Длинные зимние выходные

Ветер стих… Подморозило… Летящая весь день с неба непонятная колючая крошка к вечеру превратилась в милый снежок. Дорога шла сквозь высокие старые ели: хвойный лес доминировал в этой части взморья – как, впрочем, почти везде на северном побережье залива. Современные загородные дома и советские дачи, отели и спа-центры, рестораны и кафе разместились в лесу, расчистив себе жизненное пространство и при этом старательно сохранив вековые деревья и молодую поросль. Автомобильные трассы и пешеходные дорожки струились среди елей, сквозь стеклянные стены бассейнов наступал хвойный лес, кафе и рестораны кормили видами мощных сосен и ухоженными газонами. Именно здесь начинаются карело-финские пейзажи с валунами, мелкими бурными речками, озерами, в которые смотрятся темные леса… Красота неописуемая!

С конца девятнадцатого века бум на дачи превратил этот берег залива в целую череду дачных поселков и городишек, где проводили лето чиновничество, интеллигенция и творческий люд разной степени достатка.

Я же родилась и выросла на другом – южном – берегу того же залива. Там Петр Первый задолго до общего бума раздавал приближенным (давал – отсюда и слово «дача») земли под строительство усадеб «для летнего жилья». Поэтому южный берег вдоль возникшей тогда же Петергофской дороги есть череда резиденций императоров и членов августейшей семьи, особняков знати и высшего чиновничества. Рядом Красное Село, где императорская гвардия устраивала скачки, и где Вронский погубил бедную Фру-Фру…

Антуражем идут элегантные английские парки, фонтаны, рукотворные пруды, украшенные скульптурами и увитые плющом галереи для променада, строения для увеселительных причуд разного рода.

Два берега одного залива отличаются радикально. У нас парки идут чередой вдоль всего берега, они общедоступны, и мне, выросшей среди вековых лип и дубов, было немного не по себе здесь, в этом постоянном окружении хвойного леса, среди темных елей и выглядывающих из глубины леса огромных валунов, в окружении чахлых, по случаю множества прошедших ног, кустов черники и брусники. Для меня это было несколько мрачновато и немного… чужестранно.

Но мне тут не жить – а красота она и в Африке красота; поэтому я с наслаждением любовалась лесом, встающим полным хозяином справа от дороги и делящим пространство с домами и дачами слева от нее, вдыхала чистый вкусный воздух и очищалась от налипшей паутины Альбертовны. Настроение улучшалось с каждой минутой. Уже совсем скоро торжество закончится, я смогу побыть наконец с Ритой, наутро позавтракать с дорогими мне людьми – а потом домой, домой – наслаждаться бездельем, растратив только один день из долгожданных зимних выходных.

Дом Гревских предстал передо мной неожиданно. Я глазела на выглядывающие из-за заборов и деревьев особняки и вдруг увидела что-то знакомое. Рита присылала мне фотографии Вениамина на фоне этой дачи, – тогда она впервые заподозрила, что он ухаживает за Машей, и я любопытничала. Дом был причудливым – с башенками и резным крыльцом – и поэтому легко узнаваемым.

Мы с Мартином подошли к калитке, где я с интересом стала рассматривать дачу академика. Судя по уже упомянутой башенке, а еще мезонину с резным балкончиком и прочим архитектурным штучкам, я – совершенно несведущая в архитектуре – все-таки предположила, что постройка явно довоенная, и даже, пожалуй, самого начала прошлого века: такие дома кое-где еще сохранились по обеим сторонам залива. В большинстве своем они представляли собой печальное зрелище: заброшенные, полуразрушенные, в лучшем случае законсервированные – с заколоченными окнами и дверями; огороженные рабицей в надежде защитить хлипкие остатки старинной дачной архитектуры от безжалостного времени и от посягательств всякого рода… м-м-м… праздношатающихся.

Эта дача счастливо избежала подобной участи: ни малейших признаков ветхости или даже просто облезлости в ней не наблюдалось, и, если не считать самой архитектуры, здание по качеству и благоустройству ничем не отличалось от соседствующих рядом современных шале и фахверковых особняков.

В незашторенных окнах, выходящих на дорогу, горел свет, и я хорошо видела двигающуюся фигуру женщины в белом халате, – видимо, медсестры или сиделки.

Внезапно входная дверь хлопнула, и из дома выбежала девушка с непокрытой головой в длинном и по моде размера на два великоватом ей пуховике ядреного зелено-желтого цвета. Девушка быстро сбежала с крыльца и заспешила к калитке, на ходу надевая шапку. Она тащила за собой небольшой чемодан на колесиках, как раз того объема, что разрешается проносить в салон самолёта.

