Постоянно находясь в состоянии опьянения, Серый начал чувствовал легкое неудобство, которое постепенно переросло в тупое раздражение. В своем стремлении к выпивке он привык преодолевать препятствия. Если хотел выпить – искал поводы скрыться от окружающих, если уже выпил – тоже старался не попадаться на глаза. Только вечером, за ужином или во время какого-нибудь праздника, Серый мог, никого не обманывая и ничего не придумывая, спокойно предаться любимому занятию. Да и то требовалось соблюдать меру или хотя бы делать вид, что таковая соблюдалась. Официально похмелиться получалось только во время большого праздника, которых было не так уж и много. Новый год, дни рождения, свадьба родственников…
Но здесь, в Неизвестности, у Серого наступил один большой праздник, который постепенно переставал им быть без видимых на то причин.
Александру надоело просто пить. Для того чтобы придти к комфортному состоянию, ему хотелось, чтобы выпивка являлась результатом усилий, своеобразной наградой за, пусть и небольшое, но действие. Это ощущение раздражения нарастало и не давало Серому спокойно блаженствовать в алкоголистической нирване.
В то же время Александр прекрасно понимал, что его тут некому ограничивать, да и, честно говоря, не хотелось ему внешних ограничений, от которых он сбежал в Неизвестность, а для внутренних – он был недостаточно сильной личностью.
…Как-то во время завтрака, попивая пиво с маслинами, Серый рассеяно слушал Музыканта. Тот, обсуждая недавний поход в город, рассказывал о необычном местном фрукте.
– Инджин… – задумчиво проговорил Музыкант, вертя в руках ножик и постукивая им по краю стола. – Интересно, что это за фрукт, который нигде не растет, а только здесь.
– Обычный фрукт с тягучей мякотью, – Катя взяла ножик из его рук и стала очищать апельсин, протягивая дольки Музыканту. – Дающий хорошее настроение, как они сказали.
– А что, если брагу сделать из этого инджина? – неожиданно оживился Серый.
– Саш, зачем тебе брага? – удивился Музыкант. – Тебе алкоголя не хватает?
– Вот ты пишешь музыку. Тебе ее не хватает? Той, что есть?
– Нет, – Музыкант внимательно посмотрел на Серого. – Я пишу, потому что мне это нравится. Я, кажется, тебя понимаю. Скучно просто так пить стало? С исчезновением запретов, и кайф пропал?
– Ну, вроде того, – вздохнул Александр. – Кать, а как переводится этот инджин?
– Ин джин. Бог внутри, – серьезно ответила она, откладывая нож.
– Не слушай ее, – Музыкант рассмеялся, – мотор, кажется… Или двигатель… Или локомотив. Я точно не помню. Или ядро.
– Локомотив говоришь? – Серый приободрился. – Хорошее название. В тему, однако.
– Хватит мне уже апельсин давать! – Музыкант посмотрел на Катю.
– Ты ешь, я и даю, – она собрала корки на тарелку.
– Ты даешь, я и ем, – улыбнулся он.
– Вот и катимся оба по инерции…
* * *
Наскоро завершив трапезу, Александр бодрым шагом направился в город. Настроение у него улучшилось. От легкой депрессии, мешавшей ему спокойно пить в последнее время, не осталось и следа.
«Если этот фрукт поднимает тонус, значит, и брага получится из него отменная!» – рассуждал Александр, приближаясь к кафе.
– Здравствуйте! – улыбнулся бармен. – Кофе?
– Нет, спасибо, – Серый мотнул головой, подсаживаясь к стойке. – Где я могу достать инджин?
– Инджин? – удивился парень. – А зачем?
– Ну… поесть, – замялся Серый.
– Понимаешь, мы ведь продаем инджин, за счет него существует наш город. Его здесь ценят. Его берегут. Это единственное, что есть у нас, – развел руками бармен. – Его просто так тебе никто не даст.
Александр задумался. Потом хлопнул себя ладонями по коленкам:
– А мне и не надо просто так! Давай, меняться?
– Можно… – засмеялся бармен. – А что ты можешь предложить взамен?
Серый вытащил из кармана небольшую металлическую фляжку, стилизованную под портсигар: