Иная Русь

Но Киев – не просто город. Это уже великая земля, великая держава. Из кого она складывалась? Читаем летопись.

«Поляномъ же жиущемъ особе, якоже рекохомъ, сущимъ от рода словеньска, и нарекошася поляне, а деревляне от словенъ же, и нарекошася древляне; радимичи бо и вятичи от ляховъ. Бяста бо 2 брата в лесех, – Радим, а другий Вятько, – и пришедъша седоста Радимъ на Съжю, и прозвашася радимичи, а Вятько седе съ родомъ своимъ по Оце, от него же прозвашася вятичи. И живяху в мире поляне, и деревляне, и северъ, и радимичи, вятичи и хрвате. Дулеби живяху по Бугу, где ныне велыняне, а улучи и тиверьци седяху бо по Днестру, приседяху къ Дунаеви. Бе множьство ихъ; седяху бо по Днестру оли до моря, суть гради их и до сего дне, да то ся зваху от Грекь Великая Скуфь».

Да, вот мы и пришли к самому главному: теперь я буду больше говорить о кривичах, радимичах и дреговичах, племенах, которые дали начало нынешним белорусам. Но, прежде чем пристально вглядеться в заприпятские земли Киевской Руси, необходимо сказать несколько слов о давних славянских богах. Без этого не обойтись, потому что вместе с созданием Киевского государства произошла замена пантеона многочисленных языческих богов на одного бога, бога-отца, бога-сына и святого духа. Не просто распятый и воскресший бог от матери человеческой заменил деревянных и каменных болванов, а переиначился духовный мир наших предков. Глаза, которые видели лишь леса, реки и горы, которые видели только себя и себе подобных, на этот раз остановились на чем-то другом. Душа человеческая предстала перед человеком земным во всей своей глубине и величии. Идея бессмертия души, а равно человека, основалась на идее нравственной красоты. Бог как нравственный символ освятил земную жизнь человека.

Илларион в «Слове о Законе и Благодати» писал: «И уже не идолослужителе зовемся, но христиани, не еще безнадежници, нъ уповающе въ жизнь вечную. И уже не капище сътонино съграждаемь, но Христовы церкви зиждемь, уже не закалаемь бесомъ другъ друга, нъ Христосъ за ны закалаемь бываеть и дробимъ въ жертву богу и отьцю. И уже не жертвенныа крове въкушающе погыбаемь, нъ Христовы пречистыа крове въкушающе съпасаемся. Вся страны благый богь нашь помилова и насъ не презре, въсхоте и спасе ны, и въ разумъ истинный приведе.

…И въ едино время вся земля наша въ славе Христа съ отцемь и съ святымъ духомъ. Тогда начать мракь идольский отъ насъ отходити и зоре благоверия явишася, тогда тма бесослуганиа погыбе и слово евангельское землю нашу осия, капища раздрушаахуся и церкви поставляахуся, идолы съкрушаахуся и иконы святыихь являахуся, беси пробегааху, кресть грады свящаше…»

А вот Кирилл Туровский, самый поэтичный из древнерусских проповедников: «Ныня зима греховная покаяниемь престала есть и лед неверия богоразумиемь растаяся; зима убо язычьскаго кумирослужения апостолскимь учениемь и Христовою верою престала есть, ледъ же Фомина неверия показаниемь Христов ребръ растаяся. Днесь весна красуеться, оживляющи земное естьство, и бурьинии ветри тихо повевающе, плоды гобьзують, и земля семана питающи зеленую траву ражаеть. Весна убо красная есть вера Христова, яже крещениемь поражаеть человеческое паки естьство; бурнии же ветри – грехотворнии помыслы, иже покаяниемь претьворьшеся на добродетель душеполезныя плоды гобьзують; земля же естъства нашего, аки семя слово божие приемьши и страхом его болящи присно, дух спасения ражаеть».

