Крылья Улефа

Звук колокола разнёсся над площадью. Небо стало сиренево-красно-фиолетовым, но только для них двоих, Сабры и Таны, и из этого странного, непостижимого, фантастического сияния спустилось нечто вроде смерча. Подхватив обеих, девушку и лису, он закружил их, поглощая, затаскивая в свои мистические недра.

Глава 8

Сабра сидела за просторным светло-голубым письменным столом, чуть блестевшим в золотисто-рыжих лучах вечернего солнца, падавших из окна, что располагалось прямо над ним. Уютная комната, судя по интерьеру, служила одновременно и спальней, и библиотекой, и рабочим местом. Вместо короткой стрижки, которую Сабра носила в будущем, эта Сабра заплетала две косички. Её лицо выглядело мягким и невинным, а широко распахнутым глазам ещё явно не доводилось видеть ни смерти товарищей, ни кровопролитных битв. Сабра пыталась делать уроки, но постоянно отвлекалась на пленительный вид из окна. Её семья недавно переехала в этот город, и она никак не могла налюбоваться на мозаичные мостовые, цветные витражи тонкой ручной работы в окнах домов, океаны благоухающих цветов, собранных в гигантские сложные панно – кто-то потратил немало сил на то, чтобы они выросли именно так, и задуманный рисунок не оказался нарушен тем, что часть бутонов не распустилась, а какие-то семена или луковицы вообще не взошли. Это был человеческий труд, и его надлежало уважать. Никому не приходило в голову без разрешения сорвать даже единственный бутон, даже тайком, ночью, когда никто не видит. Мол, покарает сила ещё более неумолимая и грандиозная, чем Хранители. Уничтожать созданное не тобой, за исключением, когда это происходит в результате несчастного случая – табу. Не видать такому человеку ни счастья, ни удачи, ни благополучия, ни взаимности в любви. Он станет изгоем среди изгоев. Каждому одарённому внушали это с первого же дня обучения. Потому за магию жизни и приходилось платить временем собственной – иначе получалось слишком быстро и легко, ты не вложил ни труда, ни заботы, ни волнений, ни страхов, ни любви, просто по щелчку пальцев что-то создал, да ещё и, вдобавок, часто из ничего, и природа магии взаполняла провал и восстанавливала суровую справедливость. Хочешь перекраивать ткань реальности на свой личный вкус – пожалуйста, но отвечай за последствия.

Сабра, впрочем, не очень-то заинтересовалась этим видом магии. Она не чувствовала себя вправе использовать живых существ. Хотя и настолько ханжой, чтобы пробовать запретить это другим, читая нотации, не была. Она понимала, что для этого необходим особый склад характера, которым не обладала она, но, возможно, кому-то другому вполне подходило.

Сабре нравилась паутина искренности. Пропуская через неё свои эмоции, можно было выбирать, какой результат ты хочешь получить. Например, вложенное в нити желание помочь исцеляло раны, любовь помогала расслабиться и обрести гармонию с собой и окружающими, а ярость уничтожала всё, к чему прикасалась. Главное – ни тени сомнения, иначе ничего не получится. Сабре казалось очень символичным и привлекательным, что личную правду можно превратить в своё оружие, в инструмент улучшения мира. Не то, чтобы у неё были такие убеждения, которые она считала необходимвм во что бы то ни стало показать и доказать, просто она была распахнутым миру настежь, откровенным и раскрепощённым ребёнком, запросто вываливающим прямым текстом, без обиняков, всё, что у него на душе.

Письменные задания Мастер Осса давал им редко, но нынешнее было направлено на тренировку усидчивости, наблюдательности, способности к анализу книжных сведений и критического мышления. Он любил повторять, что любой великий авторитет древности тоже был в первую очередь человеком, а, следовательно, мог ошибаться, а у них своя голова на плечах, и, в любом случае, чужую истину и чужие правила в неё не вложишь. Что хорошо и верно для одного – вовсе не исключено, что вопиющая ложь для другого. Он настаивал, чтобы они об этом помнили всегда. Каждый мудрец, достигший прозрения – получил что-то лишь для себя, поэтому такими вещами и не делятся. Наставник не даёт готовых ответов, он показывает путь, по которому ученик может сам добраться до чего-то, что станет его персональным просветлением и пониманием. Не обязательно эти итоги совпадут, даже если он изо всех сил постарается понять учителя.

– Эй, Сабби, долго ты там ещё? – в дверь настойчиво забарабанили, а пронзительный девичий окрик заставил Сабру вздрогнуть.

– У меня готова половина! – мученически простонала Сабра и легла на стол ничком, вытянув обе руки вперёд.

– Бросай и пошли гулять! Ты обещала, что мы поймаем последний блик сегодняшнего дневного света в отражении реки! Ещё немного – и мы не успеем дойти!

