Видящий Победу

– А ты передавай привет родителям, – она облокотилась на стену рядом, разглядывая сосредоточенного Никанора, – ты же им рассказал, что у тебя есть друг?

– Угу, не мешай, – отбился мальчик и створки разъехались, выпуская его в коридор.

Ни единого шороха или даже подозрения на движение. Школьники спят, Тридцать Пятый уборщик высоко в башне, только начинает спускаться с арены. Никанор, уверенно делая шаги, поджал губы и с досадой смотрел исподлобья, размышляя о заданном Риной вопросе. Он ещё в прошлом году собирался рассказать, что сдружился с Риной, но что-то помешало. Почему-то казалось, что во время встречи с родителями за ними кто-то наблюдает, хотелось вести себя холодно, отстраненно, сохранить секрет, что по ночам он может гулять по школе без разрешения. Но эти люди… Женщина с каштановыми волосами, мужчина в серой жилетки, оба с такими добрыми глазами, будто весь мир сосредоточен в Никаноре… Наверное, биологическим родителям будет приятно, что он, будущий великий гений, послушал их, бесперспективных, и подружился с девочкой. «Ладно» – громко сказал Ники и сам испугался собственного голоса. Он замер, прислушиваясь, не нарушил ли идеальную тишину ночного коридора школы-интерната. Тихо, но сердце колотится так, будто Тридцать Пятый его услышит и прибежит за секунду, чтобы наказать нарушителя. «Завтра расскажу им про Рину» – шёпотом сказал он сам себе и по-кошачьи мягко пробежал оставшиеся обороты к своей комнате.

7. День Рождения

Из всех переживаний, которые встречаются у человека на пути в течение его жизни, самой двойственной природой обладает сон. Сколь бы ты ни был целеустремленным, стремящимся к великим достижениям малым, всё твоё естество будет противиться прервать сон в мягкой, как воздушная морская пена, кровати. Но едва ты проснёшься, осознаешь, что новый день начался, а ты уже как лишние тридцать минут нежишься в постели, тебя захлестнут страх и раскаяние. Страх потери ценного времени и раскаяние за то, что дал себе слабину. Особенно, если ты проспал в свой же День Рождения. И пусть никто, даже твой единственный друг, не знает, что именно сегодня, ровно девять лет назад ты родился. Пусть празднования персональных дней не разрешаются в школе. Пусть даже для всех это будет самый обычный будничный день, в который нужно учиться. Но для тебя…, несмотря на всё это, те тридцать минут, на которые ты сегодня дольше валялся в кровати, безжалостно уничтожили ценное время глубоко любимого тобой дня.

Резко вскочив с кровати, Никанор помчался выполнять утренние процедуры. Пока он находился в камере для очищения, в комнате раздался шум и глухой грохот. Он насторожился и постарался отделить шум потоков воздуха, дезинфицирующих его тело, от внешнего источника. Услышав голоса, он напрягся. Обычно в комнаты не входят без предупреждения. Хотя, наручный браслет ведь нужно снимать перед процедурами, может быть, сообщение и было. Сердце билось так сильно, что казалось всё тело пульсирует в такт с ним. Ники мысленно взмолился, чтобы устройство поскорее закончило свою работу. Он пытался понять что другим людям нужно в его комнате. Хорошо, что засунул подаренный Риной платок ей под матрас. Если это какая-то проверка, то были бы вопросы, на которые он ещё не придумал ответов. Разве могут учителя вот так просто заходить в комнату? Или это не учителя? Незаметно для себя, Ники начал дёргать указательным пальцем левой руки, неосознанно повторяя жест главного учителя.

Мучительно долгая утренняя процедура наконец-то закончилась и он огляделся в поисках чего-то, чем можно прикрыться. Невежливо появляться перед взрослыми совсем голым. Такое допускалось только на внешнем медицинском осмотре. Шум в комнате стих, никаких голосов больше не было слышно. Надев наручный браслет, Ники проверил пропущенные уведомления. И правда, было сообщение, что к нему придёт главный учитель. Стоп, что? Главный учитель? Тот самый больной толстяк, которого ученики видят только при старте новой образовательной программы? Который никогда не заходит в башню общежития и уж тем более не общается с детьми? Прикусив губу, Ники почувствовал как шея сделалась каменной и, будто сопротивляясь таком превращению, он дёргал головой из стороны в сторону, не решаясь выйти из комнаты для очищения. Уже поднеся палец к кнопке открытия двери, он настороженно замер и ещё раз оглянулся. Никакой одежды тут нет, вся в комнате, придётся встречать гостей голым. Он поставил одну ногу на пальцы, отчего каждая костяшка кроме мизинца прохрустела. «Ладно» – уговорил он себя прижать палец к сенсорной кнопке.