Торжественные слова Кирилла Туровского удивляют нас не только христианским пафосом, но и чрезвычайно сильным языческим духом. Да, проповедник истинной веры епископ Туровский в своих «Словах» опирался на поэтическую традицию славян-язычников. Весна красная, холмы высокие, ветры буйные, деревья дубравные – разве не из «веснянок» это? А фольклорный параллелизм, который объединял византийскую и народно-поэтическую традиции? Творчество зачинателя белорусской изящной словесности – это вершина эпохи двоеверия, когда христианство еще не победило язычества. Собственно говоря, недаром было когда-то сказано: старые боги умирали, а новых так и не принял белорусский народ…

Так что же за боги владели душами радимичей, дреговичей, кривичей? Исчезли они бесследно или все же подают еще голос из леса, с поля и реки? Замена одних богов другими не обходилась без неизбежных потерь. А полный отказ от богов?…

«Повесть временных лет» подробно рассказывает о крещении Руси, однако языческих богов она почти не называет. Владимир Ясное Солнышко «яко приде, повеле кумиры испроврещи, овы исещи, а другия огневи предати. Перуна же повеле привязати коневи кь хвосту и влещи с горы по Боричеву на Ручай, 12 мужа пристави тети жезльемь. Се же не яко древу чюющю, но на поруганье бесу, же прелщаще симь образом человекы, да възмездье приметь от человека. «Великий ecи, гoсподи, чюдна дела твоя!» Вчера чтимь от человекь, а днесь поругаемъ. Влекому же ему по Ручаю к Днепру, плакахуся его невернии людье, еще бо не бяху прияли святаго крещенья. И привлекше, вринуша и въ Днепръ».

Но есть еще одно свидетельство из тех времен – «Слово некоего христолюбца, ревнителя по правой вере»: «Ако Илья Фезвитянинъ, заклавыи ерея жерца идольския числом 300 и рече: «Ревнуя, поревновахъ по господе вседержители», тако и сеи не мога терпети хрестьян двоеверно живущих, и верують в Пepyнa, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и в Ръгла, и въ Вилы, ихъ же числом 39 сестриць. Глаголять невегласи и мнять богинями и так покладывахуть имъ теребы, и куры имъ режут, и огневе молятся, зовуще его Сварожичемъ, и чесновиток богомъ же его творят». И дальше: «Того ради не подобает крестьяномъ игръ бесовьскиих играти, еже есть плясанье, гуденье, песни мирьскыия и жертвы идольския, еже моляться огневе под овиномъ, и Вилам, и Мокоше, и Симу, и Ръглу, и Перуну, и Роду, и Рожанице…»

Это «Слово» для нас ценно по двум причинам. Первая – здесь перечислены поганские боги, которым поклоняются «лже-христиане». Вторая – оно дает нам возможность увидеть истинную картину тогдашней духовной жизни. Двоеверие – вот что было характерно для XI–XII веков. Собственно, летописная Литва была окрещена в православие туровским епископом только в 1405 году. Значит, последнюю границу можно отнести намного дальше.

Древний автор перечислил для нас часть языческого пантеона богов, которых еще не забыли в те времена. Перун – бог войны, дождя и грома. Хорс (он же Ярило, Даждьбог, Сварог) – бог солнца, животворящей силы природы. Мокошь (у Б. Рыбакова Макошь) – богиня урожайности, заступница всех женщин. Сим и Регл, или Семарг – божество, которое охраняет семена и всходы, рисовали его как крылатую собаку. Вилы, они же русалки – богини утренних туманов, росы на полях, представали они в виде дев с распущенными волосами. Последние вместе с волколаками почему-то лучше других «нечистиков» сохранились в памяти белорусов. Вот что было записано в одной из лингвистических экспедиций на белорусское Полесье совсем недавно: «Русавка – такая будто баба с распущенной косянкой, они сидят, колышут детей на тех местах, где пущи были. До Купального Ивана не купались, потому что русавки были в воде, а после Купального Ивана шли они в жито. Говорили, что русавки когда-то были девками, вот какая-нибудь из них уже запилась, заручилась, а замуж не пошла. И дитя, которое некрещеное умрет, – тоже русавка».