А у калитки торчали мы с Мартином, и я не собиралась ретироваться – у меня ведь было важное поручение!

– Добрый вечер, Лера, – окликнула я девушку, когда она приблизилась к калитке.

Это, конечно же, была Валерия Гревская. Я видела ее всего несколько раз, но девушка была настолько заметна, что не запомнить ее было невозможно. Ее облик был, что называется, ярким, и вовсе не из-за яркости пуховика: смуглая кожа, широко расставленные, миндалевидные синие глаза, раскосые совсем чуть-чуть, только чтобы сделать их неотразимыми; красиво очерченные губы, темные прямые блестящие волосы, отлично подстриженные четкой линией в короткое каре; никакой косметики – а ушки украшали милые сережки.

Но на пупсика эта девушка была не похожа вообще, а сейчас в особенности: ее лицо было мрачным, что, впрочем, меня нисколько не смутило. Я не льстила себе, что девушка вспомнит пожилую тетку, которую пару раз видела в театре в компании Даниловой, и представилась сама:

– Я Алиса Аркадьевна, подруга Маргариты Павловны, – начала я…

– Да-да, я вас помню, здравствуйте, – хмуро, но вполне вежливо откликнулась Лера, открывая калитку и выходя.

– Ваша матушка просила напомнить вам, что мы вас ждем, – выполнила я наказ Альбертовны.

– Но я только приехала, – буркнула недовольно девушка, – и мне еще надо успеть вернуться на станцию, встретить подругу и передать ей кое-что… – Лера кивнула на чемодан. – Она специально приедет из города и тут же должна будет уехать обратно… Так что передайте… – девушка запнулась, – что я сделаю все возможное…

Лера закрыла калитку и, кивнув, поспешила в сторону станции.

– Понятно, – кинула я вдогонку. Мне больше ничего было сказать…

Вскоре я услышала шум электрички, на которой, видимо, и приехала ее подруга. Теперь наверняка они вместе дождутся обратного поезда, и будет совсем уже поздно идти в гости, что станет, без сомнения, уважительной причиной для непоявления Леры на тоскливом торжестве… И, признаться, я была за нее рада.

Пройдя еще немного в сторону станции, мы с Мартином развернулись и отправились обратно – пора и честь знать: моя миссия еще не была закончена – в программе оставался чай с фундаментальным тортом, заказанным самой Изольдой Альбертовной.

Чаепитие

– Я так и знала! Так и знала! Не зря болело материнское сердце! – горестно восклицала обладательница упомянутого сердца после моего доклада о встрече с ее дочерью. – Вы же совершенно ничего не поняли! – не вставая со стула, но отчаянно взмахивая руками, негодовала Изольда Альбертовна. – Какая там подруга! Кому это надо – зачем-то тащиться в пригород поздним вечером, если через пару дней у нее экзамен, и она привезет все что нужно сама?! Это же она к нему побежала, его встречала – этого… Витольда! Сердце матери не обманешь! Куда он теперь ее потащит?! Что вы говорите?.. Не-ет! Непременно потащит! Когда же это закончится!!! Нет-нет, она убьет свою мать! Я срочно звоню Вениамину!

– Изольда, Альбертовна, Изольда Альбертовна! Веня в строю, он вряд ли сможет сорваться сюда! Очень прошу вас, успокойтесь! Маша, принеси валерьянки!!! – хлопотала Рита.

Поднялся переполох… Маша искала валерьянку, Рита подавала воду, Изольда Альбертовна хваталась за сердце и пыталась уже выскочить из-за стола, чтобы бежать за дочерью. Вадим с Митей смылись наверх, что, впрочем, не уберегло бы их от призыва мчаться догонять Леру, если такая мысль вдруг пришла бы в голову этой несчастной.

Но пока эта идея ее не осенила, надо было быстро успокоить нервическую даму:

– Не могу согласиться с вашей тревогой, дорогая Изольда Альбертовна! – я спокойным голосом попыталась внести в разговор свою лепту. – Лера мне показалась довольно хмурой… чем-то недовольной. Влюбленные девицы с таким выражением лица на свидания не ходят. Кроме того, она сказала, что постарается все-таки прийти, а в-третьих, она тащила чемодан на колесиках, в котором, судя по его раздутым бокам, и в самом деле что-то лежало, – видимо, для этой самой подруги. Наверное, так оно и было, поскольку для каких-то поездок чемодан слишком мал, а для свидания явно неуместен!

