Зачем мне оставаться здесь

А потом умерла бабушка. Мама начала плакать каждую ночь и увядать с каждым днем. А папа, который некогда проводил с Нинкой всё своё свободное время, стал постепенно из её жизни исчезать, пока не испарился вдруг окончательно.

Положил свои многочисленные белые рубашки в большой, доставшийся от дедушки чемодан, сверху – «Доктора Живаго» Б.Пастернака – любимый роман. Закрыл чемодан, поцеловал Нинку в горбинку на носу и ушёл.

Это повлияло на неё сильнее, чем смерть бабушки. Она так и не смогла простить отца. Честно пыталась, когда подросла, но что- то глубоко сидящее внутри – боль от предательства – мешало.

Понять – поняла. Ведь сама презирала маму за слабость и слезы, из-за которых, как думала её тогда ещё подростковая голова, отец и ушёл. Но принять – это было выше ее сил. С тех пор папу тихо ненавидела, хотя иногда и вспоминала, уже лежа в полусне, как он читал ей на ночь сказки, даже когда она уже умела читать сама или как она приносила ему из детского сада печенье, оставшееся с полдника. Сама не ела – а папе несла, аккуратно завернув в платочек! Очень хотелось его порадовать.

***

После музея Паша, Ленка и Нинка решили зайти в кафе. На улице снова шел дождь, и выпавший ночью белый снег превратился в серую слякоть, чем-то напоминающую крем-мороженое.

Пройдя по набережной и нырнув в переулок, ребята зашли в свое любимое кафе, посещение которого после музея было уже некоей традицией. Свет в этом кафе был всегда немного приглушенным, места мало, и люди сидели за круглыми деревянными столами очень близко друг к другу, из-за чего создавалось ощущение свершения таинства. Возможно, поэтому ребята это место и полюбили – всегда приятно почувствовать единение.

Сегодня разговор зашел о поступлении – Паша с Ленкой грезили Московским университетом, мечтали стать искусствоведами. Нинка же никакой уверенности в том, чем хочет заниматься в жизни, не имела. Из-за этого ощущала себя с некогда близкими друзьями неполноценно, но о сомнениях своих не говорила, а просто со временем всё больше от друзей отдалялась.

Это ощущение неуверенности зародилось в ней с началом учебного года. На уроках стало вдруг скучно, тянуло на улицу, а с наступлением зимы в библиотеки. Там она читала всё подряд, в основном детскую литературу. Опытные психологи, послушав её, предположили бы, что она находится в своей детской травме, связанной со смертью бабушки и уходом отца. И оттого очень боится взрослеть. И чем это взросление ближе, тем тяжелее ей в реальности находиться.

Наверное, в глубине души она это понимала.

Смотрела иногда на Ленку, увлеченно обсуждающую с Пашкой их будущую жизнь.

–– Паш, я знаю, мы когда поступим, через годик сможем вместе жить! Как здорово будет, а?

А чуть более сдержанный Пашка отвечал:

–– Будем-будем! И книги читать будем, и рисовать будем, и болтать по ночам.

Было видно, что ребята взрослой жизни хоть и побаиваются, но находят в ней много радости, предвкушают, романтизируют.

Как это свойственно людям в период между подростковым возрастом и молодостью.

Сегодня, в кафе, Ленка как всегда восторженно что-то рассказывала о И.Репине, чья картины сегодня смотрели, а Паша, со свойственной ему именно в Ленке заинтересованностью, слушал. Нинка же даже не пыталась сделать вид, что ей интересно. Она сидела и смотрела в окно – наблюдала за людьми, идущими домой, которые держат в руках пакеты, жен, мужей и детей. И внутри от этой картины что-то щемило. Это была боль, которая возникает на месте важного, но глубоко запрятанного чувства.

– Нина, ты слушаешь? – прервала её размышления Ленка.

– Нет, честно говоря, не слушаю совсем. Неинтересно мне это.

Нинка была прямолинейна и часто легко ненароком обижала Ленку.

– Ну, раз неинтересно, зачем ты тогда здесь сидишь? Могла бы пойти домой, – съязвила подруга.

– Наверное, ты права, – ответила Нинка. Взяла с вешалки свое пальто и пошла к выходу. У двери вдруг остановилась, подошла к столу и достала из кошелька деньги.

– За мой кофе.

***

Снова ребята увиделись в школе, через неделю, когда закончились зимние каникулы. Этот день выдался по-настоящему морозным, снег хрустел и рассыпался под ногами, не закрытые шапкой уши замерзали и краснели, а щеки превращались в спелые помидоры.

После уроков Ленка, как ни в чем не бывало, подошла к Нинке и пригласила к себе в гости. Недолго думая, та согласилась.

У Ленки дома жизнь была совсем другой – непривычной, но очень уютной. Мама и папа чаще всего пропадали на работе, поэтому можно было позволить себе заниматься всем, чем захочется. Ещё в детстве они наряжались в мамину одежду – Ленка красила тонкие губы красной помадой, отчего те казались ещё тоньше, а Нинка надевала толстые стеклянные бусы, и в дополнении к ним браслет. Краситься она не любила.

По мере взросления подобные развлечения закончились, на смену им пришли другие: по дороге они всегда заходили в магазин, покупали различные продукты – ингредиенты для какого-нибудь блюда и готовили, а после садились в гостиной и смотрели фильм или читали друг другу вслух. Несмотря на разницу в характерах, с каждым годом проступающую чётче, они были тесно связаны тонкой нитью дружеской любви.