Род – языческое божество природы, вселенной и урожайности. Рожаницы – заступницы женщин-рожениц, богини всего живого. Ну а Сварожичи – сыновья Сварога.

Конечно, сейчас мы хорошо знаем, что это далеко не полный перечень языческих богов. Но надо учесть, что, во-первых, для автора «Слова» те боги были всего только «бесовским порождением», которое надо было уничтожать и искоренять, а во-вторых, ему было абсолютно все равно, кто из этих богов главный, а кто подручный. Перун стоит где-то за Симом и Реглом. Возможно, это умышленная ошибка – мол, самое ему там место, поганцу, разбрасывающемуся молниями.

Русь была окрещена греком митрополитом Михаилом в конце десятого столетия при князе Владимире, сыне Святослава. История христианства к этому моменту отсчитывала уже без малого тысячу лет. А язычество, из каких глубин времени выходило оно?

Письменные источники, те же летописи, свидетельства греческих, византийских и арабских историков дают не так уж много. Известно только, что в конце X века, когда идея крещения Руси вот-вот должна была осуществиться – а за эту идею последовательно боролись княгиня Ольга с некоторыми другими подвижниками, – волхвы Киевской Руси создали новый пантеон языческих богов, немного отличный от прежнего. Об этом говорит много фактов. Б. Рыбаков считает, что новый пантеон был, во-первых, антитезой христианскому триединству, а во-вторых, волхвы воскресили и перенесли в Киев несколько архаических местных богов, которые восходили ко временам сколотским. Таким образом, верховным божеством стал Перун, хотя испокон веку это место принадлежало другому богу. Род – вот настоящий верховный бог древних славян, именно он всегда был и – опосредованно – остается главным в славянском миропонимании даже до нашего времени.

Перун понадобился волхвам как бог войны, как символ княжеской власти, а Род – это Род. Род, народ, родина, природа, родить, урожай… Недаром и радуница (роданица) – день поминовения предков.

У Константина Багрянородного под 948 годом н. э. есть такая запись: «Пройдя это место, они (славяне) доходят до острова, который называется святым Григорием, и на этом острове совершают свои жертвоприношения, потому что там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, вокруг втыкают стрелы, а некоторые приносят куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай. Насчет петухов они бросают жребий – или зарезать их, или съесть, или отпустить живыми».

Так какому же богу приносились эти жертвы? Перуну? Дереву-богу? Или все же Роду?

Дуб был главным деревом не только славян и балтов, Зевс тоже сидел на дубе, и ничего странного в этом нет. Самое красивое, крепкое и долговечное дерево на этих землях, оно просто должно было представляться нашим предкам божеским. Действительно, вспоминаешь разные уголки Беларуси – и прежде всего видишь дубы. На высоком берегу Днепра между устьями Березины и Сожа дубовые рощи (гаи) тянутся на многие километры. Дубы здесь стоят вольно, твердо, никого не пускают себе под ноги. Тонкостволые березняки жмутся по ложбинкам, осинники загнаны в верховые болота, тонкие сосны, где облитые медью, где забронзовелые, смотрят на широкую речную пойму из далекого леса, – а дубы как зубры среди стад мелкорослых серн и ланей. А наднеманская Миколаевщина, родина Якуба Коласа? Толстенные дубы стоят далеко друг от друга, из густозеленого дерна выпирают корни, похожие на подземных змеев, и никто не знает, куда эти дубы шагают. В Налибокскую пущу? К своим братьям на Днепре?