Неуверенно высунув голову из маленькой комнатки, Никанор не увидел никого постороннего и не заметил никаких изменений в своём жилище. Он спешно сделал шаг и быстрым движением схватил одежду с полки. Испуганно озираясь по сторонам, Ники торопливо оделся и присмотрелся к кровати. Поверхность слегка продавлена, будто только что на ней кто-то сидел. Кто-то, кто испарился в воздухе. Мальчик окинул взглядом остальные предметы интерьера. Пустой шкаф стоял нетронутым, на столе никаких следов сдвинутых со своих мест предметов. Если бы у него было что-то вроде порошка, которым уборщик посыпает пол, он бы мог узнать личности непрошенных гостей. Ники озадаченно пожал плечами и склонил голову на бок, стараясь понять причину обыска. В том, что в его комнате кто-то что-то искал, он, почему-то, был абсолютно уверен. Но кто? И что? Завибрировал браслет и Ники вскинул руку посмотреть сообщение. Не успел он прочитать, что к нему снова придёт главный учитель, как створки входной двери мягко разъехались и на пороге появился толстяк. Он превосходил мальчика в росте раза в два, а по ширине в нём поместилось бы ещё несколько таких, как Никанор, девятилеток. Мужчина, из под слегка опущенных век, пустым взглядом окинул комнату и, заваливаясь на левый бок, подошел к кровати. Грузно присев на мягкую поверхность он издал звук, похожий на скрип, будто его суставы давно подлежат ремонту или и вовсе утилизации. Замерев на одном месте, Никанор внимательно следил за каждым движением, стараясь подметить и сохранить в памяти даже незначительную деталь внешнего вида главного учителя, его поведения и звуков. Любознательность победила страх и мальчик с прищуром вглядывался в лицо мужчины, который ещё не произнёс ни единого слова. В сравнении с огромным учителем, Ники почувствовал себя песчинкой и чуть было не переключил восприятие на придуманную и запертую в его подсознании личность сидящего перед ним человека, чтобы сравнять счёт.

– Здгавствуй мальчик, – не дал главный учитель Никанору погрузиться в собственные мысли и, наконец-то, сказал хоть что-то.

– Здравствуйте, сэр, – почтительно кивнул Ники и насупился, не понимая почему добавил «сэр», такое обращение никто не использует. Видно, набрался глупостей от Рины, хоть бы не влетело за это.

– Ты, значит, будущий начальник министегства здгавоохганения… – мужчина тяжело дышал, после каждого слова делая паузу.

– Надеюсь, – робко ответил Ники не понимая к чему ведётся разговор и какая причина визита.

– В будущем не заставляй меня ждать, – недовольно сглотнув, прохрипел учитель и объяснил, – ты заставил меня стоять за дверью двадцать минут.

Забегав глазами, Никанор активно закивал головой, стараясь извиниться:

– Я…, камера чистки не открывается…, не видел…, браслет лежал, думал вы тут, – выпалил бессвязный набор слов мальчик, чувствуя себя очень виноватым.

Выражение лица главного учителя не изменилось. Ники подметил, что кожа его свисает больше, чем на изображениях в базе данных. Щёки почти на уровне подбородка, будто их умышленно тянули вниз. И лицо, в целом, вместе с глубокими морщинами на лбу, у глаз и возле уголков рта, напоминает больше старого носорога, чем человека. Вдруг взгляд учителя молниеносно в чём-то изменился, глаза будто сверкнули искрами, желая сжечь Никанора, оставив от него только горстку пепла. Все внутренние органы мальчика будто съежились, но он не хотел показывать испуг.

– Встгеч с биологическими годителями у тебя больше не будет. – устало произнёс мужчина, будто говорит нечто обыденное, рутинное.

