Крылья Улефа

– А покажите волшебство?

Да, прежде Тана часто так развлекала ребят младше пятнадцати лет, да и некоторых постарше, из тех, кто так и не сумел освоить даже азы магии. Но теперь требование, высказанное донельзя противным писклявым голосом, её лишь окончательно вывело из себя.

– Убирайтесь прочь, – отчеканила она непреклонным тоном, и от всей её фигуры повеяло холодом отторжения.

Детей моментально смахнуло куда-то, будто засохшие хлебные крошки со стола или ни к чему не пригодные щепки и стружку, что остались после рубанка, разгулявшегося в трудолюбивых руках. Тана испытала лёгкое удовлетворение от того, что не пришлось для этого ударить одного из них. Оно было, скорее, рассудочным, чем эмоциональным – потом у неё из-за этого могли бы возникнуть лишние проблемы. Они и так непременно начнутся, когда она исполнит задуманное, но Тана стремилась оттянуть этот момент. Физическое насилие, всеобщее пугало, неприемлемое поведение, строжайшее табу. Наверно, единственное, что не прощалось никогда, даже после того, как человек избывал меру наказания по закону. Вот почему на тренировках так важно было товарищество и чёткое понимание своих и чужих границ.

Девушка в светлом платье, сшитом явно на заказ, идеально подогнанном под её рост и фигуру, была подобна чистой сияющей фее радости и счастья. Её гладкая кожа так и манила погладить, прелестно округлые щёки были словно созданы для трепетных поцелуев, а маленькие ушки – для нашёптывания ласковых слов. Тана всегда хотела нравиться всем, от пожилой дамы, торговки сдобой, до незнакомого пуссана на чужом подоконнике, мимо которого Тана проходила почти каждое утро. Пуссан, впрочем, лениво позёвывал и всецело игнорировал её… Теперь от прежней Таны ничего не осталось, и ей было бы противно и горько вспоминать себя прежнюю, если бы Хранители не подкорректировали информацию о её прежних днях. Они превратили её в такого человека, которого, кроме карьеры и амбиций, не интересует и не волнует вообще ничто, даже если полгода вымрет от внезапной болезни. Больше того, теперь она питала искреннюю и глубокую уверенность, что всегда была такой, и, если даже кто-то добивался дружбы с ней – она милостиво позволяла находиться рядом.

– Ты сбилась. Я не могу оставить тебя такой, как сейчас.

Раздавшийся из-за спины голос звучал серебристой струной, но едва ощутимая нотка, проходящая насквозь, делала его твёрже калёной стали. В нём угадывались и живое сострадание миротворца, и неумолимость карающего клинка. В сочетании получался скальпель милосердного хирурга, который намерен провести опасную и тяжёлую операцию, зная, что после станет легче, и это спасёт пациенту многие дни.

– О, госпожа Сабра, вас-то я и ищу, – жестоко ухмыльнулась углом рта Тана.

Взглянув в глаза наставнице, она вдруг поняла – телесной болью не сломить такую женщину и не поставить на колени. Да и не удастся одолеть её силой. Зато есть способ уязвить иначе.

– Госпожа Сабра, я расторгаю знак связи и ничем вам больше не обязана, как и вы мне.

Та будто разом постарела лет на двадцать. Ссутулилась даже, с губ сорвался судорожно-горестный вздох. Связь между носителями дара, особенно если один из них помог второму проявить способности, отомкнул спрятанное в недрах души сокровище, во много раз превосходила обычные человеческие отношения. И теперь Тана перекрыла канал, благодаря которому госпожа Сабра могла обмениваться с ней энергией, интуитивно чувствовать её, и даже в крайнем случае запереть дар обратно. Как будто Сабру вытолкнули вон из чужого дома на мороз и промозглый ветер, в темноту, и захлопнули перед ней одни за другими дюжину окованных сталью врат.

Конечно, Тана понимала, что этого недостаточно, и что наставница всё равно может сунуться якобы помогать, но теперь, когда та не способна повлиять на неё прямо, всё остальное гораздо легче пресечь. Кроме того, связь не позволила бы ни одной из них напасть на другую, а теперь преграда исчезла. Тана отлично знала, что ничем не рискует, госпожа Сабра не причинит ей вред. Сама же она пока не придумал, чем атаковать, ведь шанс нанести удар у неё лишь один, затем бывшая наставница призовёт защитный панцирь. Это лишь пока та ещё не понимает, до какой степени Тана изменилась, и на что готова теперь.

