Штык ярости. Том 3. Суворов против Наполеона

Кутузов молчал и только идеала, что в великом удивлении переводил взгляд на нас, с одного на другого. Суворов поморщился и махнул рукой. В гостиную вошел Хвостов и сказал было: «А вот послушайте, какое новое стихотворение я недавно сочинил…», затем увидел, что присутствующие сидят в странном молчании и тоже ошеломленно остановился посреди комнаты.

– Я, Витенька, не сражения с Наполеоном опасаюсь, – сказал Суворов. – Я опасаюсь, что Всевышний за мои грехи не даст мне все-таки дожить до того мига, когда мы встретимся на поле боя. Если я скончаюсь от недуга в походе, то это станет ужасным ударом для нашей армии. Да и для союзников тоже.

– Уж я этого не допущу, можете не сомневаться, – как можно тверже сказал я, как будто имел прямой доступ к небесной канцелярии.

Хотя, кто сказал, что это не так? Все-таки, медицина будущего это для девятнадцатого столетия и в самом деле чуть ли не чудодейственная магия. Эх, по большому счету, Суворову сейчас было бы неплохо организовать комплексную медицинскую проверку организма и пройти курс лечения, а потом и реабилитации. Уж тогда он бы был к началу новой войны, как новенький. Я представил Александра Васильевича весело прыгающим по палате приемного отделения клиники двадцать первого века и невольно усмехнулся.

– Вот теперь ты понимаешь, почему англичане так хотят тебя уничтожить? – тихо спросил Суворов. – Вот почему я не могу отпустить тебя вечером, без сопровождающих по нашему городу. Где твой прожорливый охранник, этот забавный Бабаха?

– Послушайте, милостивый Александр Васильевич, почему вы разговариваете с Виктором так, будто он посланец самих небес и способен решать, кому жить, а кому нет? – изумленно спросил Кутузов. – Или все слухи о нем и вправду имеют какое-нибудь правдивое объяснение?

Суворов не успел ответить, потому что дверь в гостиную распахнулась и в комнату гурьбой вошли Кушников и другие адъютанты. Их было человек пять и одним из самых последних вошел Бабаха, удовлетворенно вытирая усы.

Я знал, что он так делал обычно после того, как ему удалось сытно потрапезничать. Конечно, вот почему он задержался, наверняка сидел в трактире с самого обеда и обжирался.

В гостиной сразу стало шумно и весело. Суворов забыл про свои вопросы и только многозначительно моргнул мне, когда я повторил, что вынужден покинуть их и отправиться по неотложным делам. Кутузов пожелал еще некоторое время провести со своим бывшим начальником. Я поманил Бабаху следом за собой и мы вместе вышли из особняка Хвостова.

Времени катастрофически не хватало и я приказал вывести Смирного и Булочку, наших неизменных буцефалов еще с похода на Индию. Мы забрались в седла и поскакали по улицам Петербурга. Хоть и вечерело, но все еще было светло. Весна уже постепенно превращалась в лето и погода стояла на удивление теплая.

– Слушай, вашблагородь, чего мы едем непонятно куда на ночь глядя? – почти сразу заныл Бабаха. – Я так наелся, что у меня сейчас брюхо трясет от езды на лошади. Мне плохо, вашблагородь.

– Ах ты прожорливый дармоед, – сказал я вполголоса, размышляя над тем, успею ли я к ужину у Ольгиного папеньки. – Ладно, оставайся дома и отдыхай, все равно ты сейчас за мной не угонишься.

Я ударил Смирного пятками и поскакал быстрее, а Бабаха и впрямь начал отставать.

– А ты точно не попадешь в какую-нибудь темную историю? – недоверчиво прокричал он мне в спину. – Подожди, я тебя не догоню!

– Я сказал, оставайся дома! – крикнул я снова и добавил: – Только не попадайся на глаза князю, не то он сдерет с нас обоих шкуру.

Бабаха послушался меня и вскоре действительно отстал, а я поехал дальше еще быстрее, не обращая внимания на злобное ржание Смирного. Коню тоже не нравилась быстрая езда, он предпочел бы пройтись шагом, но я опаздывал к любимой девушке и представлял, как она ждет меня и заставлял Смирного ехать все быстрее и быстрее.