Все вопросы и слова в голове Ники, когда до него дошёл смысл сказанного, слились воедино, сжались в плотный шар и лопнули от перенапряжения. Он посмотрел в лицо этого больного обрюзгшего мужчины и часто заморгал не зная что сказать или спросить. Не дожидаясь реакции мальчика на сообщение, главный учитель продолжил:

– Мы, – сказал он и громко выдохнул, – очень ценим тебя, мальчик. Поэтому, – он взглянул на открытую дверь и снова повернулся к Никанору, – дадим детали. Не был бы ты гением, было бы… – наверное, здесь он хотел сказать «проще», но после секундной заминки добавил, – иначе.

Почувствовав лёгкий туман в голове, Никанор заметил, что комната как-то искажается и заваливается. Он присел на стул и сцепил за спиной руки в замок, стараясь создать впечатление, что разминает спину.

– Они были очень плохими людьми, – гнусаво продолжил мужчина, – поэтому… – он не успел договорить, как Никанор, не ожидая от себя, вскочил и громко крикнул:

– Хорошие! Они хорошие! И они есть и будут всегда! – выпучив глаза Ники подпрыгнул к мужчине, который в сидячем положении был чуть ниже его.

– Мальчик, – поднял руку главный учитель и помахал ей, будто хочет рассеять дым, – ты умный мальчик, – он ни разу не обратился к Никанору по имени, – тебе пгидётся выслушать молча и пгинять всё как есть.

Представив как отпускает пощёчину за обман этому неприятному толстяку, Ники дёрнул плечом, но ничего не сделал. Противный писклявый голос где-то внутри сознания скомандовал сесть и слушать молча, как сказал самый главный учитель школы, который нашёл время прийти и лично рассказать всё.

– Мальчик, – продолжил мужчина когда Ники сел обратно и не моргая уставился на него, – как бы тебе это объяснить, – он задумчиво почесал лоб.

– Я гений, – раздув ноздри прервал Никанор, – можете говорить как есть.

– И то так, – согласился учитель, слегка качнув головой, – Иван и Дарья Треумовы осуждены на полное исключение из общества и ссылку на необитаемую территорию.

– Но почему?! – снова повысил голос Ники, вспомнив добрый и ласковый мамин взгляд, полный любви. – Почему? – прошептал он, прикоснувшись к верхней пуговке серого жилета, постоянно расстёгнутой, как у отца.

– Нарушение двести восемьдесят второй статьи мирового соглашения о нормах поведения в обществе. – мужчина замер и приложил руку к груди, слушая сердце, – Если бы не их заслуги перед обществом, то их погрузили бы в вечный сон.

Никанор молчал, голова гудела, а каждое только что услышанное слово отдавалось эхом, будто он находится в маленькой комнатке, а жуткие новости, как аудиозапись, крутятся на повторе. Не в силах нажать на паузу и прервать эту словесную какофонию в своей голове, Ники молчал. Ему даже показалось, что он забыл как дышать, несколько вдохов и выдохов получились такими вымученными, сложными.

– Ты в этом году будешь изучать все законы, – добавил мужчина, осознав, что основы мирового соглашения ученикам до девятилетнего возраста даются на уроках выборочно, – но скажу тебе пгямо. – главный учитель сделался очень серьезным и даже выпрямил спину, – они сегьезные пгеступники и наше счастье, что их кгупиговку активных беспегспективных уничтожили так быстго. – он облокотился ладонями на колени и медленно встал.

Никанор с ненавистью смотрел на этого толстого ущербного человека, который лжёт. Его родители не могли быть преступниками. Не находя объяснений своим мысленным утверждениям, Ники просто кричал в своей голове «не могли!», но сцепив зубы молчал, уставившись куда-то сквозь пространство.

– Ты всё поймёшь, мальчик, – мужчина подошёл к не двигающемуся Никанору и положил руку ему на голову.

«Не трогай! – Ники хотелось вскочить и толкнуть мужчину, выгнать из своей комнаты, – это мои волосы, такие же как у мамы!». Он сцепил зубы и молчал. Верхняя челюсть давила на нижнюю так, что казалось, как только мальчик откроет рот, зубы осыпятся мелкими крошками.

– Пгосто надо это пегежить, – добавил мужчина и взъерошил рукой копну отросших каштановых волос Никанора.

