– Дейкстр выяснил через знакомых стражников и заключенных, что ты замешана во всем том, что творится в городе, – тихо прошептал Леопольд, внимательно наблюдая за моей реакцией.
– Что!?
– Бэйр, я могу поклясться своей матерью, что я не верю в то, что ты как-то причастна к началу этой ужасной войны! Но по всем подземельям ходит твое имя, твои следы повсюду… есть прямые доказательства того, что ты создавала разрушающее магию оружие для глубинных слевитов: теперь они косят магов, как крестьяне пшеницу! Один порез, и человек отрезан от магии!
– Я никогда не делала ничего подобного! Да и зачем мне это!? Я же сама маг! – зашептала я, не веря своим ушам.
– Ты даже представить не можешь, что творилось со всеми нами, когда мы это услышали! Арланд отловил глубинных слевитов и лично вбил из них признания: они даже описывали твою внешность! Все, абсолютно все думают, что ты создала это оружие.
– Что?… И Арланд поверил этим кошмарным слухам!?
– Он скорее был единственным, кто не поверил, – еще тише ответил Лео. – Он сам достал для Рэмола несколько орудий, которые выбил в схватках с глубинными слевитами, и серафим подтвердил, что их создала ты: так и сказал «ее почерк, ее магия». Но Арланд все равно отказался верить… – Леопольд замолчал, чтобы перевести дух. – Бэйр, ты понимаешь, что все это значит? Тебя хотят убить, как преступницу! Император Агирада объявил тебя государственным врагом, когда это всплыло; самые опасные маги и инквизиторы рыщут в поисках твоих следов! Арланду тоже не сладко, он защитил тебя единожды, и теперь ему тоже угрожает расправа, потому что ты была под его опекой… Но ему легко спрятаться, изменив внешность: теперь попасться монахам для него и в половину не так опасно, как инквизиторам. Те отправят его под пытки, а в ордене сразу прикончат. Понимаешь теперь, почему ты тут? Но государство, это не так страшно, главное: Рэмол тоже не доверяет тебе, будь с ним очень осторожна! Не думай, что он не умеет убивать… я за эти месяцы видел достаточно, чтобы понять, кого всем нам на самом деле стоит бояться.
– Что ты имеешь ввиду? – прошептала я, испуганно смотря на оборотня. У меня перед глазами уже плыли ужасные картины всего того, что могло со мной случиться в любой день этих трех месяцев и что может произойти через месяц, завтра или уже через час.
Лео, после секунду раздумий, придвинулся ко мне вплотную и наклонился к уху.
– Я был в сумке, когда Рэмол говорил с вождем кентавров, – едва слышно зашептал он. – Мать учила меня древней речи, это мой первый язык. Рэмол велел кентаврам следить за тобой, и, если они заметят что-то подозрительное, связанное с магией, они должны будут бросить тебя в яму и немедленно вызвать его. Он убьет тебя, если ты дашь хоть малейший повод думать, что ты причастна к тому изобретению… Есть поступки, которых не прощают, так он сказал.
– Мне надо бежать… Немедленно! – я в панике вскочил со стула.
– Это бесполезно, – Леопольд схватил меня за руки и усадил обратно. – Ты думаешь, тебя не найдут? Да тебя уже завтра проткнут отравленными стрелами лесные леннайи или те же кентавры, если ты не выберешься из леса, а в обратном случае схватят инквизиторы! За тобой следят в лесу, в городе и под землей, тебе негде спрятаться. Единственное, что ты можешь, это делать то, что делала на протяжении всего этого времени: лечи зараженных и не вздумай создавать лекарство вне своей руки! Это может спасти тебе жизнь. Если ты научишься лечить, не убивая, Рэмол оставит тебя в живых даже в том случае, если ты не докажешь свою непричастность к этому оружию.
– Откуда ты знаешь все это?… С чего ты решил, что он оставит меня в живых!? Да я сама бы себя убила за такое преступление! – горячо прошептала я в лицо оборотню, срываясь на фальцет, чтобы не кричать.
– С того, что он сам говорил об этом Юкке в их комнате, а я их подслушивал, как всю жизнь это делал… – ответил Леопольд, спрыгивая со стола.
– Он знает об этом? О том, что ты слышишь каждый шорох?…
– Он и половины обо мне не знает, думает, я с утра до вечера рисую и шью, – ободряюще улыбнулся оборотень, обнимая меня. От его безупречное одежды пахло шоколадом и ванилью, ровно как три месяца назад, когда все еще было так спокойно. Запах из прошлого успокаивал. – И еще кое-что, Бэйри. Я никому не говорил об этом, но я знаю кое-что…
– Бэйр! – из соседней комнаты донесся голос серафима. – Бэйр, ты не могла бы принести мне воды?
Леопольд мгновенно превратился в мышь и скрылся в тенях, а я поспешила в комнату к серафиму, налив ему кружку воды из кувшина, который всегда стоял у меня в кабинете.
Рэмол сидел на кровати, потирая шею и сонно зевая.
– Кошмары, будь они не ладны, – пожаловался он. – Я услышал твой голос и подумал, что ты не спишь.
– Я читала вслух, – ответила я, сама поражаясь своей невозмутимости. Никогда еще я так не врала, как сейчас, будучи на грани истерики. – С этими кентаврами я забываю родной язык, поэтому частенько читаю себе вслух.