Только чуть не столкнувшись на одном из перекрестков с каретой, я сбавил темп, но все равно ненадолго. В голове крутились образы обожаемой Ольги и я уже предвкушал, как буду сидеть напротив нее во время ужина и обмениваться с ней лукавыми взглядами и поддакивать ее простодушному отцу.

А там кто знает, может быть и удастся коснуться ее ножки под столом и увидеть, как мило краснеют ее щечки. В общем, я много ждал от этого ужина.

Но действительность разбила все мои радужные надежды. Когда я вошел в огромную гостиную, откуда доносились голоса гостей, лилися негромкий серебристый смех и позвякивали приборы, оказалось, что на ужин пригласили не только меня.

Ладно бы, что на пиршество явились ровесники графа Симонова, пятидесятилетние напомаженные аристократы, дамы в платьях с корсетами и мужчины в нарядных костюмах, в этом не было ничего страшного, в конце концов, они мне нисколько не мешали. Но, помимо этих пожилых людей, за столом, вокруг Ольги, сидели и ее ровесники. Причем других девушек, кроме моей возлюбленной, не было, а вот парней целых трое, причем все, сразу видно, графы или княжеские сынки, разодетые в пух и прах, сверкающие бриллиантами и золотом, аж глазам больно смотреть. Когда мне представили, они пренебрежительно посмотрели в мою сторону, не потрудившись даже и кивнуть.

Двое из них сидели напротив Ольги, как раз на тех местах, которые я в своих мечтах оставил за собой, а еще один сидел рядом, по правую руку, и то и дело невзначай касался обнаженного локтя юной графини.

Я извинился за опоздание и вынужден был примоститься на краешке длинного стола, одновременно озираясь и стараясь разобраться, что это за публика и куда я угодил. Своим несвоевременным приходом я уже нарушил незыблемые правила этикета того времени и сразу заметил, что Ольга хочет меня за это наказать и поэтому даже не смотрит в мою сторону. Наоборот, чтобы позлить меня, девушка особенно благосклонно улыбалась другим парням и смеялась их шуткам.

Люди за столом сидели все, как на подбор, знатные и утонченные. Я заметил несколько знакомых лиц среди гостей постарше и обменялся с ними приветствиями. Затем рассмотрел соперников и Ольгу.

Дочь графа сегодня был особенно хороша, наверное, потому что, в отличие от наряженных дам, оделась сегодня просто и незатейливо, в длинное белое платье с открытым верхом и полуобнаженными руками до плеч. Прическу Ольга тоже соорудила не взыскательную, но в то же время эффектную, обернув длинные волосы в красивый венок вокруг головы. Глаза ее, невероятно глубокие, с особенным вырезом, всегда манящие меня, сегодня казались еще привлекательнее и загадочнее, чем обычно.

Молодые люди были облачены в военные мундиры гвардейских полков. Те, что сидели напротив Ольги, были капитанами и они являлись дальними родственниками Куракиных. Рядом же с девушкой сидел граф Шаховский, молодой красавец атлетического телосложения. Я не могу сказать, что они не нюхали пороху, возможно, что они участвовали в сражениях, но утверждать этого с уверенностью было нельзя.

Спустя некоторое время, после того, как я осмотрелся, граф Симонов спросил у меня:

– Как здоровье его сиятельства Суворова? Говорят, сегодня днем на него совершили покушение, – при этом старик глянул на дочь и добавил: – Хотя, я слышал, что с ним ничего не случилось, вместо него в карете, по счастливой случайности, сидели вы.

– Совершенно верно, ваше сиятельство, – ответил я. – Все произошло в точности, как вы и говорили, князь не пострадал, а мы успешно отразили нападение этих налетчиков. Это оказались обычные грабители, рассчитывающие поживиться за наш счет.

Дамы начали ахать и осуждать падение нравов, когда среди бела дня по столице невозможно пройтись, чтобы на тебя не напали разбойники. Ольга скромно молчала, слушая разговор и намеренно не смотрела в мою сторону.

