Рейс налево

– Я бы на твоем месте не был бы так оптимистичен в прогнозах наших дальнейших отношений, – заявил Станислав, размешивая сахар со сгущенкой в ароматном напитке, который приготовил сам.

«Вот тебе и раз, – подумала Липа. – Не хочешь – не целуй!»

– Ты ведешь себя совершено неадекватно! – На лице жениха ходуном заходили желваки. Было видно, что нормальное, спокойное поведение дается ему с большим трудом. Если он разукрасит Липе еще один глаз, то ее шансы на сострадание со стороны женщин-феминисток только возрастут. – Назначаешь встречу и пропадаешь у каких-то чебурашек! Что все это значит? Кто такие чебурашки?

– Это, – мозг девушки сосредоточенно подыскивал варианты ответа, – кодовое название операции.

– Что?! Какие операции могут быть в вашем задрипанном еженедельнике?! Или тебя перевели на уголовную хронику в одну из центральных газет?! Олимпия! Дай разумный ответ, иначе я не ручаюсь за наши дальнейшие отношения. Но виновной в этом будешь ты! Допей кофе и ответь.

Станислав всегда был благоразумным человеком. Липа отпила горячий обжигающий кофе и внимательно посмотрела на своего жениха. Привлекательный блондин на крутой иномарке. Бизнесмен. Девчонки выли от зависти, когда Липа подцепила его в одном из местных клубов. Нет, познакомились они раньше в Доме престарелых. Там и была их первая встреча. Дружинин увидел Липу и влюбился, как он сам признавался, с первого взгляда. Естественно, среди беззубых старушек Липа была вне конкуренции. Она присутствовала там в качестве корреспондента, а он – благотворителя. А заговорил с ней Дружинин в клубе на вечеринке, посвященной Дню печати. Как давно это было! Липа улыбнулась, они выглядели такой хорошей парой. Все портила только полная схожесть характеров, оба были волевые, самостоятельные и имели далеко идущие планы. Совсем недавно они планировали свою семью! Неужели их счастье может быть перечеркнуто одной ночью, пусть даже и самой знаменательной в году?! Липа поперхнулась и закашлялась, ей сразу вспомнился Максим Кудрин. Неужели это заразно, и она заболела?

– Так что же ты решила? – Брови Станислава образовали глубокую складку над переносицей.

– Хочешь верь, хочешь не верь. – Липа отставила чашку и решила врать, как могла. – Важное задание подразумевало слежку. Нужно было выследить объект до определенного места, поэтому я отправилась в другой город и там задержалась. Но как только смогла, я вернулась!

– Ты следила за чебурашками?! – разозлился Дружинин, и его желваки снова задергались. – Издеваешься надо мной?! Да? Задержалась с объектом в другом городе?! Да ты небось пьянствовала с Элькой, которую наконец-то хоть кто-то вознамерился взять замуж.

Липа опешила оттого, что Стас знает ее так хорошо, как никто другой.

– Не смей так говорить о моей подруге! – Ее терпение тоже могло лопнуть в любой момент. Ведь следом за Элькой он и ее припишет к старым девам. – Да, Элька устраивала девичник. Но после него я выполняла задание! – Липа почувствовала себя партизаном на допросе. Не хватало лишь аппарата, который меряет пульс и выносит вердикт: врет подозреваемый или говорит истинную правду. Липа, когда врала, всегда переживала, сердце начинало биться сильнее обычного. Ей бы не повезло, детектор лжи уличил бы ее в этой самой лжи. На этот раз в качестве детектора выступал ее жених. Он прищурился и сказал:

– У тебя глаза бегают! Особенно тот, подбитый.

– Ему бы и не бегать, – фыркнула Липа, – он пострадал за правое дело феминизма, между прочим!

– Что?! – опешил Станислав. – Чебурашки были феминистками, и они тебя били ногами?!

– Ты всегда понимаешь меня превратно, – сделала обиженное личико Липа. – Милый, но разве ж это важно?! Вот я здесь, вся такая несчастная и уставшая. А завтра мне снова идти на задание!

– Надеюсь, завтра ты не потеряешься на два дня, – рассудительно заметил Дружинин, – я собирался познакомить тебя со своей мамой. Если тебе подобьют другой глаз, ей будет тяжело поверить в чебурашек. Впрочем, она всегда противилась нашему союзу. Лучше тебя ей пока не показывать. И прекращай врать, – он устало отмахнулся от Липы, – я звонил Скороходовой, и та призналась, что вечер вы провели вместе. Если тебе было стыдно показывать мне свой синяк, то это, по меньшей мере, просто глупо. На следующий день Элька сказала мне, что ты плохо себя чувствуешь и спишь.