Присвитязские дубы более задумчивые. Видно, они влюбились в нежно-стыдливую, осененную утренним туманом и подсвеченную вечерним солнцем красавицу Свитязь и не могут сойти с места. А уж как распахнет она сине-глубокие очи – исполины совсем теряют голову и по колено забредают в прозрачно-холодную воду озера, низко склонив могучие ветви. Плещется в корнях игривая волна, смеется, играет с онемевшими кавалерами, которые растопырили неуклюжие руки-катаки – и не знают, что же делать дальше. Камыш и тот смеется над этими ухаживаниями-залетами, даже ложится на воду. Хорошие они хлопцы, эти дубы, высокие, сильные, тучу за хвост поймать могут – а никак не уговорят, не ублажат норовистую дивчину, самую из самых среди этих холмов. Конечно, Свитязь одна, а дубов вон сколько, не может выбрать, бедная. То засмеется, то притихнет в грустном раздумье…

В Налибокской пуще тоже дубы, но там больше бобылей, одиночек, которым не по душе гурты и собрания-рады. Гуляют они на воле сами по себе, найдут подходящую поляну в лесной чащобе и тешатся на ней, кличут, зовут к себе зверя и птицу, подкармливают голодных, лечат хворых. Правда, притягивают они и удары молний, особенно в воробьиные ночи, но такая уж судьба одиночек. Трещат, дымятся налибокские богатыри под перунами – и все равно никого и ничего не боятся.

Ну а царь-дуб живет где-то на Полесье

по-над Припятью. Туровцы говорят, что под Туровом, городчуки – под Давыд-Городком, пинчуки с мозырянами тоже что-то свое знают, но никто и не спорит о том, что царь-дуб – на Полесье. Где же ему быть? В припятскую воду глядится, под полесским солнцем греется, со здешними цаплями и аистами – черными! – знается. Каждый полещук о нем знает, а вот увидеть – нет, не всякому дано. До Бога высоко, до царя далеко…

Дуб занимал свое законное место в пантеоне языческих богов, это мало у кого вызывает сомнение, но господствовал над всеми богами Род. Древнерусские писатели XII века сравнивали Рода с вавилонским Ваалом-Гадом, египетским Осирисом, библейским Саваофом. Бог-творец, бог-демиург, он находился на небе и вдыхал жизнь во все живое.

К сожалению, к тому времени, как появились поучения против язычества, культ Рода был уже почти забыт, оттого и записи о нем редки и невыразительны. Однако главное все же осталось – Род сидит на небе и оплодотворяет землю. Если обратиться к индоевропейской мифологии, к первоначальному дуализму, из которого слагались основные мифы: день – ночь, вода – суша, земля – небо, огонь – вода и так далее, то становится ясно, что Роду должна соответствовать и богиня-мать, та самая земля, которую оплодотворяет небо. Академик Б. Рыбаков считает, что на эту роль у восточных славян может претендовать разве что Макошь. Однако при определении этой загадочной богини мне хотелось бы пойти другим путем. Род, народ, родина, природа, родить, предки – об этом семантическом ряде уже говорилось. Я предлагаю еще один: жизнь, живой, животные, жито, жилье… Католики-миссионеры Cредневековья отмечали у западных славян других богов и богинь, среди которых – Жива. Католический пресвитер Гельмольд под 1170 годом записал: «…во всей славянской земле господствовали усердное поклонение идолам и заблуждения разных суеверий. Ибо помимо рощ (священных) и божков, которыми изобиловали поля и селения, первыми и главными были Прове, бог Альденбургской (Староградской) земли, Жива, богиня полабов, и Радегаст, бог земли бодричей…»

Хочется подчеркнуть, что записано это в XII веке, когда культ языческих богов повсеместно уже исчезал. Собственно, и Макошь в эти же времена называлась в числе последних, второразрядных богов. Прове у западных славян – бог-дерево, чаще всего его олицетворял дуб. А Жива – она Жива. Мы знаем, что разница между западными и восточными славянами не такая уж большая, чтобы совсем разделять и их, и их богов. Жива могла быть праславянской богиней, той самой наперсницей Рода, о которой мы мало что знаем.