Вряд ли одних только приведенных аргументов оказалось бы достаточно, чтобы успокоить несчастную мать, – логика не была ее сильной стороной, – а вот когда к ним добавился мой спокойный занудный тон, то вкупе с валерьянкой эти аргументы сделали, похоже, свое дело; перестав всплескивать руками, Изольда Альбертовна неуверенно произнесла:

– Вы так думаете?

– Ну конечно же! – подхватила Рита, – вот увидите: когда вы вернетесь, Лера уже будет дома! А пока давайте чай пить.

– Полюбуйся, Алиса, – Рита постаралась переключить внимание Альбертовны самым примитивным способом – лестью: – стараниями Изольды Альбертовны у нас сегодня удивительный торт! Красивее и лучше бывают разве что свадебные!

– И то не все! – Альбертовна расцвела в ответ.

Поистине, быстрота смены настроений этой дамы, даже если принимать во внимание ее особенности, несколько обескураживала.

– Да уж, пришлось похлопотать, – с восторгом щебетала та, забыв про дочь, – и это было непросто, скажу я вам! Обзвонила уйму знакомых и фирм! Выбирала дизайн, отслеживала каждый шаг! А как я намучилась с доставкой! По случаю болезни Игоря Сергеевича шофер в отпуске, пришлось нанимать курьера! Как я переволновалась! Знаете, как это бывает, – ведь никому никакого дела нет! Они же всё везут как дрова – торт мог рассыпаться прямо в машине!

– Стоило ли так хлопотать, Изольда Альбертовна! – распиналась Данилова, радуясь, что удалось пресечь разгоревшуюся было истерику.

– Ну как можно! Риточка Павловна! У вас же торжество!

Торжество… Я, вздохнув от тоски, заглянула на кухню: торт и в самом деле был хорош! Моему неискушённому взгляду он показался шедевром кондитерского искусства, по крайней мере в его декоративной составляющей.

Наконец мужчин призвали спуститься, принесли и водрузили на стол торт. Рита с осторожностью его разрезала и раздала всем по огромному куску! Воцарились мир и спокойствие, и чинное чаепитие началось.

Однако тревога вскоре вернулась в душу Изольды Альбертовны. Она чувствовала, что Леры мы не дождемся. Ранняя темнота зимнего дня сбивала с толку, а ведь было еще совсем не поздно – Альбертовна вполне могла бы и дальше наслаждаться светским мероприятием; но она заторопилась домой, из чего следовало, что ее беспокойство и в самом деле было непритворным.

Митю с Машей снарядили провожать, и через некоторое время мы остались одни. Обсуждать наконец-то завершившееся торжество не хотелось. Только Вадим перед уходом наверх заметил, что Альбертовна была на редкость в ударе, на что Рита, бросившись ее защищать, разъяснила мужу, что у бедной женщины был непростой период, и скоро она вернется в свое обычное состояние, гораздо более мирное.

Мы с Ритой быстро возвратили гостиной ее обычный вид и с бокалом вина уютно устроились на диване. Наступила самая приятная часть этого дня…

К сожалению, она не продлилась и пяти минут… телефон Риты очень некстати разразился звонком: Изольда Альбертовна, рыдая, сообщила, что дачу обокрали…

Кража

– Я так и чувствовала, так и чувствовала, что что-то случится – тихонько всхлипывала Изольда Альбертовна, когда мы с Ритой и Вадимом, захватив по дороге возвращавшихся детей, столпились в гостиной Гревских.

Под гнетом мучительных злоключений бывшая актриса превратилась во вполне обычную женщину – без восклицаний и заломов рук, присмирившую бьющуюся птицу души и говорившую печально, а, учитывая обстоятельства, и достаточно спокойно, что, впрочем, скорее всего было результатом успокоительных средств…

Здесь же находилась и сиделка, которая оставалась с хозяйкой до нашего прихода. Лера еще не вернулась… Ее встреча с подругой на станции как-то затянулась… странно – платформы пригородных поездов не те места, которые способствуют длинным задушевным разговорам, особенно зимой…

Сиделка, рассказав, что была очень занята вечерними процедурами и никого, кроме девушки, да и то мельком – не видела, возвратилась на свой пост в спальню к больному.

Игорь Сергеевич уже уснул, и хотя гостиная была довольно далеко от его спальни, все старались говорить тихо. Впрочем, мы в основном молчали, слушая Изольду Альбертовну.