Из уроков Тана помнила, что живые создания состоят из света души, чьи форма и оттенок зависят от личности и характера, из тела, из воспоминаний, из искры мечты, что содержится обычно либо в грудной клетке, либо в голове. И всё это скрепляет, подобно клею, особая незримая субстанция, которой нет названия, потому что лишь десятка полтора лет тому назад учёные сумели выяснить, что она вообще присутствует в организме. До неё-то как раз и дотянулась Тана в госпоже Сабре – и перерезала. Жуткий надрывный крик вырвался из горла женщины. Глаза Таны торжествующе сверкнули, такой победой можно гордиться! Со стороны это выглядело так, будто потоки жёлтого, голубого и бледно-сиреневого сияния выхлестнулись из госпожи Сабры, будто та взорвалась изнутри. Хотя оболочке это не повредило – все остальные составляющие перестали держаться вместе и устремились прочь.

Решив не наблюдать за никчемным концом существования той, кого она некогда уважала, Тана отвернулась и пошла прочь. Она явно ни в чём себя не винила – это читалось по безмятежному и вполне довольному лицу. На поверку наставница оказалась пустым местом, дутым лидером. Теперь, когда Тана видела свой прежний мир в истинном счёте, все прежние догматы и убеждения, правила и душеспасительные беседы вызывали и неё лишь смех пополам с брезгливостью. Она больше не опустится до сахарного сиропа, которым её пичкали, забивая голову хламом.

– Не так быстро, девочка.

Тана застыла, её позвоночник словно бы пронзила ледяная стрела. Она не могла заставить тело развернуться, её лишь затрясло. Это невозможно!

Пространство вокруг неё, заслоняя и небо, и здания, переполнили белые нити. Голос госпожи Сабры исходил из них. Нити едва заметно пульсировали, но не как сердцебиение, а, скорее, как дыхание. Они сверкали, будто грани алмаза на солнце. Нити не ощущались враждебными сами по себе, но Тана почуяла, что они нацелились отобрать у неё свободу, а это – даже хуже, чем лишиться жизни. Нет, она будет непременно отстаивать себя до последней капли крови! Она не позволит проклятой ханже, этой хитрой изворотливой лисе, торжествовать! Не для этого она вырвалась из-под пелены фальшивой и гнилой философии товарищества, человеколюбия и уважения ко всякому ничтожеству, ничем не доказавшему своё право на такое отношение.

Глава 7

Сабра не была ясновидящей и не имела ни малейшего понятия о том, что именно произошло, но знала наверняка – это была не Тана. Что-то другое заменило её личность и владело телом. Ощутив изменения ещё издалека, госпожа Сабра загодя позаботилась о своей безопасности. Она не столь сильно цеплялась за жизнь, но Ли уже пропал, а погибни ещё и она – Тану вовсе не останется, кому спасти. Сабра верила, что для её ученицы ещё не всё потеряно, она ничуть не сомневалась – та не могла просто уступить невесть чему или кому и позволить безнаказанно и запросто сотворить над собой подобное. Тана должна была стать следующим мастером, унаследовать положение наставницы. Сабра и правда предпочла бы для неё такое будущее, нежели превращение в одно из Крыльев. Мастер – яркая индивидуальность, крепко связанная с каждым из звеньев, присоединённых ею к единой цепи. Сознание, достаточно сильное, чтобы указывать путь остальным и делиться с ними энергией. Основная черта мастера – видеть потенциал и шанс для каждого, искать способы раскрыть это спрятанное сокровище. Мастер не отворачивается, когда его помощь необходима, даже если его прямо не попросили – потому что не у каждого есть возможность попросить, а иные стесняются этого и не хотят обременять собой, третьи же попросту не замечают своего бедственного положения, пока не станет слишком поздно. Поэтому, несмотря на то, что Тана прямым текстом прогоняла её – Сабра не ушла. Персональный подход мастеров к каждому Сабра предпочитала уравниванию всех в правах и обязанностях – основной политике Крыльев. Те всерьёз утверждали, что главное – не саморазвитие, а польза для общества, даже если для этого придётся урезать себя, свои мечты, интересы и стремления, во всём. Стоит даже переломить себя в чём-то и делать то, что тебе претит, если в глобальном смысле это принесёт больше выгоды. Разумеется, Сабра никогда не смогла бы согласиться с ними. Она проклинала Крылья за то, что они использовали мастеров как живое сырьё для себя – тех, кто был отобран на высочайшем уровне, кристаллы душ безупречной чистоты, они извращали так, как им надо. Брали, подгоняли под свои стандарты через посвящение, после которого пути обратно уже не было. Да, пожалуй, Сабра ненавидела их, и они наверняка читали это в её уме, им ведь известно всё на свете… И спускали ей это с рук, пока она готовила для них новых кандидатов. Прекрасно отлаженный механизм, купить ненадёжный элемент позволением заниматься любимым делом и неограниченными ресурсами для него. Сабра оставалась недовольной, но бунтовать уже не собиралась. И, вот, это случилось с Таной. Стоило предвидеть, слепота всегда обходится дорого… И заплатить пришлось не ей, а той, кто лучше неё. Сабра винила в состоянии Таны себя, но сетованиями горю не поможешь и ошибку не исправишь. Вот почему она сразится со своей драгоценной девочкой.

