Ты обещала не убегать

– И что ты решила? Еще не поздно сделать аборт? Здесь, во Франции они разрешены? Если нет, то…

– Ты в своем уме?! – рявкнула я на него, чтобы он перестал нести чушь, и меня затрясло. Нервное напряжение последних дней, похоже, вырвалось наружу.– Никогда! Слышишь меня? Я никогда не убью своего ребенка! И никому не позволю!

Я совершенно забыла, что нахожусь в больнице, где все старались вести себя тихо и говорить шепотом. Но слова Лероя не оставляли выбора. Какое право он имел даже заикаться об этом?! Я вышла из кабинета счастливая и окрыленная, а он умудрился все испортить.  Я всё больше повышала голос , а выражение лица становилось все агрессивнее. Шагнув  к Лерою и ткнув его указательным пальцем  в грудь, продолжила:

– Мне наплевать на то, кто его отец, мне совершенно безразлично отношение к этому факту Горского, твое, да вообще любое! Это мой ребенок! И ты больше никогда не посмеешь говорить мне такие вещи!

– Qu'est-ce qui se passe ? Oh! Mademoiselle Mironova! Vous avez tous bien? –  На мой крик из кабинета выбежал месье Орей. Заметив меня, он тут же перешел на английский, прекрасно зная, что французским я не владею.– Я же вам только что сказал, что вам нельзя волноваться. Совсем нельзя. А вы, месье Лерой, следите, чтобы ваша невеста была предельно спокойна, если не хотите навредить своему ребенку.

Слова врача вкупе с въевшимися под кожу словами Лероя окончательно вывели меня из себя.

– Он мне не жених! – с новой силой ткнув пальцем в Лероя, прорычала я.– Это раз! И он уж точно не отец моего малыша –  это два!

Врач недоуменно посмотрел на меня, потом на Лероя, а затем, взмахнув руками, ушел обратно в свой кабинет, лишь пробубнив себе под нос:

– Я предупредил. Дело за вами.

Молча, развернувшись на пятках, я быстрым шагом полетела прочь из этого места. Сейчас мне как никогда хотелось побыть одной. Но Лерой этого не понимал. Как верный пес, он не отставал от меня ни на шаг.

– Прости меня, – повторял он на ходу.– Прости!

3. Монстр

– Я просто был уверен, что ты ненавидишь Черниговского, только и всего! Переживал, что тебе больно будет смотреть на ребенка и видеть перед глазами предательство его отца.

Усевшись на заднее сиденье такси, мы смотрели каждый в свое окно. Внезапно Лерой заговорил, а мне захотелось заткнуть уши.

– Тебе всего восемнадцать. Первая любовь, первые сильные чувства… это пройдёт. Уже через год ты и не вспомнишь о нем. А ребенок – это навсегда! Понимаешь?

Наплевав на правила приличия, я зажала уши руками и уткнулась головой в колени. Я хотела тишины. Он был не прав. Во всем.

Теплая ладонь коснулась моей спины.

– Прости, я опять говорю не то. Прости!

– Я люблю его, Лерой. Люблю, – попыталась сквозь выступившие слезы донести до него простую истину.– Он обманул меня, растоптал, обидел. Мне больно! Мне до жути больно! Я разваливаюсь от этой боли на кусочки и не могу себя собрать. Я заставляю себя дышать – так сильно его безразличие душит меня! Я не могу спать, потому что стоит мне закрыть глаза, и я снова возвращаюсь в ту квартиру и вижу его с ней. Среди всех лиц прохожих я постоянно ищу его, поэтому стараюсь никуда не выходить. Ты не представляешь, насколько мучительно убеждаться из раза в раз, что он меня не ищет, что он не жалеет, что потерял меня, что он никогда меня не любил!

В салоне повисло молчание. Лерой не ожидал от меня откровенности, а я, переведя дыхание, продолжила:

– Но я все равно его люблю. Разве можно разлюбить человека только за то, что он не любит тебя? Как объяснить глупому сердцу, кого можно любить, а кого нет? Да и разве оно способно услышать голос рассудка? Ты считаешь, что я могу видеть только его предательство, но ты ошибаешься. Глядя на своего малыша, я буду вспоминать, что однажды была самой счастливой. Я не дура, Лерой! Я всегда знала, что «мы» – слишком шаткое понятие. Знала, что рано или поздно мы расстанемся. Слишком многое было против нас. Да, возможно, нас и не было никогда. Но, Лерой, я даже не мечтала, что со мной навсегда останется его частичка –  частичка нашей любви, пусть даже только моей любви! Я никогда не откажусь от этого ребенка! Никогда!

Такси давно остановилось, но меня никто не торопил выходить. Скрючившись, я продолжала всхлипывать и повторять:

– Никогда. Никогда. Никогда.

Рука Лероя крепче обхватила меня и притянула к себе.

