Стая

Он протягивает руку и осторожно касается запястья девушки.

– Зачем ты ушел из команды? – упавшим голосом спрашивает Оливия. – Зачем бросил работу?

– Больше никаких разъездов по стране. Мое место рядом с тобой.

Долгий болезненный вдох сводит грудную клетку, громко свистит в горле. Однако они не замечают моего присутствия, поглощенные вниманием друг друга.

Слегка наклонившись к лицу Оливии, Джейсон прикрывает глаза и припадает к ее губам целомудренным поцелуем. На их лицах – резная тень от крошечной веточки омелы, божественного благословения, которое так жестоко обошлось с тем, кто принес его в этот дом.

То была не ревность, а черная отравляющая зависть. Не вы двое должны были сегодня соединить свои сердца под символом Рождества. Господи, почему жизнь настолько несправедлива?

Я должен отвернуться, потому что внутри все рушится. Но я не в силах не смотреть. Зависть обхватывает сердце хищной ладонью. Замахнувшись ногой, врубаюсь во входную дверь, и та оглушительно хлопает. Влюбленные вздрагивают и оборачиваются на меня.

– Бруно? – сипло осведомляется Джейсон.

– Собственной персоной. – Кривлю натянутую улыбку. – Прошу прощения, что помешал.

– Ты не…

– Не беспокойся, я просто накину куртку и пойду прогуляться.

Дрожащими руками стягиваю с вешалки верхнюю одежду. Сердце колотится в груди как сумасшедшее, в горле застревает комок обиды.

– Все в порядке? – осторожно спрашивает Оливия.

Я замираю возле входной двери, распахнув ее ровно наполовину. Снаружи рвется холодный ветер, разбрасывающий перья свежего снега. Душа надломлено хрустит.

– Нет. Я вешал эту омелу не для вас.

Внутри кипит странное чувство горечи, смешивающееся с алкогольным дурманом. Толкнув деревянную дверь, практически вываливаюсь на улицу и тут же запрокидываю голову, с наслаждением втягивая прохладный ночной воздух.

Сегодня на редкость светлая ночь. Качаясь поломанной шаландой, шагаю вперед, не разбирая дороги. Земля трясется под ногами, мотая тропинку то вправо, то влево. Я не мог залить за воротник столько глинтвейна. Со мной явно что-то не так. Слабость приливает к сердцу холодной волной. Остановившись, хватаюсь за куртку и тяжело вздыхаю, борясь со странным ощущением, ломающим ребра. А потом ноги продолжают нести меня в сторону леса.

Что-то невероятно яркое светит мне прямо в лицо. Я слепну от резкого красного сияния, ударившего по глазницам. Оно такое мерзкое и ядовитое, совсем как одиночество в рождественскую ночь.

– Да что за…

Не договариваю и громко вскрикиваю. Грудь пронзает острая боль. Охнув, сгибаюсь пополам и едва не оседаю на землю. От невыносимого жара, поднимающегося в груди, меня бросает в пот. Это чувство было мне известно. Слишком хорошо.

Мы были знакомы с ним уже больше ста лет.

Повалившись в снег, выгибаюсь дугой, силясь прервать мучительные судороги. Издав пронзительный крик, смотрю на горизонт, будто пытаясь зацепиться за его ровную линию. Последнее, что видят мои глаза – громадные лапы елей, безжизненно опустившихся над сугробами.

Больше ничего.

Взор застилает красная яростная мгла.

5

– Да чтоб тебя!

Роняю бутылочку клея и торопливо вытираю лужу рукавом. Сложив руки на деревянном столе, уныло смотрю на синеватое мерцание старого телевизора. Звук убавлен почти на минимум, оставляя лишь фоновый шум. Без него я просто не мог ничего клеить.

Который день пытаюсь придумать, что можно сделать из этого куска гофрированного картона, но в голову ничего не дельного не приходит. Сначала хотел носорога, потом замок, а сейчас на меня смотрит недоделанный лебедь, которого как будто лоб в лоб сбил грузовик. А потом сдал назад и еще раз сбил.

За спиной скрипит приоткрывшееся окно, громко бряцает подоконник. Резко обернувшись, смотрю на медленно отходящую створку, впускающую в душную комнату ночной ветер. Белый тюль надувается парусом, и я торопливо поднимаюсь со стула, чтобы закрыть окно. Не хватало еще нюхать машинное масло и бензин. Скорее всего, очередная птица не рассчитала траекторию и врезалась в подоконник. В Сьеррвуде даже птицы какие-то психованные.