– Ты права. Я не справилась с той ответственностью, которую взяла на себя перед тобой. Прости. Но… Я всё ещё готова выполнить для тебя хоть то немногое, что нам осталось.

– Ничего не осталось! – злобно выкрикнула Тана.

Торопливый и категоричный ответ девушки прозвучал неожиданно беззащитно и по-детски, но и с неподдельной страстью, ослепляющей, застилающей рассудок. Будто запальчивый подросток из принципа спорил с родителем, в глубине сердца признавая, что прав не он, и отказываясь уступить лишь из глупого желания во что бы то ни стало гнуть свою линию до конца, сознавая, что конец этот обернётся крахом для него.

– Как же ничего, если мы обе живы? Скажи, Тана, разве я учила тебя убивать? Неужели это достойный повод для гордости? Никто из нас не видит всей истины целиком, не знает, кто и для чего родился, зачем на свете букашка или стебель травы, и, значит, не нам судить, как с кем или чем поступать. Но, как бы я ни старалась показать тебе красоту мира – мне это, верно, не удалось, если ты так полнишься яростью и протестом. Тебе плохо, и это мой недосмотр.

Тана не слушала, полностью захваченная собственной порабощающей идеей, она выстроила заслон между собой и Саброй, чтобы медоточивые приторные речи не поколебали её решимость. Елей лживых увещеваний и сахарные миражи посулов несбыточного будущего могут достигать ушей Таны, но душу не зацепят.

– Как много глупых девочек вроде меня погибли за тебя? За то, что ты не смогла обеспечить им то, что обещала? За то, что ты в самый важный момент потеряла хватку? Скольких ты принесла в жертву своим разросшимся до небес амбициям, лицемерка?! Ненавижу тебя!

Багровая лавина обрушилась на Сабру – точнее, на тысячи белоснежных нитей, которыми она сейчас была. Камни мостовой плавились, ближайшие здания теперь выглядели так, словно на них с маху опустили огромный вес, словно бы вбивая в землю. Несколько десятков нитей оборвалось.

– Чем ты займёшься, когда убьёшь меня? – Сабра сказала это участливо и скорбно, переживая только за Тану, и никак не за себя. – Ты готова нести этот груз до конца дней? Остаться в одиночестве? Той, от упоминания чьего имени все разбегаются? Зачем так?

Тана задрожала, и концентрация заклинания сбилась. Тана поджала губы и напомнила себе – она больше не может позволить себе колебаться, мосты сожжены, отступать некуда.

– Тебе-то какая разница?! – рявкнула она.

– Такая, что я люблю тебя. Я видела, как ты росла, и радовалась каждому дню. Я воспитывала тебя. Я не хочу смотреть, как ты тонешь и захлёбываешься.

– Не пытайся ко мне подольститься!

Тана почти плакала, и за это истово и глубоко ненавидела Сабру. Та продолжает забираться ей под кожу, управлять ею! Тана не смирится с подобной наглостью. Растерзать, задушить, подавить! Сабра чересчур уж зажилась на этом свете!

– Я лишь пытаюсь уберечь тебя, – мягко возразила Сабра. – Ты – моя бесценная девочка. Сокровище, которое я пестовала много лет. Не для того, чтобы на твои ладони легла кровь – ни моя, ни чья-то ещё. Ты была моей надеждой. Глядя на тебя, я чувствовала, что у этого города и у всего нашего мира есть будущее. Поэтому я боролась за тебя. Отсрочивала, как могла, твоё посвящение в Хранительницы.

– Что?!

На том месте, где стояла Тана, внезапно вспух, будто гейзером вырвался из земли, чёрно-красный смерч, вращающийся так быстро, что её саму в его эпицентре стало вовсе не видно.

– Ты, дрянь такая, посмела изменять мою судьбу?! Принимать решения вместо меня?!

