Даркут: взросление. Том 1

Чиун переглянулся с Кыныком, вздохнул и направился к разъяренному тархану. Придется взять вину на себя, чтобы не пострадали товарищи.

Тэйанг наполовину опустился за горизонт.

Глава 2. Поход

Вот уже три дня, как двенадцать стай первогодков отправились в поход. Их путь лежал к землям народа палео, чтобы провести там обряды криптий.

Стая Ышбара шла в середине колонны. Заметив, что тархан смотрит в его сторону, Чиун сморщился от боли и потер спину.

Неделю назад за ослушание его отхлестали камчой с металлическими крючками на ремне. Тархан назначил сто ударов.

После наказания он должен был несколько дней лежать без движения. Но Чиун быстро поправился.

В ночь перед поркой он договорился с исполнителем, Аразом. За два кувшина аракхи тот согласился поменять ремень камчи из жесткой кожи гаура на волосяной, из темной шерсти овцебыка.

Издали камча выглядела, как обычная. Но удары наносила ласковые и поглаживающие.

Чиун призвал на помощь все свое актерское искусство. Отчаянно вертелся и изгибался во время порки. Кричать нельзя, для любого даркута это позор.

По окончании наказания на спине остались только легкие ссадины. Хорошо, что Дэуда уехал осматривать площадки для стрельбы из луков. А то удивился бы, почему спина мальчика не превратилась в кровавое месиво.

Впрочем, за исполнением поручения следил Силур. Когда Чиун свалился на землю и пополз на четвереньках, потому что якобы не держали ноги, помощник тархана усмехнулся и покачал головой.

Ничего не сказал и ушел. Чиун думал, что все прошло гладко.

Но поздно вечером его позвали в кибитку тархана. Кривясь от воображаемой боли в спине, мальчик добрел до жилища главы Иргилэ.

Дэуда сидел на трехногом стульчике у каменной плиты. Она служила столом. На неровной поверхности стояли глиняные миски и кружки, лежала развернутая карту местности. В центре тлел очаг. На стенках полыхали факелы, с них, шипя, капал жир. На соломенной постели валялись доспехи.

– Как ты говоришь, тебя зовут, мальчик? – устало спросил начальник лагеря.

– Я Чиун, сын Халька.

Дэуда погладил рукоять меча, прислоненного к столу.

– Надо бы вспороть тебе брюхо, Чиун, сын Халька и отправить твоему тэйпу твои вонючие лживые кишки. Но я сегодня слишком устал. Когда-нибудь это сделает кто-нибудь другой, запомни мои слова.

Чиун молчал и разглядывал начальника.

– Надеюсь, ты не думал, что обманул меня своим трюком с камчой? – спросил тот и Чиун похолодел. – Ну, да ладно, главное, что ты понес наказание на глазах у всех.

Он умолк. Шипели факелы. Где-то далеко в холмах выли волки. На пол падала прерывистая волнистая тень меча.

– Силур сказал, что ты в первый же день приезда сюда голыми руками убил ишаяку. Это правда? – спросил Дэуда.

Чиун кивнул.

– Мне тогда повезло.

Дэуда слегка кивнул в ответ.

– Молись, чтобы Тэйанг и дальше не обделял тебя удачей. Может статься, я отправлю тебя домой раньше, чем ты закончишь обучение. Ты передашь от меня послание жарчиутам. Понял?

Чиун снова кивнул. Дэуда внимательно посмотрел на него и сказал:

– Впрочем, все зависит от того, как ты покажешь себя на криптиях. Если опозоришь нас, я, так и быть, собственноручно вспорю тебе брюхо.

Он помолчал и добавил:

– Наступают тяжелые времена, сын Халька. В степи полыхает пожар. Даркуты режут друг друга, как бешеные волки. Им не нужны такие хитромудрые песьи хвосты, как ты. Мы нуждаемся в храбрых и послушных воинах. Я надеюсь, у тебя хватит ума не переступить черту.

И отвернулся. Чиун вышел из кибитки. Через пять дней первогодки выступили в поход для проведения криптий.

Еще три дня после этого Чиун делал вид, что у него болит спина.

Перед выездом из лагеря он повстречал Жибаеги. Его стая готовилась к выступлениям на Великих играх. Из-за того, что танец крови и ломанных костей прервали, исход поединков остался неясным.

– Я желаю тебе удачно выступить на криптиях, птенчик, – улыбнулся Жибаеги разбитыми губами. – Я буду ждать тебя обратно из похода. А когда ты вернешься, тебе не помогут уловки с отраженным светом и дурманом. Я отрежу головы тебе и другим синеротикам, и выложу из них красивый узор перед воротами лагеря.

Чиун приложил ладонь к уху.

– Говори громче, мой друг. А то мне показалось, что поблизости визжит пещерная гиена.

Жибаеги улыбнулся еще шире и прикрыл выпуклые глаза.

– До встречи, синеротик.

За полтора года обучения Чиун впервые выехал так далеко от лагеря. Черные холмистые равнины с вкраплениями скал постепенно сменялись горной местностью. На севере высились острые пики хребта Золотых гор с заснеженными вершинами.

Погода стояла жаркая. С гор дул холодный ветер.

Повсюду паслись зуброны, огромные быки, размерами не уступающие мамонтам. Саблезубые тигры, прижимаясь к земле, подкрадывались к стадам гигантских оленей. В воздухе порхали исполинские стрекозы и бабочки величиной с человека. Огромные гарпии летали в розовом небе, а еще выше парили орлы.

– Почему эти горы назвали Золотыми? – спросил Чиун у Ышбара.

Тот на ходу точил наконечник стрелы. Гаур споткнулся, вожак стаи порезал руку. Сердито оглянулся на мальчика.

– Откуда я знаю? Иди отсюда, не мешай.

Стаи юных даркутов ехали нестройными группами по равнине. Дэуда-тархан в доспехах обычно ехал в голове колонны, иногда отставал, осматривал строй и делал въедливые замечания.

Чиун подъехал к Илде. Друг жевал сушеный творог и насвистывал песенку.

– Почему эти горы Золотые? – спросил Чиун.

– Говорят, там есть горы целиком из золота, – тут же ответил Илде. – Когда восходит Тэйанг, они сверкают на много фарсангов вокруг. Но только тропы к ним заколдованы. Много смельчаков попыталось найти туда путь, но никому не удавалось. Все они погибли от рук демонов.

– Если они все умерли, – сказал Чиун, поразмыслив. – Тогда кто же видел золотые вершины?