– Пусть так. Пусть все будет так, как ты хочешь. Только не плачь, прошу.

Мы больше не говорили. Молча поднялись в квартиру, молча разошлись по комнатам. Лерой о чем-то думал, а я была благодарна ему за тишину. После того как смогла высказать ему все, что накопилось на душе, мне стало значительно легче.

Но все же мне не хватало уверенности в себе. Именно в этот момент я особенно нуждалась в маме. Кто, как не она, могла меня понять и поддержать? Сейчас я отчетливо понимала, что повторяла ее судьбу, шаг за шагом. Неужели, если ей хватило любви и силы вырастить меня, я не смогу? Я же ее дочь! Я справлюсь, раз она смогла справиться! Но вот только поговорить с мамой мне было не дано. Соболев прятал ее от меня, от Горского, от всего мира. Чего он боялся… или кого?

Стук в дверь моей комнаты отвлек от печальных мыслей.

– Звонил Николай. Завтра первым рейсом он будет здесь, – Лерой стоял у порога, засунув руки в карманы брюк. Его голос казался совершенно бесцветным.

– Ты ему сообщил? – Я сверлила парня взглядом, хотя он и не смотрел на меня. Он опять лез в мою жизнь…

– Нет, скажешь сама!– не поднимая на меня глаз, отрезал Лерой. По нему было видно, что он пришел мне что-то сказать – что-то, что беспокоило его. И это точно была не новость о Горском.

– Тогда зачем он приезжает?

– Затем, что он должен знать. И ты ему расскажешь. Чистосердечное признание… ну, ты в курсе…

– Надеешься, он сможет убедить меня в том, в чем ты сам не смог? –  Я подошла ближе к Лерою, тем самым вынуждая его посмотреть на меня.

– Нет, – сухо ответил тот, поднимая на меня взгляд.– Но я должен понимать, насколько серьезная опасность теперь повиснет над всеми нами.

– Объясни мне… –  Мы стояли слишком близко и слишком долго смотрели друг на друга. Нет, это не было чем-то новым и необычным, но отчего-то именно сейчас у меня по коже пробежали мурашки. В огромной и пустой квартире мы были одни, а я все еще помнила его слова.

– Есть вещи, которые в этом мире не должны происходить ни при каких обстоятельствах. – Лерой вынул руки из карманов и скрестил ладони за своей шеей. – Например, вы с Тимуром. Или ваш ребенок. Слишком много влиятельных людей не заинтересовано в слиянии враждующих фамилий. Для многих это невыгодно. А в некоторых подобное известие способно пробудить самого дьявола.

Лерой не сводил с меня взгляда, но руки разжал.

– Ты имеешь в виду Федора? – робко спросила я. Реакция Федора и меня пугала больше всего на свете. Наверно, поэтому я не спешила никому говорить о своем положении

– Нет, Ксюша. Я тебе уже однажды говорил, что Федор не так опасен, как тот, кто стоит за ним. – Лерой протянул руку к моему лицу и убрал прядь волос за ухо. Обычный жест. Реми постоянно так делал. Но то Реми. И кто в этот момент пугал меня больше – человек, стоявший за Черниговским или прямо передо мной, я не знала.

– И кто же стоит за ним? – робко поинтересовалась я.

– Подумай, ты же умная девочка. –  С этими словами Лерой резко убрал от меня руку, развернулся и ушел вглубь квартиры. А вопросов в моей голове только прибавилось. Я взяла первую попавшуюся книгу и вышла на балкон. Мне был необходим свежий воздух и возможность все же побыть наедине с собой. Но, сидя в кресле, я не заметила, как заснула. Когда же я открыла глаза, на улице уже стемнело, а я была укрыта теплым пледом. Странно. Когда я прежде выходила на балкон, никогда не замечала его.

Ближе к вечеру я покинула свою комнату и присоединилась к Лерою за ужином. Мне не давали покоя мысли о том страшном человеке, который был для меня опаснее Черниговского.

– Месье Орей сказал, что мне нужно много гулять, хорошо питаться, а еще избегать любых волнений. –  Я специально села напротив Лероя, чтобы вызвать его на разговор.

– Обычные рекомендации, не находишь? – не отрываясь от разделывания отбивной, произнес тот.

– Да, но ты заставляешь меня нервничать. –  Я смотрела на него и ждала, когда он сосредоточится на мне, а не на ужине, и добилась своего: Лерой отложил столовые приборы и всем своим видом показал, что не понимает, о чем я говорю, и ждет продолжения.

– Ты напугал меня днем, сказав про того человека. Кто он? –  Опять глаза в глаза. Я понимала, что если опущу взгляд, то Лерой не ответит.

– Фамилия Ермолаев тебе о чем-нибудь говорит?

– Нет, – честно призналась я.

– Юрий Николаевич Ермолаев, – медленно произнес Лерой.