В польской хронике Прокоша (XVI в.) говорится: «Божеству Живе было устроено капище на горе, названной по ее имени Живец, где первые дни месяца мая сходился народ испрашивать от той, которую почитал источником жизни, долговременного и благополучного здоровья. Особенно же приносились ей жертвы теми, кто слышал первое пение кукушки, предвещавшей им столько лет жизни, сколько раз она прокуковала.

Думали, что высший владыка Вселенной, превращаясь в кукушку, сам предвещал продолжительность жизни».

Мне кажется, что как раз Жива и Род были первой и самой древней парой славянских богов, которые вышли непосредственно из индоевропейских богов, творцов мироздания. В «Слове про идолов» XII века мы читаем: «Оттуда же начаша елини ставити трапезу Роду и рожаницам, таже егюптяне, таже римляне. Даже и до словен дойде; се же словене начали трапезу ставити Роду и рожаницам переже Перуна, бога их…»

Осирис – Саваоф – Ваал – Род… Академик А. Ф. Лосев отмечал, что античный Зевс – «дождевой», «имя, которое означает вместе и огонь, и жизнь»; Зевс – творец жизни для людей.

У западных славян был еще один главный бог – Святовит (Свентовид), его называли «богом богов». Гильфердинг в «Истории балтийских славян» писал: «Между многообразными божествами, которым присвоены леса, поля, печали и радости, они признают единого бога в небесах, повелевающего прочими богами, и верят, что он, всемогущий, заботится только о небесном…»

Святовит – тоже Род.

В 1848 году на русско-австрийской границе в реке Збруч был найден знаменитый Збручский идол, четыре лица и три зоны Вселенной которого олицетворяли все космогоническое мировоззрение древнего славянина. В верхней чане (небесной) на четырех гранях идола два женских и два мужских обличья верховных богов. Средняя зона – земная – хоровод из мужских и женских фигур. Нижняя зона, или подземный мир, заключает в себе бога, который держит на руках землю с людьми. Академик Б. Рыбаков считает, что верховными богинями здесь являются Макошь и Лада, боги – Перун и один из трех «солнечных» богов: Хорс, Даждьбог или Стрибог. Наиболее слабая позиция здесь у Макоши. Многие исследователи считают, что Макошь принадлежит к позднейшему пантеону киевских богов, тому самому пантеону, который разрушил князь Владимир. И отводилось ей там не самое почетное место – она благоприятствовала делам, связанным с чисто женскими занятиями, особенно с пряденьем, (Б. Рыбаков не исключает того, что на месте Макоши здесь могла быть Жива.)

А вся эта трехступенчатая система идола объединена в один фаллический элемент красного цвета, имя которому – Род.

Значит, в верхней части Збручского идола сидят боги, среднюю часть заселяют люди, которые соединены в магическом хороводе, внизу держит людей на руках усатый Велес-Волос, бог животных и богатства. Собственно, вооруженный Перун может быть и Святовитом-Свентовидом. Женщина с рогом изобилия, скорее всего, именно Жива. Вторая женщина с кольцом в руке, по Б. Рыбакову, Лада, богиня роста живого и покровительница свадеб. Однако можно вспомнить предложенный уже дуализм, единство противоположностей по схеме день – ночь, солнце – месяц и так далее. Тогда второй богиней, которая противостоит Живе, будет Нава либо Морена, олицетворение смерти. Насчет четвертого бога можно только догадываться. Кто чаще всего противостоит Перуну-Святовиту? Велес. Тогда дольный, подземный бог – Черноус, или Чернобог, тот, кто владычествует в подземельном царстве, тут легко провести аналогию с Аидом.

Одним словом, о Збручском идоле так подробно я рассказал только ради того, чтобы напомнить, какие сложные, интересные и многозначные были верования наших предков накануне христианизации. Не в пику последней, а только в поддержку истины.

К тому же в дописьменную эпоху существовало так называемое письмо «резами» и «чертами» – тоже своеобразная знаковая система, при помощи которой человек осмысливал себя в этом мире. Но это уже отдельный разговор, стоящий специального научного исследования. Вспомним только запись черноризца Храбра, относящуюся к X веку: «Прежде убо словене не имеху къниг, но чьртами и резами чьтяху и гатаху (гадааху) погани сущее».