– Ты и твои привороты… Когда ты уже угомонишься, Иза?

Сабра нехотя встала и, волоча ноги, поплелась к двери. Но, едва она взглянула на счастливое и безмятежное лицо напарницы, как и сама заулыбалась в ответ. Девочки обнялись так, словно встретились после долгой разлуки, хотя виделись лишь утром, на тренировке. Сабра всё равно успела соскучиться. В те годы ей казалось, что их близость сохранится навечно, и ничто на свете не разлучит их и не посеет рознь.

Хрустальные колонны, поддерживавшие крытый переход между островами, сверкали и переливались, наполняясь рдяным мерцанием в красках горящего вовсю заката. Казалось, пламенеющие искры попали в плен внутри них. В зеркальных полах, безупречно начищенных, две подруги отражались в мельчайших деталях, разве что в перевёрнутом виде, ни одна пылинка или царапина на поверхности не портила их идеальных двойников там, внизу. Шум декоративных водопадов и фонтанов доносился сюда чуть приглушённо из-за расстояния, но всё ещё оставался вполне различим, ни с чем не спутаешь. Лёгкий ветерок ласково шевелил косички Сабры и пышную соломенно-жёлтую шевелюру Изы.

Какое-то время девочки шли молча. Мосту не было видно конца и края. Сабре он всегда казался чем-то вроде наглядной иллюстрации дурной бесконечности. Когда она находилась внутри – именно это ей обычно и мерещилось: что на самом деле выхода нет, и нечего тешить себя надеждами, а они попали сюда не по своей воле, а являются пленницами, которые сочинили себе другую историю, чтобы смягчить неприглядную правду.

– У меня ощущение, что скоро всё изменится, – с грустью проговорила Иза.

– Предвидение? – обеспокоенно спросила Сабра. – Или ты вчера забыла очистить разум перед сном, а утром не посмотрела на воду, и теперь тебя мучают последствия? – укоризненно продолжала она.

– Ты же знаешь, что, в отличие от тебя, я смотрю на огонь… – поправила её Иза. – На самом деле я не знаю, что не так. Это просто пришло ко мне.

Неудивительно, что Сабра предпочитала не вспоминать про огонь. Для медитаций использовали воду, ветер, камни, птиц, траву и даже сталь, но огонь считался самым опасным, непредсказуемым и разрушительным. Выбором тех, кто имеет с одной стороны тягу к жестокости, а с другой – к самоуничтожению. Сабра отказывалась воспринимать Изу так, не хотела думать, что та в глубине души ищет смерти.

– Может быть, как раз поэтому тебе такое и чудится, – проворчала она. – Ещё и не такое увидишь, когда любуешься стихией, которой постоянно нужна пища, чтобы жить, и она губит всё вокруг себя.

– Ты следуешь за распространённым заблуждением. Огонь не зло. Он – сама свобода и естественность, храбрость быть собой. Всю его жизнь он танцует… Хотела бы я, чтобы и у меня так сложилась судьба. Разве танец не лучшее средство выразить эмоции?

Сабра замялась, пытаясь подыскать ответ и не задеть им подругу. Однако, та и не ждала от неё никаких реплик. Иза привлекла её к себе за талию, ладонью второй руки нежно погладила Сабру по щеке. Губы её приоткрылись, сближаясь с губами Сабры, как это обычно рисуют для книжек о романтике, и в момент, когда они слились в поцелуе, у Сабры перехватило дыхание, да и почву из-под ног словно бы выбили. Она никогда бы не предположила, что Иза питает к ней такого рода влечение, а на простую шутку было ничуть не похоже. Слишком уж ощутимо вкладывалась Иза в этот странное и дикое, но такое сладкое и глубокое лобзание. Сабра не оттолкнула её, просто застыла столбом, не понимая, как реагировать. Ей было непривычно, стеснительно, неловко – но, вместе с этим, тепло и приятно.

– Я хочу потанцевать с тобой на празднике Тысячи Птиц как со своей официальной парой, – краснея, робко прошептала Иза.

– Ты… Ты же говорила, что мы опаздываем, – запинаясь, пролепетала Сабра. Голубые глаза подруги всё ещё смотрели на неё с трепетным ожиданием.

– Мне этого на самом деле не нужно. Я лишь хотела поговорить с тобой наедине. Сабра, ты очень красивая, умная, талантливая, я восхищаюсь тобой. Даже хотела быть на тебя похожей, но вспомнила, как Мастер говорил, что мы гораздо привлекательнее, когда позволяем себе быть настоящими и ничего не прятать. Я хочу быть твоей достойной спутницей, а не тенью, и помогать всем, что в моих силах, так долго, как смогу.