Когда главный учитель ушёл, Ники набрал слюны во рту и сплюнул прямо на пол, рядом со стулом, с которого не поднимался ещё минут пятнадцать. Он встал, голова болталась из стороны в сторону. Не чувствуя себя, Никанор размазал подошвой плевок со вкраплениями красного на полу, видимо, прикусил щеку, пока слушал новости. Горло пересохло, а ноги стали мягкими, как нагретые нити для 3Д принтера. Мальчик обессиленно опустился на колени там же, где размазал слюни. Он положил руки на пол, ощущая прохладу неживой поверхности. У него были родители, Рина просила передать им привет. Ники наклонился к рукам, положив на них лицо. «Мама, папа, – подумал он и почувствовал, что глаза стали горячими, как неотрегулированный воздух при дезинфекции, – у меня есть друг». Ники вдавил голову плотнее в кисти рук, так, чтобы было больно, невыносимо больно. «Мама, папа – подумал он, – я люблю вас». Глаза стали влажными, Ники старался давить ещё сильнее, чтобы прекратилось это ужасное, сдавливающее чувство внутри, от которого хочется превратиться в неживую машину, раствориться в поверхности стен, чтобы бездушно выполнять свои задачи. Он вспомнил как в прошлом году родители шёпотом, чтобы не услышал обслуживающий персонал школы, спели ему песенку «С днём рождения». Так некрасиво, не в такт даже друг с другом, что уж говорить о воображаемом ритме. Но от этой песенки, их улыбок и нежных прикосновений было так тепло и светло. Ники прошептал «С днём рожденья меня» и неудержимо заплакал не в силах остановиться.

8. Конвой

Когда не знаешь, где истина, а где ложь, лучше всего побыть наедине с самим собой. Спрятаться, как маленький ребёнок, даже если тебе уже девять лет, в уголочек, где никто тебя не найдёт. На два дня Никанора освободили от занятий, но прислали на браслет инструкции, которым он обязан был следовать. Утром, днём и вечером должен посещать камеру сенсорной депривации по часу каждый сеанс. Питаться нужно небольшими порциями шесть раз в день, чтобы организм всё время чувствовал себя чуточку голодным и тем самым снижал эмоциональное напряжение. А после этих двух дней отдыха ему предстоит внеплановое сканирование потенциала, к которому нужно подготовиться.

Помимо общих рекомендации, в его образовательный план добавили новую историческую программу для погружения в виртуальную реальность. Он мельком посмотрел описание, это было нечто вроде игры, где предстояло в ускоренном режиме пройти путь становления мира во всём мире. Находиться в этом интерфейсе он мог только с учителем истории, который судя по всему, будет давать комментарии о том, как было всё на самом деле и почему именно так. Наверное, можно будет смоделировать ситуации, если бы всё происходило иначе и посмотреть, к чему бы это привело.

В первый день одиночества Никанор не мог собраться с мыслями, а силы, которые ранее заставляли его двигаться, будто испарились вовсе. Он весь день пролежал в кровати лицом к стене, отказываясь поверить, что больше не увидится с родителями. Мальчик бил в стену кулаками, отчего к вечеру костяшки были сине-красными, опухшими, и проклинал тот день, когда проникся к бесперспективным маме и папе какими-то чувствами. Лучше бы обидел их чем-то, чтобы они больше не приходили, чтобы он не ждал дня своего рождения как праздника, в который случается чудо. В конце концов, эта ситуация показывает насколько же он сам ещё маленький и глупый. Гений. Смешно. Эти взрослые обвели его вокруг пальца. Все взрослые! Начиная от учителей и заканчивая родителями. Или всё не так, а как-то иначе?

Мысли Никанора метались от одной крайности к другой, а с глаз, казалось, никогда не спадёт припухлость. Тело ныло, будто подверглось какому-то сильному сжатию, давлению. Он пытался обращаться к своему мозгу, интеллекту, за который был удостоен статуса гениального, но в ответ слышал только невнятный гул и голоса весело приветствующих его родителей. У мамы звонкий, но одновременно с этим мягкий, а у папы низкий, будто гудение какой-то машины. Задремав, Никанору даже показалось, что он чувствует сладкий цветочный аромат и женский смех. Он резко поднялся, судорожно озираясь, но в комнате не было никого.

Три раза за день, как и написано было в рекомендациях, наручный браслет напоминал о том, что пора расслабить тело. Ники положил назойливое устройство на пол, накрыл подушкой и прижал стулом, чтобы не слышать наставления от гадостных людей, которые ничего не понимают. А и правда, кто говорит, что они что-то понимают? Сканеры потенциала? Кто бы и что бы это ни было, ещё не значит, что они решили правильно. Не зная за какую мысль хвататься и что делать, Никанор заснул, так и не выполнив ни одного предписания.

