Эта шутка была довольно популярна в Юлином окружении. Но ввиду того, что никто её так и не стукал, а все только смеялись, это было ничуть не обидно.
Они переместились на кухню, и разговор продолжился.
– Да даже в Ижевске на почте есть интернет! – немного оскорбительно для удмуртской столицы возмущалась Ася. – Я там Федьке писала каждый день, соскучилась ужасно. А у нас у вокзала – у вокзала! – «пока не провели»…
Поскольку от Аси так и веяло дальней дорогой – а точнее, пылью, железом, растворимым кофе и стопкой впечатлений, – Юля почувствовала, что жажда авантюр и путешествий передаётся и ей. Она даже поймала себя на том, что рассматривает свою учительницу будто впервые, хотя та отсутствовала всего четыре дня.
Ася – высокая и худая, но не «длинненькая», как говорила Юлина мама про девушек хрупких и тонкокостных; скорее она относилась к людям, которые из-за своей энергичности чуть худее, чем для них задумано природой. У неё длинные ноги, жилистые руки, широкие скулы и вечно выгоревшие волосы. Черты её лица представляли собой парадокс: миндалевидные глаза с практически жёлтыми радужками, вздёрнутый нос и нечёткий контур пухлых губ – всё то, что могло бы сделать любую женщину роковой, Асю делало рок-н-ролльной. В свои двадцать семь она не только выглядела младше, но и умудрялась общаться с Юлей – той в конце сентября исполнялось четырнадцать – почти на равных.
– Мы отбивались от уховёрток, – рассказывала Ася. – Это в Удмуртии местная достопримечательность. Уроды жуткие. Катька их глушила тапками, даже счёт вела: десять – ноль в её пользу. А Артём боялся…
– А ты?
– А я их матом отпугивала. Кама была вся рыжая от глины, а Марковников прекрасен…
Юля сидела и слушала – выражение «разинув рот» казалось неуместным только потому, что она улыбалась не переставая. Она никогда не видела уховёрток, не была знакома ни с Катькой, ни с Артёмом, а про Алексея Марковникова знала только, что он лидер группы «Год Змеи», да и то – от Аси. Но Ася так уморительно обо всём рассказывала, что не хотелось перебивать её расспросами – только слушать и улыбаться.
Ольга Павловна пододвинула учительнице пирожное.
– Давай налегай. А то опять, поди, одни бич-пакеты в палатке ела.
– Нет, у нас горелки не было. Только бутерброды, только хардкор.
Ольга Павловна, как и дочка, слушала Асю с улыбкой. Как и дочка, она понимала, что Ася мешает Каму с Марковниковым, а уховёрток с бутербродами не от слабоумия или косноязычия, а чтобы слушать было веселее.
Ася же успела подметить, что по мере её рассказа Юлино ясное лицо мрачнеет. По-прежнему улыбались голубые глаза, по-прежнему виднелась щербинка между зубами, но…
– …И я такая ему: что значит «зачем приехали»?! Думаете, мы дальше МКАДа ничего не видим?.. Юль, что случилось? – без всяких переходов спросила Ася, чем на секунду поставила Юлю в тупик. На помощь пришла мама.
– Да она тут ноет: на фестиваль, на фестиваль… В середине сентября очередное безобразие намечается. И с тех пор у нас навязчивая идея.
– У кого это «у нас»? – вставила Юля. – Если бы у нас. У меня только.
– Проклятая школа, да? – уточнила Ася.
Юля откопала пирожное со дна миски. Выглядело оно так, будто само фестивалило неделю.
– Со школой как раз проблем нет, – сообщила она. – Приду к ним, скажу, мол, всё выучу. Да хоть с книжками поеду. Дескать, вы меня знаете.
– Так и скажешь?
– Так и скажу. – Юля покивала с лицом бывалого матроса. Ну, как умела, изобразила.
– Но отпустить, – продолжала Ольга Павловна, – её не с кем. Мы с папой палатками переболели, и у нас работа. Вот и страдает ребёнок.
– А что, больше некому на буксир взять?
– Ну, есть ещё её учитель географии, тоже вроде ехать собирался.
– Это тот, – повернулась Ася к Юле, – который тебе в ночи писал «Тусуешь?!»?
– Да-да, он самый. Рустэм Ильясович.
– Так вот, – продолжала Ольга Павловна, – и Юля просила отпустить её с ним как со взрослым. Но папа…
– …не-пус-тил, – отчеканила Ася.
– Железобетонно, – кивнула Ольга Павловна. – Все папы такие.
Ася еле удержалась, чтобы не засмеяться: она вспомнила мягкосердечного Юлиного папу и живо представила, как молодой учитель географии пробуждает в нём неведомые доселе начала.
– Юль, а вот это «Тусуешь?!» – он над всеми так глумится или только над тобой? – подумав, спросила она.
– Не-е, оно только наше с ним.
– Вот это самое «наше с ним» даже меня немного напрягает, – призналась Ольга Павловна.
– Так это он мне за дело, – вступилась Юля. – Я же рассказывала, как прикорнула, когда Океанию проходили. Это породило мем. Теперь, когда я ночью в сети, нарываюсь.
– Обидно знаете что? – Ася зачем-то понюхала свою чашку. – Что Юлька поздно спохватилась. Я уже ездила, а так бы взяла шефство – я всё-таки барышня. Так, Юль, не шути! – успела она предотвратить катастрофу. Юля сделала то ли многозначительное, то ли невинное лицо и пожала плечами.
– Да, Ась, ты права, – ответила Ольга Павловна. – Но тут другая проблема: именно потому, что ты барышня, за вами нужен будет двойной присмотр. Это я снова папу цитирую.
Ася всплеснула руками.
– Да что ж такое…
– «Это про-осто замкнутый круг»[2 - Слова из песни «Замкнутый круг» группы «Ария».], – нежным голоском пропела Юля.
– А Федя чего не ездит? – Ольга Павловна выковыряла из своего пирожного какой-то орех и воткнула его в Юлино смятое.
– Да у него пятидневка, – ответила Ася и почему-то нахмурилась.
– Хорошо же. Работяга, значит.
– Да я и не жалуюсь. Чего мне? О, слушайте, – Ася вдруг оживилась, – идея! Давайте я свяжусь с Рустэмом… как там его?..
– Ильясовичем.
– А хотя сколько у нас там разница – пара лет? Ну и обойдётся. Так вот, давайте я свяжусь с ним и мы поедем втроём? Тогда я буду следить за ним, а он – за нами. А?
Ольга Павловна Лукина и её дочка переглядывались секунд пять. За это время на их лицах сменилась целая гамма эмоций, от обалдевания до восхищения.
– Ась, я тобой восхищаюсь, – призналась Ольга Павловна.
– Ась, я с тебя балдею, – призналась Юля.
– Что, по рукам?