– Мне определенно не спится этой ночью, – заметил серафим, выпив кружку воды. – Хочешь, я поболтаю с тобой, ты вспомнишь родной язык, а я заодно посмотрю на твои опыты? Мне интересно, чему ты научилась за это время.
– Конечно, – я заставила улыбку растянуться на своем лице. – По большей части я пытаюсь усовершенствовать мази, помогающие в лечении.
– Нет, я имею ввиду с тех пор, как ты уехала из терема. Я же твой учитель, как и Кудеяр, так что мне интересно, как ты продвинулась… скажи, в академии по-прежнему преподают так же невыносимо скучно?
– Тебя же туда не приняли, откуда ты знаешь, каково там? – я усмехнулась, указывая серафиму дорогу в мой кабинет.
– Ну, Истэка рассказывал очень правдоподобно, – Рэмол пожал плечами и крыльями.
Разогрев воду в котле, я стала демонстрировать ему все, что придумала, чтобы совладать с болезнью. Хотя у меня тряслись руки от страха и мысли в голове путались, я умудрялась соображать. Не забывая засыпать серафима сотнями терминов и названий, я приправляла эту пищу для ума иллюзиями с изображениями магических конструкций и формул. Рэмол крепился. Он час слушал все это с бесстрастным лицом, но потом не выдержал и, наконец, сам заткнул меня.
– Ты ничем поинтереснее не занимаешься? Только этими зельями? – в надежде спросил он, смотря на меня глазами мученика. Притворялся, конечно. Наверняка он вел всю эту игру, чтобы выяснить, не приколдовываю ли я над запрещенным оружием в свободное время, не связаны ли с этим опыты, которые я провожу с силой, полученной из болезни?
Хотя на самом деле вся энергия до последней капли хранилась в надежном месте и ждала своего часа, я решила, что лучше будет, если серафим ничего об этом не узнает, более того, поверит в ровно противоположное: что я уже все использовала.
– Ну… у меня есть одно хобби, которое может тебя заинтересовать, – таинственно улыбнулась я. Серафим воодушевился.
– Какое же?
– Не так давно меня научили строить големов, – рассказала я, бегая по комнате и собирая всякие безделицы, палочки, ложки, склянки, из которых можно было бы слепить что-нибудь двигающееся.
– Знавал я одну колдунью, слишком любившую големов… плохо она кончила, – недовольно фыркнул серафим, но все же подошел к столу, на котором я разложила части будущего голема.
– Я бы не сказала, что они мне очень нравятся, но их интересно лепить, – я пожала плечами, быстро прикрепляя палочки и ложки к туловищу-банке с помощью магии. Внутрь нее я положила немного трав, запустила туда пару необходимых заклинаний из обеих рук и закупорила пробкой.
По велению моих пальцев с обеих рук, – комбинация магии и антимагии давала более быстрые результаты, это мы обнаружили с Райнаром, – человечек с пробкой вместо головы поднялся и заковылял к серафиму, перебирая ложками, как костылями. Доковыляв, он отдал ему честь.
– Ну как тебе? – спросила я, обрадовавшись, что смогла продемонстрировать Рэмолу тщетность его подозрений: големы забирают уйму энергии, об исчезновении которой серафим так беспокоился. Они вполне могут быть теми самыми опытами, о которых я ему соврала пару часов назад.
Но реакция серафима оказалась далека от моих ожиданий. Глаза Рэмола, обычно прищуренные, сейчас распахнулись и стали похожи на два тусклых круглых фонарика. Он сам как будто окаменел.
– Неужели никогда не видел такого? – я совсем не поняла удивления серафима. – Мне говорили, ты умеешь создавать живых существ из глины, так чем тебе так удивителен простой голем?
Рэмол ничего не ответил, но посмотрел на меня таким безнадежным взглядом, как будто я сделала что-то немыслимое.
– Как ты это называешь?… – тихо спросил он. В его голосе пока не было угрозы, но я сердцем почуяла, что что-то не так.
– Голем… – я оставила человечка и на всякий случай отошла подальше от серафима. Без моей магии голем мгновенно рассыпался.
– Голем? – переспросил Рэмол, чуть расправив крылья – дурной знак.
– Да, меня научил этому один преподаватель из академии, – испуганно ответила я, отходя еще дальше.
Сердце бешено колотилось, я всем нутром ощущала, что говорю с бомбой… допущу ошибку, и он убьет меня прямо здесь!… Но что я сделала не так?… Чего такого в простой игрушке!?…
– Разве это плохо? В академии все таких делают… это же просто игрушка, безделица, – произнесла я дрожащим голосом, не в силах совладать со страхом.
– Игрушки… – эхом повторил серафим. С этим словом из него как будто ушли все силы: крылья опустились, плечи ссутулились, светящиеся глаза закрылись. Серафим осторожно опустился на стул, как будто не мог стоять. – Просто игрушки… ну, конечно.
– Я чем дело? – спросила я, не рискуя подходить ближе. – Я не понимаю!
– И кому ты продавала этих големов? – спросил серафим изменившимся голосом. – Отвечай!
– Да кому они нужны? Я каждый раз их разбирала, а иногда просто выкидывала. Спроси у кого хочешь: на заднем дворе нашего старого дома их десятки валяются… – я говорила чистую правду.
– Ну да… – Рэмол оперся на свои крылья, откидываясь назад. – Конечно…