Пока мальчик отказывался смотреть на что-то кроме своей стены, в его комнате появился небольшой круглый столик, на котором наутро стояло уже семь небольших порций разной еды. Он спустил ноги с кровати и вяло глянул на обновление интерьера. Разноцветные шарики на тарелках не имели никакого запаха – концентрированные микроэлементы с добавлением нейтральных продуктов. Ощутив, что сутулится, Ники выпрямился, но почувствовал, что сил на то, чтобы держать спину ровно, нет никаких. Он встал, опираясь рукой на кровать, и подошел к двери, разглядывая одноразовые тарелки с неглубокими синими бортиками. Зафиксировав движение в комнате, сверху пшикнул освежитель воздуха. Машина для утилизации одежды клянчила отдать пижаму, мигая зелеными лампочками. Никанору вдруг жутко захотелось выйти из этой замкнутой, серой комнаты. Раньше в домах были окна, через которые можно было смотреть на жизнь снаружи, так говорила Рина. Обернувшись, Ники тоскливо уставился в монитор, который имитировал колосящееся бескрайнее поле. Там будто бы гулял ветер, ласково перебирая каждую травинку, светило солнышко и летали черные птицы, вид которых неразличим издалека.

Внезапно раздался непонятный шум и на пол с грохотом приземлился стул. Вспомнив, про электронный браслет, Никанор медленно подошел к подушке, валяющейся на полу. Да, именно его персональный браслет, помещённый в замкнутое пространство и регистрирующий силу давления, был тем источником беспокойства, который прервал просмотр зацикленной природной анимации – через десять минут там птицы снова рассекли бы небо.

Тяжело вздохнув, мальчик плюхнулся рядом с упавшим стулом, сел в позу лотоса и достал браслет, который, кстати, должен был всегда, кроме процедуры очистки тела, находиться на руке у каждого ученика. Замелькали уведомления, отмеченные пульсирующим красным колокольчиком. Ники прищурил глаза и расфокусировал зрение для обмана устройства. Он не увидит текст, но устройство сочтет, будто он его прочитал.

Пока мальчик прокручивал нескончаемую цепь сообщений, будто бы с выдохом, расползлись створки входной двери. Он повернулся, но в комнату никто не вошёл. Надев браслет, Ники медленно встал и подошел к дверному проёму, осторожно выглядывая в коридор. Покрутив головой, он увидел ряды таких же, как он сам, ничего не понимающих учеников. Некоторые, так же как Никанор, высунули только голову, другие вышли за порог, стараясь рассмотреть что скрывается за витком спирального коридора. Сверху, откуда-то очень высоко, послышался треск и несколько громких мужских голосов. Потом появился звук, будто что-то тяжёлое, разрушающее поверхность, тащат по полу.

От предчувствия чего-то нехорошего живот Никанора, за сутки без еды сделавшийся впавшим, втянулся ещё сильнее, стараясь собрать из организма хоть какие-то остатки пищи, чтобы восполнить силы. Мальчику пришлось быстро схватить один из шариков со столика, закинуть в рот и проглотить. Жевать их было не обязательно, пусть желудку будет больше работы. Ники потёр глаза и хотел вернуться в кровать, как мужские голоса раздались ближе. Ученики медленно, настороженно подходили друг к другу, огибая Никанора, о чём-то шептались, потом пожимали плечами и, замерев на месте, смотрели выше по коридору. Никанор сделал десяток шагов вниз, надеясь увидеть Рину, но до её комнаты было далеко, а от своей лучше в этой непонятной ситуации не отходить.

– Иди! – прогрохотал свирепый мужской голос будто над ухом.

Ники дёрнулся и вытянулся, не решаясь шевельнуть даже пальцем. Сделалось так страшно, что слабость как рукой сняло. С верхнего витка коридора появились два безобразно мускулистых, огромных увальня, не слишком похожих на людей. Каждый раза в три раза выше Никанора, который был не самым низким из девятилеток. Им даже до потолка оставалось совсем немного, казалось будто поднимут руку и дотянутся.

А посредине, между ними и чуть поотстав, плёлся тот самый главный учитель, с которым он общался позавчера. На цепи, со скрежетом волочащейся по полу.