Я назвал далеко не всех языческих богов и богинь. Видно, никто не возьмется описать полный пантеон праславянских богов. Кроме основных, существовало великое множество богов региональных – родовых, племенных, семейных. Мы уже знаем, в каких катаклизмах, из какого варева возникала каждая из нынешних славянских народностей. На этом пути потери неизбежны, и славянская мифология, как это ни грустно, утеряла очень многое. Что касается восточных славян, то основными причинами этого можно назвать следующие: относительно позднее создание государственности; необъятные просторы восточнославянских земель; утеря письма «чертами» и «резами», в памятниках которого и сохранялась основная информация; исключительный радикализм христианизации на наших землях, да и не только на наших.

Каждая новая культура рождалась на остатках предшествующей, и не всегда что-нибудь из тех остатков сохранялось.

Фольклор же, как мы можем убедиться, донес до нас многое, но далеко не все. Предметная сторона, реалии мира, в котором жил человек, сохранились более-менее полно, а вот эвфемистический характер языческий религии способствовал ее быстрому исчезновению.

Вспомните, что в «Слове некоего христолюбца» XII века не было упоминания о Велесе, одном из главнейших богов язычества, да и Род был назван где-то в конце. Как считают лингвисты Иванов и Топоров, битва Перуна и Велеса восходит к индоевропейскому мифу о борьбе Бога Молний со Змеем. В дальнейшем Велес стал богом домашних животных и богатства в широком смысле, с принятием же христианства он объединился в народных верованиях со святым Николой, как Перун перевоплотился в Георгия Победоносца и Илью-пророка.

Недаром все же возникла пресловутая «Велесова книга», в которой неизвестный автор попробовал реконструировать верования дохристианской Руси. Хоть и считается эта книга подделкой, но знакомство с ней в чем-то может быть полезным.

А о том, насколько богата была фантазия наших предков, говорит даже простое перечисление нечистиков: Люцыпар, пекельники, шешки, касны, шатаны, цмоки, паралики, паветрики, прахи, кадуки, домовики, или домники, хлевники, гуменники, пунники, лазники, полуночники, яретники, мары, кикиморы (вещеницы), полевики, лешуки, лесовики, пущевики, кладники, или кладовики, водяники (вирники и тихони), болотники, багники, аржавеники, лозники, русалки, ведьмаки и ведьмы, колдуны, переворотни, волколаки… Тому, кто захочет узнать про нечистиков более подробно, советую обратиться к книгам фольклориста прошлого века В. Никифоровского.

Историк В. Ключевский высказал мысль, что насколько наши предки любили свои реки, которые вели их в далекие страны, настолько они не доверяли лесу, боялись его, воевали, уничтожали, рубили его и жгли. Согласно его рассуждениям, славяне были больше сыновьями степей, чем лесов. Что на это можно сказать? Конечно, степь больше подходила для жизни; и поле на ней засеешь быстрее, чем в лесу, и дороги не надо прокладывать или искать, сел да поехал куда глаза глядят. И тем не менее что-то здесь вызывает возражение. Вообще-то есть свидетельства византийских историков, которые говорят, что славяне любят жить в лесах, и воюют среди них они намного лучше, чем на открытых просторах. А второе – пословицы и поговорки, в которых все же объективный взгляд человека на природу. Лес слышит, а поле видит. Не было нас – был лес, и не будет нас – будет лес. Живя в лесу, дров не покупать. Когда идешь лесом, держи топор за поясом, как выйдешь на сеножать, не забудь дубец (палку) сломать. Плюнь на лес, чтоб язык облез. Как в лесу аукнешь, так отзовется. Гроза в лес не идет. Лесовое в лес глядит…

Ну и последнее – опасность чаще всего приходила к славянам из степей, и тогда лес становился хатой-убежищем.