– Как же вы отбили их нападение? – спросил один из пожилых гостей. – Много ли было нападавших и точно ли это были грабители?

– Да, мы успешно с ними справились, – подтвердил я. – Их было всего пятеро человек и ранили троих, а двоих арестовали. К счастью, нам помогли молодые люди из прохожих.

– Что же вы, сами, без посторонней помощи, справиться были не в состоянии? – высокомерным тоном заметил граф Шаховский. – Вы тоже принимали участие в схватке, сударь?

Я небрежно поглядел на него и ответил:

– Да, мне тоже довелось помахать саблей. Хоть и без особого успеха, но я остался цел и невредим, в отличие от нападавших.

Шаховский скривил губы в ухмылке.

– Судя по вашему костюму, вы гражданский человек и не принимали участия в боевых действиях. Кажется, вас аттестовали, как лекаря? Что вы делали рядом с Суворовым, меняли клистирные трубки? Неужели даже рядом с таким боевым полководцем, как князь Италийский, вернее, теперь уже князь Туркестанский, вы не научились воевать?

Я не успел ответить, потому что мне на помощь пришел граф Симонов.

– Вы не правы, граф, Виктор участвовал в недавнем походе на Индию и я совершенно уверен, что он принимал участие в сражениях. Тем более, что он прекрасно стреляет из ружей, в чем мы имели возможность убедиться в прошлом году.

Он многозначительно посмотрел на меня, намекая на мой поединок с Буриновым, тогдашним кавалером его взбалмошной дочери. Кажется, теперь граф предостерегал меня от новых схваток, поскольку нынешние дуэли могли закончиться гораздо хуже, чем тот скоротечный поединок в провинции на пути к Оренбургу.

Повинуясь желанию хозяина дома, я хотел промолчать, чтобы не усугублять конфликт дальше, но тут Ольга заявила:

– Я не думаю, что Виктор принимал участие в боевых действиях. Он и вправду знаменит прежде всего только своими целительными способностями, а также тем, что совершенно не знаком с нормами приличия. На большее он вряд ли способен.

Я пристально посмотрел на девушку, а она ответила мне ледяным взглядом. Ясно, значит она пытается отомстить мне за то, что я осмелился ее поцеловать сегодня днем. Ничего, как-нибудь переживу эту трагедию.

Однако не успел я ответить, как все ее поклонники, словно сорвавшись с цепи, разом обрушились на меня, поскольку речь юной графини послужила для них спусковым крючком.

– Совершенно верно говорите, ваше сиятельство, – подтвердил Шаховский. – Я так и подозревал, что наш гость только и способен пускать кровь, но только больному и беспомощному человеку и только для того, чтобы его излечить.

– Я думаю, что он испугается. услышав грохот пушек, – поддакнул один из Куракиных и хихикнул. – Все-таки, это не каждому дано, стоять неподвижно под градом пуль и снарядов.

– Наверное, в походе он предпочитал отсиживаться в отдалении от поля боя, – предположил другой Куракин. – Наверное, он даже никогда не…

Остальные гости так никогда и не узнали, что именно молодой человек хотел сказать, потому что я, пользуясь тем, что сижу всего через двух гостей от него, встал, перегнулся через мешающих мне людей, схватил весельчака за лацкан камзола и с размаху пригвоздил головой о тарелку с супом. Кушанье подали только недавно и оно все еще было горячим, поэтому молодой Куракин заверещал от боли на обожженном лице.

– Что вы себе позволяете, сударь? – возмущенно закричал его родственник, но я, не слушая его, запустил в Шаховского серебряный кубок, к счастью, почти пустой.

Утварь угодила молодому графу прямо в лоб и он покачнулся на месте, чуть не свалившись со стула. Дамы завизжали, кавалеры встали со стульев, являясь невольными свидетелями грандиозного скандала.

Куракин вскочил со стола, лицо его было залито супом, он махал руками и громко требовал подать полотенце. Шаховский, надо признать, опомнился гораздо быстрее и не растерял при этом высокомерного апломба. Вскочив из-за стола и с ненавистью глядя на меня, он процедил: