Беглец

– Все к вашим услугам, – ласково ответила Она, нажав на несколько кнопок. И хлопнула по столу пачкой документов. – Это, в виде благодарности, тебе до обеда. И не бери трубку сегодня, если позвонит мой муж или незнакомый номер.

Маша выразительно приподняла брови, прищелкнула языком и махнула рукой…

– Мань, – простонала Она, вернувшись к разбору документов. Пальцы перебирали уголки скрепленных листов и выхватывали лишние, рассортировывая в несколько стопок. – Мне так жить скучно!

– Тебе?!

– Мне, – вздохнула Она, меняя заставку экрана на стандартную картинку.

– Да у тебя за день событий столько, сколько со мной за месяц не происходит. Детки у тебя, муж. Ну и… Не придумывай!

– Тошно мне. Повеситься охота. От этой работы я тупею. Домой не тянет. Плохо мне, – продолжала Она. – Вот если бы знать, для чего человек нужен. Я б лучше прикрыла собой танк на войне. Или, к примеру, дали б мне задание: покрасить великую китайскую стену. Я бы знаешь, с каким удовольствием ее красила? Красила бы и спала. Потом просыпалась и опять красила бы.

– Больная ты, – поморщилась Маша.

– Мне это тоже порой в голову приходит.

– Может, вечером, в бар? – Толик поставил перед ними по кружке горячего кофе. – Я еще не проставился, как-никак.

– У меня дела. Давайте завтра, – нахмурилась Она, вспомнив Семеныча. Его руки, взгляд, улыбку. «Вечером встретимся. А номер телефона не спросил. А он женат? Вечером. На ночь. А я и согласилась. Зачем?! – посмотрела в окно и ладонями горестно шлепнула себя по горящим щекам. – Вот дура!».

* * *

Обычный вечер для всех. Лишь двое в этом мире с волнением ждали его. Смотрели в течение дня на часы и желали, чтобы время не летело так быстро. Оба понимали всю скоропалительность принятого решения. Боялись очередного разочарования, чем иногда являлись встречи и заканчивались отношения, и хотели вечера.

«Что я так нервничаю? Вроде бы ничего особенного. Встретились двое, понравились друг другу. Мы же взрослые люди. Но что я так нервничаю?» – думал Семеныч, гоня машину к знакомой улице.

«А где мои мозги? – думала Она, торопясь к перекрестку. – Выпьем кофе где-нибудь, и я пойду домой. Мне еще только этого не хватало. Вернее, это уже надоело. Я не готова к новым отношениям, которые впоследствии станут очередной банальностью».

Она заметила его автомобиль издалека.

Семеныч ходил по тротуару возле машины взад – вперед, ожидая Ее. Ему нравилось ждать Ее. Он курил и слегка нервничал, но это было приятное волнение. Он мерил шагами улицу, и в это время у него из памяти стирался весь прошедший день, работа и семья.

Натянуто кивнули друг другу и спрятали взгляды. Одновременно они повернули и молча пошли по улице вперед. Мимо кафе и торговых центров, мимо домов и дворов. Вдоль дороги, по тротуару. У моста молча свернули к трехэтажному зданию гостиницы…

…Поднимались по крутой лестнице. Семеныч впереди, прислушиваясь к Ее шагам. Она – позади, глядя, как преодолевают ступеньки его ботинки.

«Зачем я согласилась?»

«Почему мне так напряженно? Она прелестна. А у меня даже язык с трудом поворачивается».

«Надо отдать ему должное, ведет себя вежливо, достойно. Знал бы он, как мне страшно. Что я наделала? Передо мной чужой незнакомый мужчина. Зачем я здесь? Может уйти, пока не поздно?» – подумала Она, испытующе взглянув на Семеныча. Он в это время вынул из прорези карточку, и дверь на этаж открылась. Семеныч поглядел на Ее, слегка зарумянившееся от волнения лицо, на закушенную нижнюю губу и, вновь, не желание обладать женщиной возникло в нем, а желание погладить, утешить, поцеловать это милое существо, обнять и успокоить.

Тревога стала покидать Ее…

Они расположились у столика в стандартном номере гостиницы, и довольно беззаботно разговаривали. Горели три ночных лампы: одна стояла на столике, две другие – на тумбочках, стоящих по обе стороны двуспальной кровати. Большой свет не зажигали. Был создан маленький уютный мир для двоих. Никто из них даже не догадывался о том, что этот мир возник не только на одну ночь, а расширяться дальше самостоятельно, поглощая тот мир, который был раньше.

Так, наверное, наступила первая ночь после создания мира.

Семеныч допил кофе. Ее бокал мартини опустел. Вялая беседа иссякла совершенно. Складывалось впечатление, что им не то, чтобы нечего сказать друг другу, а имеется более важное дело, которое уже просто невозможно становится откладывать.

Семеныч осторожно посмотрел на Нее:

– Иди ко мне?

От него веяло желанием. Заботой. Сильным мужчиной. Ласковым мужчиной. Она робко поднялась со стула и подошла к Семенычу.

Он притянул Ее к себе на колени.

Сердце билось отчаянно у обоих.

Их губы соприкоснулись.

Он целовал Ее долго и бережно, вдыхая Ее почти неощущаемый, трогательно нежный аромат. Он чувствовал Ее дыхание на своих губах. Он целовал Ее прохладные губы, Ее горевшие щеки, Ее закрытые веки, незащищенную одеждой шею.

Он дышал Ею и не мог надышаться.

Она целовала Семеныча, словно поцелуй был первым и последним в Ее жизни. Она пробовала его губы, уголки губ, крылья носа, глаза, брови… – то сильнее, то еле касаясь. Она с жадностью знакомилась с его запахом, вкусом, кожей. Ощущать себя в его сильных руках, которые с такой нежностью трогали Ее – казалось волшебством.

Пуговицы на его рубашке стеснительно расстегивались Ее пальцами – Ей не терпелось увидеть и почувствовать все его тело. Пиджак Семеныча уже давно валялся на полу. Вслед за рубашкой бесстыдно поддался Ее движениям и ремень на его брюках.

Не более метра оставалось до широкой постели.

Семеныч разделся окончательно. Она с восхищением смотрела на его красивое тело, оно казалось Ей совершенным. Теперь Она смотрела на всего него. Она немного боялась, но этот страх, этот невыразимый трепет перед мужчиной, был до невозможности приятен.

Семеныч приблизился к Ней. Притянул Ее лицо к своему лицу. Внимательно посмотрел в Ее завораживающие, с блеском желания, глаза. Обвил руками, продолжая медленно и неуверенно целовать. Бережно положил Ее на спину и продолжал целовать…

Он гладил Ее, как котенка. Он обнимал Ее и не мог оторваться. Он испытывал к Ней такую странную и необъяснимую, вдруг вырвавшуюся из глубины души, нежность, что… Ему этого было бы вполне достаточно, но…

Мужчина…

…Мужчина должен соответствовать принятым стереотипам. Если уж пригласил даму, и она согласилась, то отсутствие стремления к близости могло быть расценено как нерешительность или, того хуже, как мужская несостоятельность…

И Семеныч начал расстегивать пуговицы у Нее на блузке.

Она, выгибаясь, потянулась всем телом, с которого Семеныч в это время успел беспрепятственно снять последние остатки одежды, к выключателю. Лампа у постели погасла. Она, касаясь Семеныча и скользя в его руках, целуя и обнимая его, потянулась в противоположную сторону. Погасла вторая лампа. Остался гореть лишь ночник на столике.

Она стеснялась света. Ей хотелось полностью насытиться Семенычем, его телом так, чтобы свет не вскрывал Ее наслаждения процессом. Чтобы темнота дала полное расслабление, которое никакого свидетеля не терпит рядом с собой.

Семенычу же хотелось видеть Ее лицо: такое милое и невыразимо приятное; Ее фигуру: такую гипнотизирующую и восхитительную. Не хотелось ему выключать свет. Но Семеныч, конечно же, ничего не сказал.

Теперь, когда они были полностью обнажены, полумрак комнаты стал их одеждой, их миром, их любовью, в которых они постепенно исчезали. Ощущение поцелуя передалось всему телу Семеныча. Точно все его тело, целиком целовало Ее тело, тело его Катенка: такого маленького и хорошенького, такого независимого и строптивого…

Приближался тот самый момент, когда мужчина становится обладателем. Когда он входит в женщину, и ее тело с готовностью и безудержным желанием поддается его первому проникновению.

Это произошло неспешно и восхитительно.

Она сдалась полностью. Отдалась его силе, его власти, его красоте.