Липа мысленно поблагодарила подругу за предоставленное так вовремя алиби.

– Надеюсь, – повторился Дружинин, – ты спала одна. – И он пристально посмотрел ей в глаза.

– Клянусь! – торжественно сказала Липа, встала и сложила руки на груди. – Ничего такого не было!

На этот раз детектору лжи не к чему было придраться. Ведь действительно, а что, собственно, было-то?

– Вот и хорошо, – Станислав, как ей показалось, успокоился. Он собирался еще что-то сказать, но его перебила трель телефонного звонка. Жестом приказав Олимпиаде оставаться на месте, он подошел к телефону и снял трубку. – Да, слушаю вас. Липу? Она сейчас очень занята, может, что-то ей нужно передать? – Его лицо помрачнело и перекосилось. – Отлично! Я обязательно скажу ей, как только увижу эту… м-да, что звонил Максим, с которым Олимпиада провела ночь. Она забыла у него свою сумку! Огромное вам мерси за звоночек, дорогой товарищ! Вы помогли нам расставить все на свои места. Не жених ли это? Нет! Теперь уже не жених, можете в этом не сомневаться! – И Дружинин кинул трубку на телефон. Не говоря ни слова, а его красноречивый взгляд бы хуже всякой ругани, он вышел из Липиной квартиры, громко хлопнув дверью.

– Металлические двери нынче дороги, – пробормотала она ему вслед и села на табуретку.

Плакать не хотелось, для этого она была слишком волевой девушкой. Иной раз и стоило бы пустить слезу, да только слезы у Липы всегда получались какими-то неестественными, театральными. Не зря ученые твердят в один голос, что плач способствует выведению из организма не только лишней жидкости, но и накопившегося негатива. Вот всплакнула бы и вывела негатив! Да только не может. Липа вздохнула и заглянула в холодильник. Проблема была банальна до безобразия: когда у нее случались неприятности, она много ела. Холодильник, как назло, был полностью забит с любовью заготовленными деликатесами. Ешь не хочу, поправляйся и успокаивайся. Говорят, полные люди менее импульсивны и гораздо спокойнее. Липа решила, что ей будет лучше поправиться, иначе она вернется обратно к Кудрину и убьет его за сегодняшний телефонный звонок. Она, видите ли, забыла сумку! А лично ей он этого сказать не мог?!

Липа взяла батон сырокопченой колбасы и принялась грызть его вместе со шкуркой. Это таким образом Кудрин ей мстит за свою Верочку. Теперь у него нет невесты, а у нее нет жениха. Что ж, они квиты. Дружинин не Верочка, он-то уж точно не вернется. А кто бы вернулся после таких слов? Она-де провела с ним ночь?! И как только его язык повернулся высказать такую крамолу! Впрочем, если не придираться к словам и принять в расчет только истинный смысл высказывания, то она действительно провела с Кудриным ночь. В хорошем смысле этого выражения. Но как донести этот смысл до Стасика?!

И стоит ли напрягаться? Прошла любовь, завяли одуванчики. Липа и так наплела черт-те что про безобидных, в сущности, чебурашек. Поверит ли тому, что произошло на самом деле, Станислав?! Липа с остервенением грызла колбасу. Она прекрасно знала, что не поверит, потому и врала. И нечего закармливать себя сказками про доброго бизнесмена, простившего невесте ночь с незнакомцем. Лучше еще покопаться в холодильнике. Интересно, а покупала ли она студень?

После завтрака ей действительно стало лучше. Олимпиада усмехнулась. Как оказалось, пища не только способствует проникновению нежных чувств в организм через желудок, будоража его внутренности, но и основательно его успокаивает. Этакий антагонизм нисколько не мешает людям жить и объедаться, ибо можно достигнуть чего угодно: или бури чувств, или успокоения души. Впрочем, успокаиваться ей было рано. Она прекрасно понимала, что история только началась, и завершение ее будет совершенно непредсказуемым. Липе снова придется увидеть Кудрина! Не может же она оставить свою сумку на произвол судьбы, там такая ценная записная книжка с адресами и телефонами респондентов, без нее она, как без рук. Можно было бы послать за сумкой Огурцова в обмен на интервью по мусору, но мешает подбитый глаз. Придется что-то придумывать самой.

Первое, что пришло в голову – позвонить Вике Наумовой и поздравить ее с наступившим Новым годом, а заодно и поинтересоваться, не желает ли она на днях проведать свою бабушку. Если желает, то пусть забежит за Липиной сумкой по такому-то адресу. Впрочем, адрес даже можно не записывать заранее, Вика знает Липин адрес наизусть, а Кудрин проживает на той же улице и в том же доме. Да еще и в тринадцатой, как Липа, квартире! Роковое совпадение! Домашний телефон Наумовой не отвечал, а мобильный тоном вышколенного робота сообщал о нахождении абонента вне зоны действия сети. Липа ужаснулась, неужели придется ехать самой? Естественно, она никого не боится, просто видеть еще раз все те же лица и пережить на трезвую голову заново все события, которые привели ее к разрыву с женихом, было достаточно тяжело.

