывать?
Медленно, едва дыша, я открыла глаза и посмотрела на отца. Он, в свою очередь, сверлил взглядом пол. По желвакам на его лице и побелевшим костяшкам рук, сжатых в кулаки, можно было смело утверждать, что Горский в ярости. И с каждой секундой, что он молчал, я все больше и больше сжималась от страха и ожидания чего-то ужасного.
– Лерой! – словно разъярённый лев, взревел Горский на всю квартиру – да что там, на весь дом! – Лерой! – на грани бешенства проорал он еще громче.
От его голоса у меня внутри все похолодело, и я, казалось, приросла к дивану, боясь не только пошевелиться, но даже вздохнуть.