Нефертити – красота грядёт

Так и обнаружили археологи в саркофаге одинокую мумию молодой женщины, смерть которой наступила из-за самой банальной болезни. Мумия искусницы была покрыта струпьями, и красота её «вечная» померкла ещё при жизни. Но зато саркофаг, в котором она покоилась, был не просто красив, это было настоящее произведение искусства!

Саид подолгу разглядывал замысловатые рисунки на нём, любовно поглаживал позолоченную роспись и повторял заученные им когда-то латинские слова:

– Vita brevis… Vita brevis…

– Vita brevis, ars longa, – говорил Гиппократ. – «Жизнь коротка, искусство вечно». Жизнь проходит безвозвратно, и время превращает тело в прах, а созданное человеческими руками переживает создателя на тысячелетия.

* * *

Саид аккуратно, заботливо обтирая, раскладывал таблички на стеллаже и старался найти отколотые кусочки от тех, что потрескались и поломались в пути. Скорее всего, таблички не представляли какой-либо ценности, но он привык ко всему, что находят в земле Египта, относиться с почтением. Тщательно подбирая осколки, Саид вглядывался в них, пытался прочесть, но ничего интересного… Лишь какие-то подсчёты, и что-то вроде сказок. Всё, как обычно, – школьные тетради!

Вдруг странная надпись привлекла его внимание: «Великий дом»…

– Ого! «Великий дом»! А ведь так египтяне называли фараона! – присвистнул от удивления Саид, – …а вот и картуш! Почти стёртый… в картушах они писали только имена фараонов или членов его семьи. Наверное, дети учились писать прошение к фараону на аккадском.[3 - Аккадский язык был языком Вавилонского государства и на нём чаще всего велась дипломатическая переписка.], – размышлял Саид, продолжая читать.

К Великому дому… обращается его раб Ареботи, призываю, обрати…

Ну, это понятно: все рабы, все… Но что за тон: «призываю».

Мог ли простой учитель позволить себе такую вольность – учить детей требовать у фараона?

К Великому дому… обращается его раб Ареботи, призываю, обрати своё внимание на бедственное положение твоих слуг. Хетты ведут двойную игру, финикийцы не платят дани, они смеются нам в лицо. Твоих сборщиков налогов, о, Великий сын Гора, избили палками до смерти. Номы бунтуют, и я терплю крайнюю нужду, хлеба осталось на несколько дней!

Я отрезан от мира, и каждый день жду смерти. Это уже четвёртое послание. Умоляю о помощи.

Вот это да! Когда ж хетты и финикийцы были так смелы и наглы с великим Египтом? Это уже интересно!

Обращаюсь с мольбой, поторопись, о Великий сын Гора. Да будет Эхнатон жить вечно вековечно.

– Эхнатон – имя взято в картуш, но… Но я не помню, чтобы это имя встречалось мне раньше. – Саид задумался и почти механически взял следующую табличку.

Войско одержало победу, но какой ценой! Тысячи Уэу[4 - Пеший воин.] погибли. Умер с мечом в руке славный полководец и любимец фараона Неферхотеп. На приготовления Неферхотепа к вечному пути казна отпускает золото…»

«Должно быть, много золота, – улыбнулся Саид, – если об этом упоминается в документе».

Саиду становилось все интересней, он взял другую табличку.

В женский дом фараона, да будет он жив, цел и здоров, доставлены две наложницы, красотой своей затмевающие солнце, но господин земли от края до края её даже не взглянул на них.

И дальше шло прошение: «Главный евнух просит или не присылать женщин вообще, потому что фараон, кроме своей любимой жены, никого не хочет видеть, или чтобы их пристраивали в жрицы богини любви Хатхор, ведь не могут же они кормить сотни никчемных женщин». Саид присвистнул, в кои веки мужчина отказывался от новых красавиц в гареме, и какая должна быть эта любимая жена, что фараон считает её единственной?

Саид пересматривал таблички, и чем больше всматривался в неказистые с виду весточки из прошлого, тем больше убеждался: в его руках нечто бесценное…

* * *

Пройдёт совсем немного времени, и неизвестная ранее деревня с обычным арабским названием Тель-эль-Амарна, возникшая на месте древнего города Ахетатона, даст название самому интересному периоду жизни этой страны – Амарнскому. А таблички окажутся «находкой века», архивом «министерства иностранных дел Аменхотепа III и его сына Аменхотепа IV – Эхнатона».

Фивы, шестой год царствования фараона Аменхотепа IV

В шестой год царствования, в первый месяц весны, на десятый день Аменхотеп IV принимал послов в тронном зале. Это был даже не зал, а комната с невысокими потолками, наследие его прапрабабки царицы Хатшепсут. Она любила небольшие комнатки, изрядно украшенные золотом: пол, стены, потолок, позолоченная мебель – всюду этот нетленный металл. Золото душило Аменхотепа, не давало вздохнуть полной грудью.