Липа набрала полную ванну воды, хорошенько вспенила ее и наложила на лицо омолаживающую маску из серой глины, которая почему-то называлась голубой. Она залезла в воду и блаженно распростерлась по ванне. Пусть мир рушится! Ей сейчас все равно. Ничто не сможет вывести ее из равновесия. Ничто? Да, ничто. А вот никто ли?

– Доченька! Что у вас произошло?! – Защелка на двери в ванную комнату держалась на соплях, а теперь и вовсе с треском отлетела в сторону от могучего маминого рывка. У Евгении Петровны, как и у Станислава Дружинина, были ключи от Липиной квартиры. Только сейчас Липа поняла, как непредусмотрительно поступила, раздавая их налево и направо. – Мне только что позвонил Стасик! Он рыдал в трубку! – Липа презрительно хмыкнула. Представить Стасика рыдающим было совершенно невозможно. Он, как и сама Липа, никогда не давал воли слезам и не был сентиментальным. – Стасик сказал, что между вами все кончено, и этому во многом, практически во всем, способствовала ты, Липушка!

– Мама, – вяло пробормотала Липа, поворачивая к родительнице свое лицо, – я устала.

– А! – вскричала та от неожиданности и схватилась за сердце. – Скажи мне только одно: ты остаешься невестой этого прекрасного, воспитанного, состоятельного молодого человека?!

– Лично я остаюсь, – призналась дочь, – только вот по поводу его жениховства сомневаюсь. Мамуля, потри мне спинку, пожалуйста. – И Липа протянула той мочалку.

– Выкручивайся сама, дорогая. – Евгения Петровна поджала губы и вышла из ванной.

Липа знала, что далеко мама не уйдет и допрос продолжится с пристрастием. Она прислушалась, скорее всего, на кухне мама начала греметь кастрюлями и плошками. Что ж, если новогодней ночью она стойко выдержала нападение двуногих, то сегодня мама ей не страшна. Липа окунулась в воду и начала смывать маску с лица.

– А! – вскрикнула в очередной раз Евгения Петровна, увидев свою дочь в махровом халате на пороге кухни. – Что у тебя с глазом?! У бедного Стасика от твоих загулов затряслась рука?! Несчастный небось ушиб об тебя кулак. Олимпиада! Сейчас же признавайся, зачем ты ему изменила?!

– Он и это тебе сказал? – рассердилась дочь. – Вот трезвон нашелся на мою голову.

– Нашелся, нашелся, – едко заметила родительница, – один-единственный нашелся, кто захотел тебя спасти от вечного одиночества! Один-единственный! И ему ты умудрилась изменить? Ему! Этому святому человеку! – Евгения Петровна плюхнула последнюю картофелину в воду и приложила мокрую руку ко лбу.

– Мама! – строго сказала Липа. – Не нужно драматизировать обстановку! Я ему не изменяла.

– Так почему ты не сказала ему об этом? – спохватилась Евгения Петровна и побежала за телефоном. – Сейчас же позвони мальчику и признайся в том, что ты ему не изменяла! Мальчик рыдал в трубку!

Липа бы позвонила, но последний довод не был убедительным, ибо мальчик рыдать не умел.

– Я ему говорила, – она пожала плечами, – но он не захотел меня слушать и хлопнул дверью.

– Ты говоришь об этом так, – ужаснулась Евгения Петровна, – словно тебе все равно, вернется Стас или нет! Липушка, ты же его любила!

Липа задумалась и поймала себя на том, что особенно не переживает по поводу ухода Стаса. Ее больше заботит, как забрать свою сумку у Кудрина. Это что? Притупленная реакция сытого организма на неприятности? Или полный пофигизм в отношении бывшего жениха? Нет, она действительно любила Стаса, он был такой импозантный, солидный. Был? Нет, что-то все-таки есть в глубине души, похожее на сожаление оттого, что Стас «был». Но почему так глубоко? Может, ей лучше не обедать, чтобы прочувствовать до конца безвозвратную потерю жениха и заставить себя немного поплакать?

– Олимпиада, ты останешься перезрелой грушей, – вздохнула Евгения Петровна, разливая по тарелкам наскоро приготовленный супчик. – Упустить такого жениха?! Мне бы твои годы!

– Мама, – укорила ее дочь, – ты и так была вполне востребованной. Как-никак, четыре брака за плечами.