– И кто? – отвлеклась я.
– Наш несгибаемый Леня!
– О-о-о…
Что-то не хочу я отвечать на вопросы, ответы на которые все равно не могу дать! А если учесть, как я убегала из его квартиры… их будет много!
– Знаешь что, – начала я, но взглянув на Майка, ожидающего ответа, передумала, – Иду! Даже бегу!
Глава 3
– У меня к тебе один вопрос, – наконец-то решился Леня. Мы делали уже третий круг по тихой улочке, примыкающей к воротам.
Одноклассник шел с видом человека, не до конца уверенного в правильности выбранного пути.
– И?
– Может, это будет звучать глупо, но поставь себя на мое место. К тебе приходит одноклассница – и в стекло начинают лететь пули. Это же не сериал! Я же не супергерой, чтобы кому-нибудь было нужно палить по моим окнам! Значит дело в тебе. К тому же, сериал плавно перерос в фильм ужасов. Из ковра на стене я выковырял метательные звездочки, последнюю неделю не могу отделаться от ощущения, что за мной следят, и ко всему прочему, у одноклассницы, вытолкнувшей меня из-под обстрела, начинают искажаться черты лица! Может у меня галлюцинации, но отсутствие стекла в оконной раме и вот это, – Леня аккуратно достал из сумки полиэтиленовый пакет, в котором спокойно лежал милиритовый ужастик в количестве трех штук, – это доказывает, что я еще в своем уме!
Леня изложил все подробно, обстоятельно, как и подобает отличнику. Вот только, что мне было на это ответить?
Я рассказала папе о случившемся, но он велел разбираться самостоятельно, если я, конечно, хочу, чтобы мой одноклассник жил долго и счастливо. Леня лечил простуду дольше, чем я рану в плече, и в школе не появлялся. За всеми событиями я успела напрочь позабыть о грозящем «разоблачении»
Надо что-то предпринять! И прямо сейчас…
– Эй, «парень» (здесь и дальше слова будет заменены цензурными синонимами).
Я озадаченно повернула голову. К нам подгребала компания радикально бритых личностей, отличающихся стойкой нелюбовью ко всем подряд. Я критически оглядела Леню. К понтовым штанишкам, держащимся на одном честном слове пониже линии… всего, прибавилась длиннющая байка и кепка набекрень. Да… Музыкальные предпочтения у всех нас явно не совпадают.
– Ты … «нехороший», по-русски не понимаешь? … «вали» отсюда. … «девочку» … мы … … Она … «пообщаемся» … !
Ну все! Такого я в свой адрес не потерплю!
Леня растерянно посмотрел на меня – я улыбнулась. В голове уже зрел милый в своей мерзопакостности план, как решить все проблемы скопом.
Я, конечно, могу их одной… нет, все-таки двумя руками упаковать, правда, окончательно. Но это не пойдет. Да и зачем обижать идиотов?
– Мальчики, может не стоит обострять отношения? – мило улыбнулась я.
– Да … в… на…
– Не трудитесь, я все равно поняла только предлоги.
Ребята отбросили дипломатию и двинулись к нам. Я ждала, уютно опершись спиной на ближайшее дерево. В метре от нас парни замерли, разглядев, наконец, мою улыбку. Я честно улыбалась со всей доступной мне доброжелательностью, но резко выдающиеся клыки, подходящие больше саблезубому тигру, чем вампиру (ой, перестаралась), отбили у ребят всякую охоту к дальнейшему знакомству. Ладно, закрепим полученный эффект.
Я задумчиво облизнулась.
– У кого первая группа крови может отойти сразу – не нравится!
И почему, как вы думаете, у всех оказалась именно первая? Леня с нездоровым интересом стоматолога осмотрел мою улыбку, которая уже начала принимать нормальный вид.
– Нереально! Настоящий… вам…, – я ловко запечатала ладонью рот восхищающемуся Лене.
– Ты умеешь хранить секреты?
Глава 4
Я осторожно зашла в холл, стараясь не столкнуться со шляющейся по первому этажу экскурсионной группой. Немолодая женщина, работающая у мамы Келли «другом семьи», как она сама себя называла, убирала, готовила и с восторгом рассказывала туристам старые байки о горячо любимом доме.
Короткая пробежка – и хлопнувшая дверь библиотеки ознаменовала успешное прохождение самого опасного участка маршрута. Там я и обнаружила Вика, спиной ко мне сидевшего у камина с очередной книгой в руках. Вот она, первая жертва, которая услышит новости.
– Скучаешь? – поинтересовалась я.
Он поднял голову – и тщательно подготовленное описание последних новостей застряло в горле. В серых глазах плескалась тоска, затягивающая словно в омут. Я остановилась посреди комнаты. Сердце сжало нехорошее предчувствие.
– Что…
Вик, молча, протянул мне газетную страницу, лежавшую поверх раскрытой книги. На самом верху листа бросалась в глаза жуткая фотография перевернутой машины. Я выхватила его, прочитала заглавие…
И буквы запрыгали перед глазами.
Авария… Погибшие… По встречной… Не удалось спасти… Имя и фамилия Вика крупным безликим газетным шрифтом…
– Нет, – я судорожно сжала пальцы, сминая газетную вырезку. – Это жестоко…
– Я не знаю, как сможет пережить это известие моя мама, – прошептал Вик, не отрывая взгляда от фотографии. – Это моя плата за то, что я стал таким как вы.
– Ты родился таким, как мы, а оборотни не обязаны платить за свое существование! Кто это сделал?! Мы могли бы что-нибудь придумать! Папа не был бы против твоих встреч с семьей! – я почти кричала.
– Дело не в новом аноре. Если бы стая заподозрила, что моя семья каким-либо образом мешает их планом, совет не постеснялся бы их убрать. Меня прежнего больше нет, и для своей семьи я должен исчезнуть…
– Это не выход, – обреченно прошептала я, отчаянно не желая верить в то, что уже слишком поздно для того, чтобы что-то изменить…
Не знаю, как бы отреагировала моя семья на такое известие. Невольно вспомнился убитый горем Келли, старающийся сдержать слезы у могилы отца.
В глазах начало мутнеть, причем не только из-за застилающих их слез. Повернув голову на скрип открывающейся двери, я поняла, что куда-то проваливаюсь…
Последующие несколько дней я провалялась в кровати, безнадежно застряв между двумя своими половинами. Я безучастно лежала носом к стене, даже если кто-то и заходил в комнату. Лона-человек была в панике, Лона-волчица ее не понимала, а потому в целях собственной безопасности не позволяла полностью отобрать у себя контроль. Дверь периодически скрипела, впуская и выпуская оборотней. Они всегда приходили в разное время, что-то говорили. Один из них, от него пахло папой, его волчица узнавала всегда, ласково гладил по заострившимся ушам. Часто приходил еще кто-то, он не гладил, и пахло от него не так, как от мамы с папой, но тоже очень знакомо. Волчица никак не могла понять, как ее вторая половина относится к этому оборотню. Чувства для нее были слишком сумбурные и сложные, но ей самой он нравился. Ей нравились и другие: Сильный Волк, Белая Волчица, и Тот, кто приходил чаще всех и говорил, говорил, говорил. «Спасибо, Рыжий», – волчица попыталась мотнуть головой – и свет померк.
Я очнулась.
Голова болела так, как будто меня топили в бочке самогона: глаза разъезжались, мысли двоились.
– Каааак мне плохо! – пожаловалась я неизвестно кому, не надеясь, что мне ответят.
– Догадываюсь, – легко согласился Рыжик откуда-то сбоку. – Рад, что ты снова с нами.
– А я как-то не очень.