– Хорошо, милая. Я согласна.

Она просто не видела никаких причин для отказа, хотя и никогда не думала, что будет встречаться с другой девушкой.

Настоящая Сабра, Сабра из будущего, всё ещё в облике лисы взглянула на Тану. По правой щеке зверя скатилась одинокая слеза, путаясь в шерстинках.

– Она была моей первой любовью. А что насчёт тебя? Раскрыла ли ты своё сердце?

Сабра знала, что Тану безумно обожает Ли, и втайне надеялась, что у её прекрасных учеников всё сложится как нельзя лучше. Но выдать его тайну, не зная, признался он Тане хотя бы косвенно или ещё нет, она не могла. Вместо этого Сабра зашла с другой стороны.

– Ли в беде и нуждается в тебе. Ты единственная, кто в состоянии ему помочь.

Тана вздрогнула. Эта искренняя, непроизвольная реакция откуда-то их глубин подсознания не укрылась от Сабры, хотя Тана сразу же закрылась снова.

– Я не знаю, кто это, – напряжённо процедила она сквозь зубы.

Сабра и не рассчитывала, что всё закончится так быстро – с первого же захода и первой сцены. Она приготовила ещё несколько витков, не намереваясь сдаваться.

***

– Мы хорошо поработали с памятью девчонки… Так почему же она вспоминает?!

Один из Хранителей, бывших мужчин, рвал и метал.

– Мы недооценили Мастера Сабру. Надо было устранить её сразу, как только она отвергла наше приглашение, – промурлыкала Хранительница, определённая в связку к нему. – Я не говорю о прямом устранении. Достаточно было бы просто отправить в… Да мало ли мест, где может героически сложить голову кто-то вроде неё? Мастер Сабра получила бы свои посмертные и вполне заслуженные почёт и уважение, а мы бы избавились от смутьянки.

– Ещё не поздно прямо сию минуту!

– Нет, так быстро не выйдет. Тебе же отлично известно, что во внутреннее пространство магии воспоминаний не влезть со стороны, и пресечь их визит туда мы не можем. Нельзя баловаться со временем, малейшее вмешательство – и рискуют исчезнуть не только они, но и мы тоже, а то и всё мироздание. Поэтому я была уверена, что она не посмеет воспользоваться этим умением… Теперь у нас нет выбора. Придётся ждать окончания сеанса.

Хранитель полыхнул белой вспышкой. Трети интерьера залы как не бывало.

– Будь она проклята! Я никогда её не прощу!

Хранительница саркастично усмехнулась.

– Она нас, будьте уверены, тоже.

Уловив оттенок интонации напарницы, Хранитель зыркнул на неё, насколько это слово вообще применимо к столбу света.

– Иногда я не понимаю, на чьей ты стороне, – рыкнул он.

– О, дорогой… Исключительно на своей собственной.

Глава 9

Фиолетовые кляксы, набухая, расползались по небу, и брызги от них сыпались на город внизу, похожий на полураспустившийся цветок прозрачного и чуть светящегося изнутри голубого лотоса с золотистым узором на внутренней поверхности лепестков. Казалось, он беззащитен – но тысяча разноцветных осколков калейдоскопа грёз и сновидений, вращавшихся в широком и стремительном вихре, закрыли собой одну сторону города, а сияющие, играющие отражённым светом, преломляющие его до почти бесконечного спектра оттенков, будто алмазные, белые нити Сабры помогли с другой. Лилово-сине-чёрная пустота вокруг, подобная космическому вакууму, в котором рождаются подвластные лишь собственным законам цветные туманности, дышала враждебностью, и они плыли в ней, стараясь понять, откуда придёт следующая атака. Пространственно-временная складка никак не хотела разглаживаться, и лезло из неё неназываемое. Восприятие смертных милосердно тает при виде подобного, но здесь собрались лишь те, кого так просто не уничтожить. Они все заглядывали за грань и находили там больше, чем якобы истины и озарения, которые когда-либо постигали заурядные обыватели.

Навстречу извивающемуся злу метнулся парень, длинные розовые волосы летели по ветру за его спиной, янтарные глаза полыхали решительностью и ненавистью за гранью здравого рассудка и самоконтроля.

– Видо, стой! Не надо так прямо! – крикнула Сабра, но опоздала.

Золотые струны, тоньше конского волоса, но прочее стали, легли наперерез тому, что, очень упрощая, можно было назвать щупальцами. Они затрепетали – и от той музыки, что полилась уверенно и властно против мерзости, фальшивая ночь превратилась в залитый светом день. Что-то сакральное, священное, вечное слышалось в ней. Музыка, что шла из глубин естества своего автора, поднимала высоко-высоко на волне воодушевления и экстаза.