Остановившись посередине комнаты, я сладко потягиваюсь и смотрю в пустой лист с маленькой завитушкой в правом верхнем углу, где я пытался начертить макет. Она плывет перед глазами, улетает за границы, потом снова возвращается назад, когда я резко встряхиваю головой. Похоже, кому-то и вправду нужно хорошо выспаться, пока пол с потолком не улетели как эта завитушка.

Вернув листы картона в папку, скидываю махровый халат и присаживаюсь на жесткую кровать со старым матрасом. Еще пару секунд смотрю в мерцающий экран телевизора, даже не соображая, что показывают. Потом щелкаю кнопкой пульта, и в комнате повисает приятный бархатный мрак.

Устроившись под тонким одеялом, прикрываю глаза, стараясь расслабиться и отпустить мысли в свободный полет. Мобильник молчит, значит у Вал все в порядке. Или она опять геройствует, не считая нужным звать меня.

Хорошенько выспаться я не мог уже дня три, поэтому, перевернувшись на бок, проваливаюсь в глубокий сон.

Надеюсь, что завтра я склею какой-нибудь танк из своей картонки.

Мне снился ад, в котором горели грешники, скукоживаясь от страха и боли. Мрачная бездна без конца и края. Громкие крики и раскаленный металл котлов, в котором вращалась бесконечность пороков. Нужно немедленно просыпаться.

Слишком жарко. Обжигающее пекло неприятно стискивает кожу, и я нервно подскакиваю на постели, возмущенный реалистичностью кошмара.

Оборотням они не снятся.

Потирая глаза в полусонном бреду, я с трудом разлепляю глаза. Густой белесый туман, в котором погрязла вся комната. Горло наполняется едким запахом гари, от которого перехватывает внутренности.

Пожар.

Перемахнув через письменный стол, в один прыжок оказываюсь у двери и наваливаюсь на нее всем весом тела. Оттуда тянет невероятным жаром, пахнет бензином и машинным маслом. Если вовремя не вырвусь отсюда, то погибну как печеная картошка в бензине – тут все на воздух взлетит вместе с моей квартирой. Несмотря на адские усилия, дверь не поддается, словно ее подперли чем-то тяжелым с другой стороны.

– Черт!

Я едва успеваю отпрыгнуть в сторону, когда изношенный пол прошивает здоровенный язык пламени, вырвавшийся с автомастерской. Едва не падаю навзничь, пораженный злобой огня.

Пламя тут же перекидывается на деревянный стол, охватывает бумаги. Меня обдает пеклом пожара, задевая кожу руки. Вскрикнув от боли, пячусь в противоположную сторону. Через мгновение половина комнаты тонет в черном дыму, а стол разламывается пополам, взметнув в воздух сноп обжигающих искр.

Человек бы давно задохнулся в этом горячем смраде, но я сумел проснуться. И теперь пора бежать, пока не начал рушиться пол.

Времени нет, поэтому я разбегаюсь, насколько это возможно, и выпрыгиваю из окна. Сверкает стекло, в обожженной руке застревают осколки. Автомастерская полыхает сверхновой звездой. Перед приземлением меня обдает обжигающим воздухом, полоснувшим по обнаженной спине.

Рухнув на землю, почти теряю сознание от боли и удара об асфальт. Озираясь по сторонам, вижу паникующих людей и гигантский черный внедорожник, остановившийся прямо там, где мы с Вал распрощались до утра.

Это просто дым, я просто надышался…

Плохо соображая, что делаю, перекатываюсь на живот и упираюсь руками в асфальт. С трудом поднявшись на ноги, ковыляю к можжевеловым кустам возле соседнего дома. Рухнув в изгородь, оцарапываю руки кривыми ветками. От ожога саднит кожа, в груди застревает густой дым, покрывая внутренности сухой горькой резью.

Приподнявшись на локте, смотрю в сторону горевшей автомастерской. Интересно, каким чудом я вообще выбрался?

Судорожно выискиваю черный внедорожник, но тот словно пришел следом за кошмарным сном – его и след простыл. Облегченно уронив голову на мягкую землю, я понимаю, что спасен. Просто привиделось.