Именно поэтому Нинка так легко согласилась прийти в гости на этот раз. Не было в ней обиды или злости на Ленку, потому что та за все годы дружбы стала настолько родной, что ссоры перестали восприниматься ими обеими как что-то страшное. Это часть жизни. И они хорошо это понимали, несмотря на свой юный возраст. Им крупно повезло.

***

Через четыре месяца, когда весна уже уверенно наступала и все деревья в округе покрылись почками, а солнце чаще выглядывало из-за туч, к Нинке вернулись сны. Их зимовка была окончена и длинные снежные ночи, которые она проводила в глубоком и темном царстве без каких-либо картинок и образов – тоже.

Сегодня она проснулась с улыбкой на лице и тихонько, чтобы подольше понежиться в утренней дрёме, приоткрыла глаза. За окном светило солнце, полосками пробиваясь сквозь свеже выстиранные шторы, а через приоткрытую форточку доносились привычные звуки играющих на площадке детей.

Это был первый настоящий весенний день – день после ночи со сном.

***

В объятиях Морфея, когда тот приоткрывал свою дверь Нинке в начале весны, она часто видела один и тот же повторяющийся сюжет.

Незнакомый ей город. На улицах вместо привычного асфальта брусчатка. Холмистая местность. Двухэтажные домики из камня со странными балконами – их перила обвиты виноградной лозой. Вдали виднеются верхушки кипариса. По улицам туда-сюда снуют загорелые люди вперемешку с бездомными собаками, а солнце стоит в высоком безоблачном небе и кажется, что негде от него спрятаться.

Нинка гуляет по улицам этого города и всё пытается что-то найти, но что ищет – не знает. И тогда, изнурившись от пламенного солнца и незнакомой местности, она заходит в первый попавшийся домик с открытой дверью – и попадает сразу в столовую. Там накрытый цветочной скатертью стол, а на нем богатства – хинкали, лобио, хачапури, пахлава, сулугуни, розовые помидоры и вкуснейший лимонад из настоящих лимонов. Вокруг стола сидят незнакомые ей люди, во главе – мужчина с бородой и большим носом, а по правую руку от него молодая женщина, очень похожая на бабушку Эку. Они едят и пьют, смеются и разговаривают, но Нинку не замечают. Тогда она потихоньку садится в самый угол и пытается поесть тоже, но как только берет еду в руки, та сразу же исчезает, рассыпается на глазах. А хозяева и их гости тем временем разговаривают и смеются все громче, так, что Нинке становится не по себе – кажется, что бегает вокруг нее этот звук и круги его становятся меньше, а сам он – ближе. В конце концов, не выдерживая напряжения, она просыпается в холодном поту.

***

Сегодня ночью ей снова приснились те же улицы, то же небо и то же яркое солнце, только вот не было этого страшного дома, зато была бабушка, такая, какой Нинка запомнила ее в гробу – в своих лучших одеждах нежно-зеленого цвета и эмалированных бусах.

Они вместе гуляли по городу, и бабушка рассказывала ей разные истории о своем детстве и юношестве здесь, среди этих двухэтажных домов-бараков. Казалось, что во сне она живее и искреннее, чем когда-либо при жизни. Солнце падало на её лицо и обычно карие глаза превращались в темно-зеленые, а седые волосы отдавали рыжиной. Так гуляли они до самого заката, затем бабушка сказала:

«Я на минутку».

Зашла за угол и исчезла, а Нинка проснулась.

***

С этого дня странный город стал сниться Нинке почти каждую неделю. Иногда бабушка сопровождала её по его улицам, а иногда она одна гуляла вдоль каменных домов и кипарисов. И эти сны, наполненные любовью и чистотой, были для нее особенно важны сейчас – они спасали от тяжелых мыслей о грядущем поступлении.

А Москва с каждым днём преображалась – постепенно зацветали деревья, распускались цветы, день становился длиннее, а ночь короче, и люди меняли свои плотные черные одежды на менее плотные и более светлые. Но для Нинки эти дни слились в один большой. Она не замечала природы вокруг и счастливых людей, не радовалась весеннему чаю, пришедшему на смену зимнему кофе. Мама её настроение замечала, волновалась, не спала ночами и все расспрашивала, пыталась узнать, что случилось. Но Нинка на эти вопросы отвечать не могла и не хотела.

Однажды, теплым майским вечером после дождя, она шла к метро из очередной библиотеки по Маросейке, вдыхая запах мокрого асфальта и березы. На горизонте распластался красивый закат, и Нинка решила его нарисовать. Она достала бумагу и пастель, которые всегда носила с собой, на случай, если захочет рисовать. Присела на подоконник одного из старых двухэтажных домов Китай-города и принялась за рисование. Оно заняло все ее внимание, и потому Пашу, подошедшего сбоку, она заметила не сразу.

– Привет, – приветливо сказал он, наклонившись над ее рисунком.

– Привет, – отозвалась удивленная Нинка, совершенно не ожидавшая увидеть здесь кого-либо из знакомых.

– У тебя, видимо, и правда талант, – задумчиво протянул Паша, взглянув на ее рисунок.

Нинка ничего не ответила, только уверенно посмотрела ему в глаза, а затем продолжила рисовать. Конечно, присутствие Паши тяготило её. К тому же казалось, что уходить он не собирается – настроен на болтовню. Но она уверенно продолжала водить пастелью по бумаге и пыталась сосредоточиться на убегающем закате, чтобы успеть ухватить хотя бы самую его малость.