– Наоборот, я хотела дать тебе время, чтобы ты могла взвесить всё и решить! Хранители пытались подавать твоё вступление в их ряды как единственно правильную возможность и лучшее, чего ты когда-либо сумеешь достигнуть. Они хотели провернуть всё прежде, чем ты попробуешь вникнуть в суть, заметишь их недостатки и начнёшь колебаться. Им не нужна свобода воли и не нужны творчески мыслящие, пока они не могут контролировать каждый шаг и каждый миг чужого созидания. Я была не согласна.

Вихрь магии Таны втянул в себя ещё несколько алебастрово-белых нитей.

– Хватит болтать! Надоела! Лучше сражайся! Я не просила ни тебя, ни Хранителей строить на меня планы или верить в меня! Я хочу, чтобы вы оставили в покое мои пресловутые хорошие задатки и всё остальное! Я это я! Я сама по себе!

– Нет. С тобой что-то сделали, оттого ты и стала такой, как сейчас. Когда я услышу твой истинный голос – я отпущу тебя, и иди, куда пожелаешь.

Что-то голубое одним прыжком перемахнуло на другую сторону площади, пролетев над головой Таны. Огромная пушистая лиса. Нити переплелись между собой и превратились в хвосты – Тана не считала, но не удивилась бы, окажись их больше сотни. Изумрудно-зелёные добрые и мудрые глаза лисы с материнской укоризной смотрели на неё. Ладони Таны сами потянулись погладить мягкую шубку зверя, но она успела одёрнуть себя. Вместо этого Тана ухмыльнулась. Надо же, а она-то обзывала госпожу Сабру лисой исключительно в переносном смысле!

– Старая дура. Отстаивать кого-то – худший абсурд, который можно придумать. Только ты сама должна иметь значение для себя. Другие не оценят твои порывы, и ты же у них выйдешь виноватой, ты растратишь силы впустую. Так что забудь о такой паршивой ереси, как лже-спасение кого-то ещё высокопарным и патетическим самопожертвованием! В конце концов всем плевать, они перешагнут через тебя и забудут!

Лиса фыркнула и махнула хвостами из стороны в сторону. Нити заколыхались.

– Чего ты ждёшь?! Сопротивляйся! Дерись!

Тана высвободила всё, что созрело в ней для того, чтобы разнести город в труху и крошево. Воющая пылающая стена прошлась по всей площади, сметая всё, что некстати подворачивалось по ходу её движения, но сквозь лису она прошла, не заставив ту и бровью повести. Лиса как будто вообще не заметила этой неукротимой мощи.

Так выглядело то самое скольжение, которое не смогла показать товарищам Вилитта.

– Нет. Запомни раз и навсегда, Тана. Преумножая насилие в мире, ты делаешь этот мир темнее и холоднее. Меньше взаимопонимания и доверия, меньше сопереживания и радости. Люди носят за пазухой ножи и дарят друг другу ядовитых змей. Это лишает жизнь ценности, делает её дешевле дорожной пыли под твоими подошвами. Мы лишаемся умения обнимать даже близких, подпускать к себе незнакомцев, открыто улыбаться. Всего того, ради чего мы родились.

– Очнись! Мы живём вовсе не в том идеальном мире, который ты себе воображаешь!

– Именно потому, что такие, как ты, не придерживаются этого правила и считают себя лучше, думают, что вправе заставлять окружающих страдать. Даже если мир вокруг нас несправедлив и не совершенен, в наших руках есть возможность повлиять на это, пусть мелочами, по чуть-чуть, шаг за шагом, но мы сами строим ту реальность, в которой нам комфортно находиться. Неужели тебя правда радуют насилие и жестокость? Если так, то… Я покажу тебе всё, что у меня есть.

Да, это требовало доверия Тане и веры в неё, но вот уж чего Сабре было точно не занимать. Она применит погружение в спираль памяти. То, чем избегали пользоваться часто даже Хранители. Это последний аргумент, сильнее которого ничего не изобрели, как ни искали. И после него ей будет почти невозможно вернуться самой, так что, если Тана не очнётся и продолжит ненавидеть её – Сабры не станет навсегда. Такова стоимость попытки разделить целую жизнь на двоих, дать другому увидеть и прочувствовать то, что для него не предназначалось, буквально впихнуть чужое "я" в твою шкуру. Очень дорогой подарок, на который и влюблённые почти никогда не решались. Прошлое – святой источник, из которого черпаешь опыт и знания, и мироздание отчего-то считало нечестным умение погружать в него кого-то ещё, кроме себя. Не прожил, не заслужил, не твоё. Как кража, даже если хозяин одобрил. Но Сабре безразлично, какие последствия придётся перенести ей, если Тана вернётся к своей истинной сути.