И хотя говорили наши предки, что в людях люди людняют, а в лесу дичают, однако леса они все же не боялись. Человек не только отвоевывал у леса землю под пашню, но и брал там поташ, смолу-живицу, деготь, выжигал из деревьев уголь для кузниц и рудней, уже не говоря про ягоду, грибы, орехи, лечебные коренья и травы. Чудесная папарать-кветка (цветок папоротника), обладание которой давало человеку неисчислимые богатства, тоже пряталась в лесу, в самом его сердце. А зверь, которого хорошо знали наши деды? До XVII века в белорусских лесах жили туры. До восемнадцатого – серо-гнедые с черной полосой вдоль спины лесные кони тарпаны, на них воевала конница Великого княжества Литовского. В XIX веке был убит последний благородный олень. Когда-то были соболь, медведь-муравьед, росомаха, черный заяц, дрофа… Ну и зубр, с таким трудом спасенный в прошлом столетии. Можно сказать, он восстал из небытия, воскрес, как сожженная птица Феникс.

О том, чем был для человека лес, говорит уже «Русская правда», свод законов XI века, первый наш свод законов. За порчу охотничьих приспособлений, за кражу птиц из чужих перевесов и бобров на чужих гонах определялась высокая мера ответственности. Девятый раздел Статута Великого княжества Литовского от 1529 года назывался «О ловы, о пушчы, о бортное дерево, о бобровые гоны, о хмелища, о сокольи гнезда». И ответственность за охоту в чужих владениях, за разрушение сокольих и лебединых гнезд, за убийство зверей этим Статутом определялась от денежного штрафа до смертной казни. Незаконно добытый зубр тогда стоил двенадцать рублей, лось – шесть, олень, лань, медведь, конь – три, дикий кабан и рысь – один рубль, серна – полкопы грошей. Косить, пахать, вырубать лозу вокруг зеремя – бобровой колонии – можно было только на расстоянии брошенной палки, штраф нарушители платили двенадцать рублей. Незаконно добытый карий (коричневый) бобер стоил копу грошей, черный – две копы. Устава на волоки Жигимонта II Августа от 1557 года дозволяла крестьянам охотиться только на своих волоках «на волка, лисицу, рыся, росомаху, зайца, белку инъшный зверъ малый, также птахи всякие… але серны и инъшого болшого зверу не бити и на своих волоках, а особливо въ пущахъ и подъ пущами нашими ручницъ ховати и жадного зверу ловити не мають, под горламъ» «Подъ горламъ» – это значит под страхом смерти. Ручницами назывались ружья, которые заряжались с дула, а порох в них поджигался губой, волокнистой, как вата, массой; грибы-губы росли на деревьях, их собирали и варили, потом высушивали. Шляхте запрещалось охотиться с собаками, потому что это вредило озимине и ярине, крестьянам же нельзя было: рубить лес «на будаванье» (бери, если хочешь, «лежачое дерево»), собирать грибы, ягоды, хмель и губу… Лишь малые дети да девчата могли ходить в лес за всем этим. По приказу Жигимонта II Августа мстиславльский староста Рыгор Волович описал тридцать девять (!) пущ Великого княжества Литовского. А мы сейчас какие пущи знаем? Беловежскую, Налибокскую – и все?…

В одном из приказов того времени, например, было записано, что в Беловежской пуще «делать новые дороги… особливо через оступы (запрещается), а те, что вредят пуще и мешают, уничтожить».

Может, такие строгие указы писались оттого, что зверей в прежних пущах встречались единицы, спасать их надо было? Нет, зверей все же хватало. На коронацию Великого князя Литовского Витовта было забито сто зубров и столько же лосей. Накануне Грюнвальда в осень и зиму 1409 года для войск Витовта и его двоюродного брата польского короля Ягайлы было заготовлено несколько сотен бочек зубрового и лосиного мяса. Может, вооруженные до зубов, закованные в броню войска крестоносцев были разбиты еще и потому, что они не кормились зубрятиной?…