Семья всегда считала его странным, не таким, как все. Вот и золото он не любил. Ему больше нравились сочные краски на расписных стенах, чем это нетленное мерцание, напоминающее о вечном и неизбежном.[5 - В Древнем Египте до определённого момента золото не являлось денежным эквивалентом, а было необходимым спутником в долгом странствии человека в загробном мире. Оно олицетворяло собой могущественную власть и вечную жизнь фараона.]

Отец его, Великий Аменхотеп III, когда был ещё жив, часто посматривал на сына с грустью: не таким он видел преемника своей власти, и не такого хотели бы видеть боги на священном троне Гора.[6 - Гор, сын Осириса и Исиды, при помощи своего волшебного ока оживил отца. Гор являлся символом царской власти.] Но другого наследника у него не было. Его первая и любимая жена, умнейшая из женщин Тэйя, подарила ему лишь двух сыновей. Старший сын погиб, а младший – Аменхотеп – был болезненным, неуклюжим и угловатым.

С возрастом вся несуразность его облика проявилась ещё больше: огромная яйцевидная голова, вытянутое лицо и очень непропорциональная фигура – он больше напоминал многодетную мать, чем юношу. С тяжелым сердцем Аменхотеп провозгласил сына соправителем, а после своего «ухода» правителем Кеми[7 - Египта.]. И вот уже шесть восходов звезды Сопдет Аменхотеп IV «стремился» быть добрым отцом своему народу.

* * *

Послы долго уговаривали Аменхотепа вступить с ними в союз против хитрого и коварного хеттского царя Суппилилиума. Фараон слушал их, уплывая в мире розовых грез: он мечтал, как во время войны с хеттами возглавит войско: на нём боевая синяя корона, латы и щитки, защищающие тело. Он во главе войска, как Тутмос, огнём и мечом разит непокорных врагов. Он красиво погибнет в бою: силы будут неравные, войско начнёт отступать, и чтобы поднять дух воинов, он поведёт свою колесницу в бой, стреляя из лука. Но стрела дикаря сразит его, и горе своими крылами накроет любимую землю. Народ останется один, и будет оплакивать его – ведь другого такого фараона уже никогда не будет на земле, по которой течет Великая река…

… Кто-то чёрный тасует его мысли, словно карты бога мудрости Тота. Мысли путаются и пропадают в темноте…

Аменхотеп засыпал.

Послы, не получив ответа, склонив головы, расходились, тяжело вздыхая и бурча себе под нос:

– Разве это правитель? Он слаб, как дитя. Скоро это поймут враги, тогда гибель неизбежна, а вместе с Египтом погибнем и мы.

– У нас лишь одна надежда!

– Его жена?

– Да!

– Нефертити. Только она поможет нам всем!

И послы гурьбой засеменили в покои к царице.

– Лучезарная, припадаем к твоим ногам, целуем твои следы, мы дети твои, обращаемся к тебе с мольбой, Лучезарная: помоги! Направь мысли Божественного в нужном… – Посол замолчал. Да разве можно произнести, что мысли фараона далеки, в то время как враги стоят у их стен. Еще месяц промедления, и от их маленьких государств не останется и следа. Как скажешь, что им необходим сильный фараон!

«Лучезарная» изумлённо вскинула красивые бровки и чуть подалась вперед. Она удивлена, но готова выслушать. И посол, низко склонившись и приложив руку к груди, продолжил:

– Когда-то Божественный Тутмос завоёвывал новые земли, Аменхотеп I и Аменхотеп II продолжили его путь, и держали врагов в постоянном страхе. Аменхотеп III, ты знаешь, Лучезарная, жил мирной жизнью и не только не ходил в походы, но даже редко посылал войско для охраны границ. Вот когда подняли головы хетты и кушиты, они постоянными набегами разоряют наши города, они, как шакалы, ждут, когда же оступится Великий Хапи. А брат и муж твой, о, прекрасная Нефертити, ничего об этом не ведает, живёт слишком безмятежно! Все знают, он невоинствующий фараон – он отказался от военных походов – и даже не хочет содержать армию! Но в подлунном мире существует лишь одно правило: «Кто не хочет кормить своих защитников, будет кормить своих врагов».

Нефертити внимательно слушала, взгляд её темнел…

– Мы боимся – враг стоит у городов наших! Лучезарная, только на тебя и осталась у нас надежда: пусть поможет хоть не войском хотя бы золотом для откупа, ведь «золота в стране Египта, что камней в нашей собственной».

– О, покровительница сладострастия, сердцу фараона приятно слышать твой голос, помоги нам, упроси Аменхотеп, да будет фараон жив, цел и здоров, послать нам помощь. Иначе огромные бедствия падут на наши головы! Враг у наших стен!

– Мы дети его и мы исправно платим дань. Помогите нам в трудные дни!..

– Хорошо. Помощь будет. Я поговорю с фараоном. Наша сила в единстве, – произнесла Нефертити, чуть наклонив голову, давая понять им, что приём закончен.

Послы вышли довольные: теперь они спокойно могут возвращаться – цель достигнута!

Фивы, Долина знати