Любовь. Адаптация

Антонина Матвеевна, чуть поджав губы, смотрела, как Димка жадно ест. Он густо обмазывал вареньем овсяное печенье и подносил ко рту, подставляя ладонь, чтобы случайно не капнуть на стол. Уши Сивашова покраснели, он боялся, что его могут выставить вон и старался успеть наесться.

Степан Ильич беззвучно и медленно помешивал чай. Мыслями он возвращался в прошедший вечер к жуткому происшествию. Бац! – и голова отлетает в сторону, но тело всё ещё шевелится. Долго шевелится. Он видел это, и потому не было сомнений в словах Димки.

Молча приняв от жены «розеточку» с вареньем, Степан рассматривал ягоды вишни, отчего-то тоже невольно сравнивая их с отрубленной головой. От этого становилось тошно и совсем расхотелось есть.

– Значит, ползает? – наконец прервала молчание Антонина, отставляя чашку с чаем, к которому не притронулась.

– Без головы! – громким шёпотом заверил Сивашов, а потом, куснув ещё печенья, сообщил. – Я решил, что уже допился, раз вижу такое. А оказалось, это дед Стёпа укокошил того чудика.

– Значит, не укокошил!

– Да, а ещё там ходят такие же странные… Много!

– Тоже без головы что ли? – ужаснулась Антонина.

– Те с головами, но они как будто… Ну мёртвые что ли, – замялся Димка, косясь на Степана. Вдруг застеснявшись, он отпил из чашки и кашлянул. – Некоторые там почти голые, в лохмотьях. Белые все какие-то, раненые, с синяками, как после драки… Рук у одного нет! Страсть такая! Что вообще за хрень с ними случилась?! – Димка хотел матернуться покрепче, но замолчал.

– А что за люди? Знаешь кого-то? – подумав, спросил старик.

– Наших не видал. Ходят группами, в дома не заходят. Здесь пока мало, на дальней улице, что к лесу прилегает – вот там человек двенадцать точно было, – Сивашов наморщил лоб, припоминая.

– Голые и не мёрзнут? – предположила Антонина. – «Моржи» что ли какие?

– Вот сам не знаю! Не жмутся и не прыгают, стоят себе и стоят.

– Узнать бы, чего хотят, может поговорить. Только осторожно надо, а то вдруг они такие же, как тот, безголовый… Невменяемые.

– Нужно попробовать, – Димка смущённо почесал шею. – Вдвоём идти надо. Если там что-то серьёзное происходит, меня слушать не будут. А если с Ильичом пойду, то уже, как ни крути, авторитетное мнение будет.

– О чём говорить с ними собираешься?

– Да чёрт разберёт… Надо сперва начать, а там разберёмся.

– Погоди, куда это ты собрался его тащить? На какое такое собрание с голыми людьми? – забеспокоилась Антонина, поняв, куда клонит Сивашов. – Не пущу! Нам вообще уезжать скоро!

– Тем более! Посмотреть надо бы. Мало ли что…

– Больные они или «моржи» – так и пусть себе ходят сколько влезет, а нам уезжать. Не впутывай его, он и сам себе приключений найдёт!

– Тоня, – старик поднялся и мирно кивнул жене, – надо сходить. Тут, видишь, дело необычное. Нельзя уезжать, не разобравшись.

– Добегаешься ты!

– Мы быстро.

– Да что с вами сделаешь! Сговорились уже, не иначе! Идите. Только осторожнее, – Антонина устало отмахнулась.

– Может, ты с нами хочешь? – вдруг предложил Степан.

– Нет, мне вчерашнего хватило.

– Всё будет хорошо. Мы издали посмотрим и вернёмся!

– Тока это! Вооружиться нужно! – с набитым ртом промычал Димка, запихивая в рот очередное печенье.

– Второй лопаты нет. Грабли хочешь? Но с ними не очень удобно.

– Нож может какой дашь?

– Лучше нож!

– Во, самый раз! Тащи! Мне бы ещё штаны какие-то, а то я свои порвал, пока к вам лез. Несолидно в рваных идти! Вдруг что! – посетовал Димка, показывая дыру на брюках, в которой виднелась худая волосатая нога.

– Обалдел? Ты только посмотреть собирался. А теперь и нож, и штаны подавай! Чего ещё надо? – резко заметила Антонина Матвеевна, поднимаясь.

– А чего? Нож для защиты, если что деда твоего оборонять стану, – забурчал Сивашов. – Если там собрание какое, так приличным буду. Постою рядом красивым. Ну баб Тонь, дайте мне брюки, холодно же, в дыры задувает. На время. Я ж отдам потом!

– Да ну, неужели?

– Рация нужна, чтоб связь держать. Если что случится, чтобы подмога была, – осмелев, но на полном серьёзе сказал Димка.

– Рация! – хохотнул Степан. – Шпион! Вместо рации у нас Тоня.

Сивашов тоже заржал и сунул в карман ещё пару печенья.

– Вы сбрендили оба! – в сердцах всплеснула руками Антонина.

– Да пусть и так. Мы, может, открытие мировое сделаем! – важно заметил Димка и допил чай. – Так что ты, баб Тонь, обидное не говори пока, придержи напотом.

Антонина выразительно покрутила пальцем у виска. На её лица была такая гамма переживаний, что не нужно было ничего добавлять.

– Штаны-то дашь, а, баб Тонь?

– У него нет лишних брюк, – сухо отказала старушка. – Только треники.

– Ну и ладно. Пусть треники … – немного расстроено кивнул Димка и доел варенье, подгребая его ложкой прямо в рот.

Степан гремел ящиками серванта. Достал огромный нож – самоделку, выточенный на станке из листа металла. Нож был старым, немного поеденным рыжей ржавчиной. Носик у него давно скололся, но более грозного оружия для предстоящего похода нельзя было найти.

Старик с довольным видом покрутил ножом, а потом вручил Димке:

– Постарайся не потерять.

Мужчины покидали дом в полной боевой готовности. Выпроводив закадычных друзей, Антонина села за стол, обхватила голову руками и закрыла глаза. Второй день в жизни происходило то, чего не могло быть в принципе. Никаких объяснений, кроме тех, что придумывали они сами, не было. И это казалось самым тревожным. Становилось не по себе от понимания, что может случиться дальше.

4. Небылицы

На улице Степан Ильич и Димка некоторое время препирались, решая, как и когда лучше идти: напрямую или в обход, сейчас или выждать до темноты. Тянуть не хотелось, да и Антонина сразу заподозрила бы неладное. К тому же зять должен был приехать и хотелось вернуться к его появлению.